— Эх, прошляпили с этим Львом Константиновичем, — досадливо вздохнул Лосев и спросил у Лены: — Кто же он такой, неизвестно?

— Нет, — покачала головой Лена. — Пока нет. У Нины, видно, роман с ним. Бобриков ей сказал: «Твой драгоценный». И Липа подтверждает, что роман. А вот о Льве Константиновиче и она ничего не знает.

— Даже Липа не знает, — иронически протянул Лосев, — Представляете? Но этот самый Дима, которого мы ищем, по связям Бобрикова, видимо, проходит. Раз Бобриков в машине с ним сидел. И по связям Нины Дима проходит, так ведь? — Он посмотрел на Лену.

— Она Диму знает, — подтвердила Лена.

— Ну-ну. Эту работу, милые мои, надо продолжать, — заключил Цветков. — Ищите новые подходы к объектам, новые способы, пути. Выдумка нужна. Смелость нужна. Людей надо понимать. Из этого и работа наша складывается. Из этого, — он погрозил кому-то очками. — А то думают, одна у нас стрельба да погони. Так и пишут, так и кино снимают. А на самом деле, если хотите знать, — Федора Кузьмича на минуту вдруг «повело», как выражался Лосев, это случалось с ним теперь чаще, чем раньше, — на самом деле, стрельба да погоня чаще всего означают нашу ошибку, или когда ничего другого не придумали, или те оказались умнее нас. Я вот так полагаю.

— Однако иногда стрелять все же приходится, — самолюбиво заметил Лосев. — Все-таки не с учениками церковноприходской школы дело имеем.

— Какой-какой школы? — заинтересовался из своего угла Шухмин.

— Была такая при царе, — ответил Лосев. — Тихие детки учились.

— Ну, хватит, — вмешался Цветков. — Вечно ты, Лосев, чего нибудь скажешь. Какие еще связи изучили?

— Вот Усольцев отыскал помощника администратора театра, у которого Дима контрамарки брал, — сказал Лосев.

И все посмотрели на Усольцева.

— Ну, давай, Усольцев, — кивнул Цветков, — Чего тебе там удалось?

— Не знает он того Диму, — через силу выдавил из себя Виктор, сам удивляясь охватившей его вдруг неуверенности.

— А контрамарки все-таки давал ему? — спросил Цветков.

— Один раз. Чуть не год назад.

— Гм… — хмыкнул Цветков. — Но Диму этого, выходит, все же запомнил?

— Не очень твердо…

— Что-то, Усольцев, ты сам не очень твердо говоришь. Беседа-то у вас получилась?

— Самая задушевная, мне кажется, — иронически вставил Откаленко.

— Получилась, — хмуро ответил Усольцев, проклиная себя за свою неуверенность.

— Ладно, — кивнул Цветков. — Ты, Лосев, разберись с этим делом. Чувствуется какая-то недоработка. А теперь послушаем коллегу. — Он посмотрел на Албаняна. — Что-то он все молчит.

— Причем загадочно, — усмехнулся Лосев. — А это кое-что означает.

— Да, дорогой, означает, — со скромной гордостью согласился Эдик. — Картина обрисовывается такая. Преступники явно москвичи, так?

— Ну, так, — согласился Лосев.

— А вот обе угнанные ими машины-из Рязанской области. Ту, первую, которая сейчас у нас, сегодня опознали.

— А насчет второй откуда ты знаешь? — спросил Откаленко.

Албанян хитро улыбнулся, сверкнув белками глаз.

— Представь себе, дорогой, догадываюсь.

— Это почему?

— Вот почему. — Эдик сразу стал серьезен. — Такая картина наблюдается: почти на границе с Московской областью, но, однако же, обычно в соседней, чтобы нам на глаза не попадаться, расположились некие колхозные цехи. Это вообще-то разрешено, это законно, это полезно. Но! Производство в таком цехе должно быть налажено на отходах или, скажем, на сырье самого колхоза. Ясно? А там порой делают, что угодно. Председатель смотрит сквозь пальцы: колхозу выгодно, цех большую прибыль дает. Пусть себе изготовляет, допустим, целлофановые пакеты даже или там косынки, леденцы, губную помаду…

— Постой, постой! А финансовые органы, а госконтроль?! — воскликнул Лосев. — Они зачем?

— Вот, — удовлетворенно произнес Албанян и снова хитро улыбнулся. — Слова не мальчика, но мужа. Отвечаю. Организаторы таких цехов-тоже не мальчики. Ловкость рук, дорогой, чтоб ты знал. И, конечно, неслыханный барыш.

— Ну, а почему у границы с Московской областью? — снова спросил Лосев.

— Потому что дельцы из Москвы. Им далеко ездить на работу, — Эдик саркастически подчеркнул последнее слово, — неохота. Так вот, мы установили, что некоторым из этих цехов требуется для их незаконной продукции лимонная кислота. Пока назову тебе три пункта, дорогой. Горелое, Сухой Лог и Лялюшки.

— Значит, надо вокруг этих цехов поработать, — сказал Лосев. — Осторожно, конечно.

— Верно говоришь, — ответил Эдик. — А для этого тебе нужна командировка, — Албанян посмотрел на Цветкова. — И возможно, не на один день. Там люди серьезные. А потом подключимся и мы.

Глава 4

В Лялюшках

Уже вечерело, когда Виталий сошел на небольшой станции, где даже не каждый поезд останавливался.

Высоченные деревья, голые и хмурые, уныло выстроились вдоль длинной платформы и с двух сторон подступали к одноэтажному и довольно симпатичному зданию вокзальчика, новенькому, сложенному из красного кирпича, с белыми рамами окон и дверьми.

В зале ожидания было светло и тепло. Слева от окошечка кассы-буфет. Там за прилавком стояла полная немолодая женщина в белом халате. За ее спиной на подставке сопел огромный блестящий самовар, Виталий подошел к буфету, рассмотрел выставленные под стеклом бутерброды с потрескавшимися сырными ломтиками и тушками какой-то рыбки, блюдца с красноватым винегретом, сметану в граненых стаканах и решил, что с голода он тут не умрет. А чай — это было вообще отлично, С чая он и начал.

— Попрошу два стакана, — сказал он. — Раз самовар, значит, чай должен быть отличным, так я полагаю.

— Какой уж есть, — сухо ответила женщина, окинув Виталия настороженным взглядом, и спросила: — С поезда?

— С поезда, — подтвердил Виталий. — Вот погреюсь у вас и дальше двинусь. Деревня Лялюшки далеко будет? Как туда добираться?

— Два раза в день автобус. Час назад последний ушел.

— А километров сколько туда?

— Поболее двадцати будет.

— Да-а. Пешком не доберешься.

Женщина тем временем выставила перед ним два граненых стакана с чаем, блюдце с сахаром и все так же сухо спросила:

— Чего еще?

— А еще вот с сыром два бутерброда, — ответил Виталий и, в свою очередь, спросил: — Чего это вы, мамаша, такая суровая?

— А чего радоваться-то?

— Как чего? — улыбнулся Виталий. — Вот, к примеру, хороший человек перед вами стоит. А говорят, ласковое слово и кошке приятно.

Женщина хмуро посмотрела на Виталия, но уголки ее рта все же дрогнули в улыбке.

— Какой ты человек, не знаю, — сказала она. — Вижу только, что длинный, И чего в наши края пожаловал?

— Дружка ищу. В армии вместе служили. Сейчас вроде в Лялюшках живет.

— Как звать-то?

— Петр. А фамилия Свиридов. Не слыхали?

— Ну, в Лялюшках, может, и живет. А у нас тут такого нет. Заночевать тебе надо, — неожиданно сказала женщина. — Куда на ночь глядя пойдешь? А утром автобус будет.

— Где же у вас тут заночевать?

— Вон, прямо через площадь. Дом приезжих.

Наутро Виталий уже стоял в длинной очереди на автобус.

В голубом небе сияло солнце, било в глаза. Небольшой поселок казался добрым и уютным, несмотря на грязь и снег вокруг. Тянулись косые дымки из труб потемневших за зиму домиков. Сильный ветер раскачивал деревья. Люди в очереди поеживались от холода, пытаясь спрятаться за спинами стоящих впереди.

Неожиданно кто-то хлопнул Виталия по плечу. Он оглянулся. Перед ним, улыбаясь, стоял парень из Дома приезжих, которого Виталий видел у стола дежурной.

— Здорово, — сказал он. — Признаешь?

— Ясное дело, — ответно улыбнулся Виталий.

— Куда путь держишь?

— В Лялюшки надо.

— Идем подвезу. Вон моя родимая стоит. — Парень указал на грузовую машину возле Дома приезжих. — Мне как раз по пути.

Они зашагали к машине.

— А ты откуда? — спросил Виталий.