– Вы хотите сказать, что и Фридрих Бенеке, и Михаэль Крон, и Отто Горовиц тоже еще находятся в морге?

– Не знаю. Наверное.

Мне вспомнилась мрачная шутка Джаича по поводу того, что, если антикварщики не захотят собраться у Юрико, их соберут потом в морге. Как выяснилось на практике, одно не исключало другого.

– А муж делился с вами своими… производственными проблемами?

– Мы ведь поженились совсем недавно. Можно сказать, что с тех пор он делами практически и не занимался. Уже началась эта охота на торговцев антиквариатом, эта травля, так что…

– А как вы познакомились?

Она с вызовом посмотрела на меня.

– Это тоже требуется для вашего расследования?

– Не всегда заранее удается предугадать, что может пригодиться, а что нет.

– Ладно. – Марина уселась поудобнее, поджав под себя ноги. – Я ему написала. Адрес дала мне подруга. Сказала, что если я хочу жить по-человечески, нужно искать мужа за бугром. Напиши, приложи пару своих фотографий. Сама знаешь каких.

– А каких?

Марина хмыкнула, затем соскользнула с кресла и скрылась в одном из украшавших холл арочных проемов. Тут же возвратилась с двумя цветными фотографиями. На одной из них она была снята в мужской рубашке, в наиболее выгодной степени демонстрировавшей стройные загорелые ноги. На другой – на каком-то пляже в одних лишь плавках. Плавки были цвета морской волны, от матерчатого треугольника две веревочки взлетали высоко наверх, сладострастно огибая бедра. Грудь была обнажена, на ней виднелись капельки воды.

– Как я его понимаю! – воскликнул я.

– Это следует расценивать как комплимент?

– Увы, хотя я прекрасно понимаю, что расточение комплиментов – не самый короткий путь к вашему сердцу. Таких женщин, как вы, комплиментами не проймешь. Ведь вы получаете их от воздыхателей в невообразимом количестве. Напротив, если проявить по отношению к вам некоторое безразличие, граничащее, простите, с хамством, то шансы значительно возрастут.

– Любопытная теория. – Она улыбнулась. – Из этого следует, что вам хотелось бы мне нахамить?

– Хотелось бы, – признался я, – но не получается.

– Жаль, у меня появилось бы больше твердости в намерении выставить вас за дверь. Я ведь сразу поняла, что вы явились сюда не как детектив.

– И это вас оскорбляет?

– Нисколько. Просто вам не терпится, чтобы я улеглась с вами в постель, а я не могу.

У меня мигом пересохла гортань. Точно так же, как утром, когда я впервые услышал, что Анатолия Косых уже нет в живых.

– Почему? – прохрипел я.

– Потому что у меня только что умер супруг, а я не могу, как это говорится в анекдоте, «медленно и печально».

Значит она все же питала к мужу какую-то долю симпатии! У меня чуть было не вырвалось: завидую вашему супругу.

– Он был убит, как и все остальные: застрелен, стоя на коленях?

– Не знаю, еще не готово заключение экспертизы.

– Ну и что вы намерены теперь делать?

– Жить. Для начала, конечно, нужно выучить немецкий язык.

– Он вам оставил какие-нибудь средства к существованию?

– О, да!

– На этот счет имеется завещание?

– Конечно, он ведь предполагал, что все может закончиться именно так. Он чувствовал.

– А другие наследники? Существуют они в природе?

– Послушайте, – в ее голосе зазвучало раздражение. – Зачем вам все это нужно?

– Я ведь уже говорил, что…

– …никогда не узнаешь заранее, что именно потом может пригодиться, – докончила она за меня.

– Совершенно верно.

– Да, имеются и другие наследники, но основную часть своего состояния он завещал мне. – Внезапно она сделалась холодной, как Млечный Путь. – Теперь вы скажете, что у меня были личные основания желать его смерти, и, поскольку я не захотела лечь с вами в постель, потратите максимум усилий, чтобы доказать мою причастность к убийству.

– Напрасно вы так, – сказал я оскорблено. – Убийство вашего мужа – лишь одно в целой серии кровавых преступлений. Никому и в голову не придет вас обвинять. Хотя, конечно… – я запнулся. – Может возникнуть мнение, что вы решили воспользоваться благоприятной ситуацией и…

– Так я и знала! – с яростью прокричала она.

Я еще раз взглянул на фотографии.

– Нужно дождаться результатов экспертизы. Если выяснится, что Анатолия Косых убили из того же оружия, что и остальных, с вас полностью снимут всякие подозрения.

– А если нет?

– Если нет, то, пожалуйста… – Я выдернул листок из блокнота и написал свой адрес на Паризэ штрассе. – Будут какие-нибудь проблемы – обращайтесь.

– А телефона у вас нет?

Я поколебался.

– Телефона нет. – Мне захотелось, чтобы, если уж во мне появится необходимость, она явилась сама.

Мы распрощались.

В поисках желтых роз я обошел по крайней мере пять цветочных магазинов. Наконец у меня в руках оказался приличный букет, и можно было с чистой совестью появиться в гостинице «Черчилль», где остановилась Изабель.

Я ее не застал. Разыскав в книге фамилию Демонжо, портье скользнул взглядом по доске с ключами и отрицательно покачал головой. Я расстроился. Сегодня был явно не мой день.

Послонявшись с букетом роз по близлежащим торговым точкам, я забрел в Гастдтте[6], где слопал какой-то странный рассольник, запив его пивом, и еще раз повздыхал о превосходной кухне «Блудного сына» Потом предпринял вторую попытку повидаться с Изабель. Однако портье, в этот раз даже не взглянув на доску с ключами, состроил отрицательную мину. Я вздохнул. Розы уже утрачивали свою первозданную свежесть.

Я повернулся, чтобы уйти, и тут же столкнулся со своей мадам. Она была в легком желтом платье и шляпке, особенно удачно оттеняющей необычный цвет ее волос. Только желтых роз ей и не хватало.

– О, господин Мегрэ! – воскликнула она. – Русский Мегрэ. Кого я знаю из русских мегрэ? – Она напрягла память. – Майор Пронин! Верно?

– Еще удивительно, что вы вообще слыхали это имя.

– Я очень люблю русскую литературу и русский народный фольклор.

– Тогда мы могли бы найти много общих тем для разговора.

Она огляделась по сторонам.

– Поговорим здесь?

В последний момент мне удалось подавить возглас разочарования. Сегодня не мой день! Не мой! Не мой! Но потом в голову пришла спасительная идея.

– А цветы! Розы нужно немедленно поставить в воду, иначе они завянут.

– Верно, – согласилась она. – Придется подняться в номер.

Комната у нее была достаточно скромной: без балкона и ванной. Имелись только туалет и душ. Мебель – светлая, на полу – ковровое покрытие серого цвета в крапинку. Она наполнила водой вазу, скучавшую на письменном столе, и опустила в нее цветы.

– Выпьем чего-нибудь? – предложила она.

– С удовольствием.

В баре нашлась бутылка итальянского вермута. Изабель разлила его по бокалам. Я терпеть не могу крепленые вина, но вермут неожиданно показался мне приятным. Я воспринял это как добрый знак.

– О чем поговорим? – она отхлебнула из своего бокала. – О Льве Толстом? О Достоевском? О русской народной традиции?

– Лучше о культурно-криминальной группе «Фокстрот», – отозвался я. – И о Дервише.

Она вздрогнула.

– Неужели все русские детективы столь прямолинейны?

– Не все, – возразил я. – К примеру, мой напарник Джаич любил разводить турусы на колесах, позаниматься словоблудием. Только где он сейчас?

– Словоблудие, – медленно повторила она. – Интересное слово.

Несмотря на вермут, совершенно не чувствовалось, чтобы между нами росло взаимное влечение. Влечение оставалось односторонним и это заставляло меня становиться все более агрессивным.

– Итак, Дервиш, – произнес я, словно бы подводя черту подо всем ранее сказанным.

– Дервиш, – повторила она и снова сделала глоток. – По-моему, наиболее яркий образ дервиша в литературе создан в восточной сказке «Аладдин и волшебная лампа». Это, конечно, не русский фольклор. Не Иванушка-дурачок, не Илья Муромец, не Василиса Прекрасная. Но «Аладдин» на Руси всегда пользовался любовью, и вы, наверняка, помните, чего хотел Дервиш?