Во время жатвы Линн вместе с другими детьми – Гонлетами, Льюппиттами, малышами Риггами – помогала делать жгуты из соломы, которыми потом взрослые работники перевязывали снопы. Детские руки быстро уставали, и тогда она принималась бродить от одного снопа к другому, собирая в маленькие букеты вьюнки, темно-красный клевер и вику. Когда наступало время обеда, Линн с Джеком устраивались в тени, падавшей от живой изгороди, ели сыр с хлебом, запивая сидром.

– Сколько колосков на этом поле?

– Ну-у-у, я этого не знаю, их слишком много, – сказала Линн.

– Тебе и не нужно их считать. Просто подумай о каком-нибудь большом числе и все.

– Сотни, и тысячи, и миллионы, и биллионы.

– Да, пожалуй, ты права.

– Почему у ячменя усики?

– Ты мне задаешь трудные вопросы, – заметил отец. – Мне бы и самому хотелось это знать. Они такие колючие, забравшись в рубашку, щекочут так, что просто иногда изводят меня. Наверное, усики растут на колосках для того, чтобы злить нас и заставлять ругаться.

– Ты не должен ругаться, это нехорошо, – сказала Линн.

– О, и кто же так говорит?

– Мисс Дженкинс.

Мисс Дженкинс была учительницей в классе Линн. Она казалась человеком из другого мира, словно была не из плоти и крови. Нет, она была гласом Божьим, в меховом жакете и с черной сеточкой для волос на голове.

– Она что, никогда не ругается, твоя мисс Дженкинс?

– Нет, – ответила Линн испуганным тихим голоском.

Она даже представить себе не могла, чтобы мисс Дженкинс ругалась.

– Неужели она никогда не говорит: «Да провались ты пропадом!» и «Хватит болтать чепуху!»

– Нет, никогда!

– Тогда, значит, мисс Дженкинс никогда не донимали усики от ячменя. Я это знаю точно!

– Мисс Дженкинс говорит…

– Да? Ну и что она говорит?

– Мисс Дженкинс говорит…

– Так, мы сейчас услышим что-то интересное. Я просто чувствую это.

– Мисс Дженкинс говорит: «Господи Боже мой, силы небесные!»

– Правда? Это ее слова? Я просто не могу этому поверить!

– А иногда она говорит: «Черт возьми!»

– Вот так-так. Как я и говорил тебе, она иногда тоже ругается, как все мы.

Время от времени Джек и Линн обедали по воскресеньям в большом господском доме. Там они должны были вести себя прилично… А мисс Филиппа хотела, чтобы они обедали у нее каждый день. Она была уверена, что мужчина не мог готовить нормальную и вкусную пищу для себя и для маленького ребенка. Но Джек старался бывать у нее как можно реже – ни ему, ни Линн не нравились эти визиты.

– Тетушка Филиппа, – как-то спросила Линн, – почему в яблочном пудинге совсем нет сахара? Он несладкий.

– Линн, ты плохо выговариваешь слова, тебе лучше следить за своей речью.

– Почему все-таки пудинг несладкий?

– Я сама готовила этот пудинг, и в нем достаточно сахара.

– Но я его не чувствую.

– Значит, что-то не в порядке с твоим языком. Вот все, что я могу сказать вам, маленькая девочка.

– А может, что-то не в порядке с твоим сахаром?

– Ты плохо себя ведешь, – строго заметила мисс Филиппа и нахмурилась.

Решив наказать девочку, она протянула руку, чтобы забрать тарелку с пудингом.

– Может, вообще лучше тебе не есть его?

– Да, – ответила ей Линн и сама отодвинула тарелку. – Мне он не нравится. Яблоки раскисшие и несладкие. Мне от них станет плохо.

Поджав губы, мисс Филиппа уставилась на Линн. Назревала ссора.

– Может, он действительно немного кисловат, – сказал Джек. – Мы с дочкой сладкоежки. Особенно, когда дело касается яблочного пудинга. Нельзя ли попросить немного сахара?

На столе появилась сахарница, и пудинг был съеден до последней ложки. По дороге домой Линн вспоминала о нем:

– Мне не нравится есть у тетушки Филиппы. Потом бывает так противно во рту, и в животе становится неприятно!

Джек поддержал ее. Суп из баранины был очень жирным. Кухарка, миссис Миггс, была старой и плохо готовила, но мисс Филиппа никогда бы не призналась в этом.

Джек постарался занять Линн разговором о чем-нибудь другом.

– Куда бы нам отправиться за ежевикой? По Фелпи Лейн или по Лонг Медоу? Твоя очередь выбирать. В последний раз я выбирал место.

– Пойдем к Непу и потом пройдем через Плакетт.

– Так далеко? Ты устанешь, и у тебя будут болеть ножки.

– А ты отнесешь меня домой на своих плечах.

– Отнести на плечах? И кто это говорит?

– Ты же всегда так делаешь, когда я устаю. Джек и Линн любили собирать ягоды вдоль живой изгороди, искать грибы на полянах или еловые шишки в Фар Фетче. После работы в саду или на огороде, убрав дом, они всегда куда-нибудь вместе уходили. Когда они возвращались домой в холодную погоду, он пожарче разводил огонь, зажигал лампу на столе и обязательно переобувал дочку в сухие домашние туфли.

– Что бы ты хотела поесть? Гренки с сыром или яйцо всмятку с хлебом и маслом? Или мы просто прогуляемся вокруг стола?

– Горячие булочки! – сказала Линн. – Я хочу горячие булочки к чаю.

– Кто сказал, что у нас есть булочки? Я совершенно уверен, что этого не говорил. Я ничего не говорил о булочках.

– Я их видела! – ответила Линн. – В кладовке. Под салфеткой.

– Боже, в этом доме ничего нельзя спрятать! Это точно. Твой розовый хитрый пятачок всегда все вынюхает!

– У меня не пятачок.

– А что же это такое? Нашлепка из теста?

– Это нос, – ответила Линн, – только у хрюшек и поросят бывают пятачки.

– Эти булочки должны были стать для тебя сюрпризом. А кто собирается их поджаривать, а?

Линн садилась перед очагом на стульчик для дойки, надевала на руку кухонную рукавичку и брала огромную медную вилку, с помощью которой она собиралась поджаривать булочки. У вилки было три изогнутых зубца, украшенная замысловатой резьбой в виде кораблика «Катти Сарк» ручка. Линн поджаривала каждую булочку и передавала ее Джеку, который намазывал их маслом. У теплого очага ее мордашка становилась розовой. Она вся светилась от счастья.

Потом они вместе с аппетитом ели горячие булочки.

Но все же самым главным для них был процесс обжаривания булочек, когда после нескольких часов, проведенных на свежем воздухе, они, разомлевшие, сидели рядышком и делали одно дело.

У Джека было хорошее настроение, когда он видел, как радовалась Линн.

Каждый вечер, умыв, расчесав волосы, прочитав молитвы и приложив для тепла к ногам подогретый камень, обернутый фланелью, Джек укладывал ее спать. После этого он долго стоял внизу у лестницы и прислушивался: не испугается ли дочка темноты и одиночества. Но почти всегда слышал ее тихий голосок. Она пела колыбельную своей кукле, крепко обняв и прижав к себе. Вскоре девочка засыпала, и наступала тишина.

Хозяйство фермы процветало. В ноябре они получили новую молотилку, и богатый урожай был быстро обработан. Мисс Филиппа гордилась своими ухоженными, хорошо обработанными полями, гордилась и урожаем – он был одним из лучших во всей округе.

Теперь мисс Филиппа чаще, чем раньше, бывала в гостях. Была приветлива, общительна, в хорошем настроении. Она гордилась тем, что соседи считали ее уважаемой хозяйкой поместья. Она часто просила, чтобы во время визитов Джек и Линн сопровождали ее.

– Вы и девочка – единственные мои родственники. Нужно, чтобы все знали, что мы дружны, любим друг друга.

Наступивший новый год оказался холодным и влажным, казалось, такая погода никогда не закончится. В феврале все канавы заполнились мутной водой. В деревне Ниддап уровень воды в реке поднялся до сада «Лаврового дерева». Джек ненавидел такую погоду. Его больше устраивала работа в сухом уголке сарая, где он смог бы ремонтировать сбрую для лошадей, приводить в порядок инструменты. Но мисс Филиппа теперь тратила деньги более свободно и часто отправляла его на всевозможные распродажи.

Как-то она послала его на рынок, расположенный в районе Эгема, в надежде подешевле приобрести там сеялку и конные грабли. Но в Нелдертон Дипе река затопила дорогу, и ярмарку отменили. Джек возвращался домой с пустыми руками. Было еще не поздно, но темнело быстро, не переставая лил холодный, нудный дождь. Небо было обложено тяжелыми темными облаками.