Но сейчас мне хотелось бы прежде чем делать выводы, дать. несколько более законченное определение "нашей жизни". Мы видели, что это значит быть занятым тем или другим, делать. Но во делание означает занятие чем-то для чего-то. Занятие, которое мы сейчас поглощены, коренится в этом «для», которое обычно называет цель. Этому «для», учитывая которое я сейчас действую и в атом действии живу и существую" я посвятил себя, потому что среди открывавшихся передо мной возможностей я счел его лучшим занятием моей жизни. Каждое из этих слов — категория, и поэтому их можно анализировать бесконечно. В соответствии с этими следует, что моя теперешняя жизнь которую я осуществляю, или то, что я делаю в действительности, я предрешил, т. р. что моя жизнь, прежде чем быть. просто действием, является решением действовать — решением моей жизни. Наша жизнь решается сама по себе, она предрешается. Она не дана нам готовой — наподобие траектории пули, о которой я упоминал в прошлый раз. Но она состоит в решении себя, потому что жить — это находиться не в непроницаемом, в богатом возможностями мире. Мир жизни состоит для меня каждый момент из возможности делать то или другое, а не и необходимости против желания заниматься чем-то одним и именно этим одним. С другой стороны, эти возможности не безграничны — в таком случае это не конкретные возможности, а чистая недетерминированность, а в мире абсолютной недетерминированности, в котором все одинаково возможно, нельзя решиться ни на что. Для того чтобы было возможно решение, нужно одновременно дать свободу и границы, относительную детерминацию. Это выражается категорией «обстоятельства». Жизнь всегда оказывается в определенных обстоятельствах, в расположении кругом нее — circum — вещей и лиц. Жизнь проходит не в пустом мире, мир жизни конститутивно представляет собою обстоятельства, этот мир здесь, сейчас. И обстоятельство является чем-то детерминированным, закрытым, но> в то же время открытым и обладающим внутренней свободой, пространством или подтверждением направления движения, принятого решения: обстоятельство — это русло, которое прокладывает жизнь в неподатливой почве. Жить — значит жить здесь, сейчас — здесь и сейчас непреклонны, неизменяемы, но широки. Всякая жизнь решает, сама себя выбирая среди многих возможных. 'Aatra inclinant, non trahunt — звезды склоняют, но не велят. Жизнь в одно и то же время фатальность и свобода, свободно" бытие внутри данной фатальности. Эта фатальность предлагает нам определенный, неизменяемый набор возможностей, то есть предлагает нам различные судьбы. Мы принимаем фатальность и в ней решаемся на судьбу. Жизнь — это судьба. Я надеюсь, что никто из слушающих меня не сочтет необходимым доказывать мне, что детерминизм отрицает свободу. Если же, хотя л в это не верю, вы станете говорить это мае, я отвечу, что мне жаль детерминизм и жаль вас. Детерминизм в лучшем случае это, наиболее точно, теория о реальности Универсума. Если бы она и была точна, она всего лишь теория, интерпретация, осознанно спорный тезис, который нужно доказывать. Стало быть, если бы я был детерминистом, я не мог бы поверить, что эта теория воздействует на первичную и несомненную реальность, которую мы сейчас описываем. Для детерминиста его жизнь как таковая относительно не детерминирована, и она выбирает в какой-то момент между детерминизмом и индетерминизмом. Значит, ссылаться в атом плане на данный вопрос было бы равносильно незнанию того, чем является детерминизм, и незнанию, прежде всякой теории, того, что такое анализ первичной реальности. Того, что я сказал, недостаточно: жизнь — это одновременно фатальность и свобода, ограниченная возможность, во все же возможность, стало быть, открытая; но это невозможно и обосновать. Я не только не могу размышлять об атом, то есть проверять, во поскольку я не должен размышлять об этом, мне даже следует сознательно избегать всех размышлений и ограничиться выражением в понятиях, описанием первоначальной действительности, которая находится передо мной и которая является предпосылкой любой теории, любого размышления и любой проверки. (Например, описание этого театра.) Чтобы предотвратить грустные замечания наподобие этого, которые мне не хотелось бы слышать от вас, я с самого начала сделал довольно простое предупреждение. И сейчас — замечу в скобках — я позволю себе сказать, что теории детерминизма вот так, впрямую, сегодня не существует ни в философии, ни в физике. Чтобы сразу подтвердить эту мысль, одновременно серьезно и кратко, я хочу, чтобы вы послушали, что говорит один из самых видных современных физиков — последователь и продолжатель Эйнштейна Германн Вейль в книге о логике и физике, Публикованной два года назад: "Из всего вышесказанного сегодня заметно выделяется физика, содержание которой — это сочетание законов и статистики в ситуации рискованной защиты детерминизма". Один из механизмов закрытости разума, о которых я упоминал, состоит в том, что когда мы слушаем нечто и нас возникает самое простое возражение, мы не думаем, что это приходило в голову тому, кто говорит или пишет, и что, вероятно, это мы не поняли, что он говорит. Если мы так не думаем, мы неизбежно следуем за тем, кто говорит или кто написал книгу, которую мы читаем.

Ведь жизнь — это парадоксальная реальность, состоящая в том, что мы решаем, что мы будем, стало быть, в бытии, в котором нас еще нет, в начинании будущего бытия. В противоположность космическому жизненное бытие начинается через будущее, через потом.

Это было бы невозможно, если бы время было по происхождению космическим.

[Космическое время — это только настоящее, поскольку будущего еще нет, а прошлого уже нет. Каким же образом тогда прошлое в будущее продолжают составлять часть времени? Именно в этом сложность понятия времени, которое рискуют употреблять философы.

"Наша жизнь" размещена, стоит на якоре в настоящем моменте. Но что такое моя жизнь в данный момент? Нельзя сказать, что она состоит в том, что я говорю; то, чем я живу в данный момент, это не движение губ, это действие механическое, вне моей жизни, принадлежат космическому бытию. Напротив, она состоит в том, что я обдумываю то, что собираюсь сказать; в данный момент я предвосхищаю, проектирую будущее. Но чтобы сказать, необходимо применить некие средства — слова, — и это предоставляет мне мое прошлое. Значит, мое будущее заставляет меня открыть мое прошлое, чтобы реализовать себя. Прошлое становится реальным сейчас, поскольку н, оживляю его, и когда я нахожу в своем прошлом средства для воплощения моего будущего, тогда я открываю свое настоящее. Все это происходит одновременно, в любой момент жизни растягивается в трех измерениях реального внутреннего времени. Будущее отсылает меня к прошлому, прошлое — к настоящему, оттуда я вновь переношусь в будущее, которое забрасывает меня в прошлое, прошлое — снова в настоящее в бесконечном круговороте.

Мы стоим на якоре в космическом настоящем, оно как земля, которую попирают наши ноги, в то время как тело и голова устремлены в будущее. Кардинал Куаанский был прав, когда на заре Возрождения сказал: Ita nunc sive praesens complicat tempus. Сейчас, или настоящее, включает все время: уже, прежде — и потом. ]

Мы живем в настоящем, в настоящий момент, но оно существует для нас не в первую очередь, но как земля, с которой мы вырастаем в ближайшее будущее.

Подумайте, ведь из всех точек земли единственная, которой мы не можем видеть непосредственно, это та, что у нас под ногами.

Прежде чем увидеть, что нас окружает, мы представляем собой изначальное скопление желаний, стремлений и иллюзий. Мы приходим в мир, разумеется, с системой предпочтений я пренебрежении, в большей или меньшей мере совпадая с будущим, которое каждый несет в себе, подобно батарее симпатий и антипатий, готовой стрелять за и против. Сердце, не знающий устали механизм предпочтений и отвращений, поддерживает нашу личность.

Значит, не станем говорить, что первое — это впечатление. Нет ничего более важного для восстановления понятия «человек», чем исправление традиционного взгляда, согласно которому, если мы желаем какой-то вещи, то потому, что видели ее раньше. Это кажется очевидным, и возможно, в атом кроется, большая доля ошибки. Тот, кто хочет материального богатства, рассчитывает на него не потому, что желает видеть золото, но потому что станет искать его, где бы оно ни находилось, учитывая любую ситуацию, которая может дать прибыль. Напротив, артистический характер, человек с эстетическими предпочтениями пройдет мимо тех же самых ситуаций, не глядя на их экономическую сторону, и уделит внимание, или, лучше сказать, станет искать предчувствуемые прелесть и красоту. Значит, нужно перевернуть традиционные верования. Мы желаем какой-либо вещи не потому, что видели ее раньше, но, напротив, потому что в глубине души предпочитаем такой род вещей и ищем их в мире с помощью наших чувств. Из всех звуков, долетающих до нас ежеминутно, слышимых нами, на деле до нас доходят лишь те, которым мы внимаем, то есть те, которые мы предпочитаем, которые заслуживают нашего внимания, и поскольку нельзя уделить внимание одной вещи, не лишая внимания других, слушая звук, заинтересовавший нас, мы перестаем слышать все остальные. Видеть — значит смотреть, слышать в конечном счете значит слушать, жить — значит беспрерывно, изначально что-то предпочитать и чем-то пренебрегать.