Члены жюри, вот, как мы считаем, было совершено это преступление…

16.32–16.55

ИЗ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ РЕЧИ СЭРА УОЛТЕРА СТОРМА

— …Таким образом, моему ученому другу нечего опасаться. Я не стану ждать, пока милорд обратится к вам, чтобы сказать следующее: если вы не удовлетворены доказательствами обвинения, ваш долг вынести вердикт «невиновен». Не думаю, что кто-либо из вас, слышав мою вступительную речь, может пребывать в заблуждении на этот счет. Я говорил вам тогда, что бремя доказательств лежит на обвинении, и всегда буду это повторять, излагая дело перед жюри, поскольку это мой долг.

Но в равной степени моим долгом является подчеркнуть факты, свидетельствующие против обвиняемого. Речь идет именно о фактах, на что я неоднократно указывал. Поэтому я должен спросить вас, так уж ли много существенных фактов этого дела было изменено или опровергнуто?

Мой ученый друг попытался все красноречиво объяснить, но я вынужден напомнить вам то, что ему объяснить не удалось.

Что остается? Факт, что обвиняемый был обнаружен с заряженным пистолетом в кармане. Он отрицает, что принес его в дом, но что подтверждает его отрицание? Далее показания свидетеля Грейбелла. Вы слышали его ответы на мои вопросы и наблюдали за его поведением. Только он один заявляет, что видел покойного в «Д'Орсе Чеймберс» в пятницу утром. Каким образом незнакомец в многоквартирном доме мог избежать внимания другого смотрителя? Как покойный получил доступ в квартиру обвиняемого? Чего ради Грейбелл пришел туда очищать мусорное ведро в темноте, когда он сам признал, что ведро должны были очистить две недели назад? Грейбелл — о чьих представлениях насчет чести и правдивости вы сами в состоянии судить — единственный свидетель визита покойного в квартиру. Есть еще хоть один свидетель, который мог бы подтвердить предполагаемую кражу пистолета Эйвори Хьюмом, пусть даже получив об этом информацию из вторых рук? Есть — Реджиналд Ансуэлл. Но тут я в затруднении. Признаю откровенно, что, когда он поведал вам историю, которая должна была убедить вас в виновности подсудимого, я ему не поверил. Вы сможете решить, воспользовался ли мой ученый друг этими показаниями в суде, где ни обвинение, ни защита не должны извлекать пользу из лжи. Но Реджиналд Ансуэлл — тот самый свидетель, который заявил о своем разговоре с Грейбеллом насчет пистолета. Если мы считаем, что человек лгал в последней части своих показаний, должны ли мы верить, что он говорил правду в первой их части?

Если же обвиняемый пришел с пистолетом в дом мистера Хьюма, налицо преднамеренность. А я считаю, что он это сделал.

Какие еще остаются факты? Отпечатки пальцев обвиняемого на стреле. Они, несомненно, указывают, что его рука держала стрелу, если только, как предположил мой ученый друг, отпечатки не были нанесены на стрелу другими, пока обвиняемый был без сознания.

А каковы доказательства этого предполагаемого обморока и предполагаемого приема наркотика, на которых должны основываться все выводы относительно отпечатков пальцев? Если вы отказываетесь верить, что подсудимому дали наркотик, то отпечатки становятся решающей уликой. В чемодане, обнаруженном в камере хранения вокзала Пэддингтон, находились графин, похожий на первый, но с виски, содержащим наркотик, и сифон, откуда исчезло некоторое количество воды. Несомненно, подобных графинов достаточно в Лондоне, но я хотел бы видеть доказательство, что обвиняемый пил виски с наркотиком или вообще какое-либо виски. Напротив, вы слышали мнение участкового полицейского врача, что подсудимый не принимал наркотик. К сожалению, свидетель, который должен был заявить то же самое, — доктор Спенсер Хьюм — исчез необъяснимым образом, но мы не можем считать эти два обстоятельства связанными, не выслушав доктора Хьюма. Вот что я подразумеваю под фактом.

Вы слышали инсинуации, сделанные по адресу доктора Стокинга. Несмотря на это, я не думаю, что мнение человека с таким долгим опытом работы в больнице Сент-Прейд, как доктор Стокинг, можно игнорировать.

А другие факты? Вы слышали показания свидетеля Дайера о замечании, сделанном обвиняемым покойному: «Я пришел сюда не убивать кого-либо, если только это не станет крайне необходимым», которое ныне фигурирует с добавлением обвиняемого: «Я пришел сюда не красть ложки», подчеркнутым моим ученым другом. Обратите внимание, что мой ученый друг благожелательно принял все прочие заявления Дайера, так как от них зависели многие его доказательства, но не принимает это. Какой мы должны сделать вывод? Что Дайер — свидетель, который говорит правду в час дня и лжет в пять минут второго?

Чтобы сделать окончательно ясным то, как я прошу вас отнестись к этому делу, давайте рассмотрим все показания с самого начала…

…Перейдем к предположению относительно арбалета и трех фрагментов пера — обвинение не ожидало этого контрудара. То, что обвинение не получило предупреждений, вполне законно и этично — защита вправе придерживать информацию, хотя обвинение обычно уведомляет ее, каким линиям собирается следовать. Что касается арбалета и пера, то в мои намерения не входит это комментировать. Мой долг — изложить вам доказательства Короны. Каким образом кусочек пера — если это действительно кусочек пера из лежащей перед вами стрелы — попал в отверстие для стержня дверной ручки, я не знаю. Каким образом другой фрагмент пера оказался в зубцах арбалета, мне тоже неизвестно. Я только соглашаюсь, что они находились там. Если вы считаете, что эти и другие факты говорят в пользу обвиняемого, вы обязаны позволить им повлиять на ваш вердикт. Вы не можете осудить этого человека, если не уверены, что изложенное нами дело без всяких сомнений указывает на его виновность. Конечно, последнее слово остается за милордом, но я не сомневаюсь, что он скажет вам…

16.55–17.20

ИЗ РЕЗЮМЕ СУДЬИ РЭНКИНА

— …Как известно членам жюри, дело основано на косвенных доказательствах. Проверкой ценности подобных доказательств может служить то, исключают ли они все другие теории или возможности. Если вы не в состоянии сказать это об уликах против обвиняемого, значит, не можете признать его виновным. Закон в этом отношении не допускает никаких двусмысленностей. Человек не может быть осужден за любое преступление, особенно за убийство, если доказательства против него допускают какие-либо сомнения или иные толкования. Если вы допускаете другие возможности, значит, не можете сделать вывод о справедливости обвинения. Вопрос не в том, кто совершил это преступление, а в том, совершил ли его подсудимый. Вы слышали показания свидетелей, речи обвинения и защиты, и теперь моя задача — сделать краткий обзор услышанного. Помните, что о фактах судить вам, а не мне, если я опущу или, напротив, подчеркну какой-то момент в противовес вашему мнению.

Давайте рассмотрим то, что можно назвать существенными фактами. Вначале много говорилось о поведении обвиняемого. Как вам известно, в суде дозволены показания, касающиеся того, как выглядел человек — счастливым, несчастным, возбужденным и так далее. Вам следует отнестись к этому с должным вниманием. Но мне кажется неразумным придавать слишком большое значение подобным заявлениям. Вы, безусловно, знаете, что в вопросах о повседневной жизни они не всегда надежны. Размышляя о поведении какого-либо человека, вы вынуждены предполагать, что его реакция на событие — трагическое, странное или даже ничем не примечательное — должна быть аналогична вашей, а мне незачем говорить вам об опасности такого подхода. Что касается представленных вам фактов…

…Таким образом, я полагаю, что дело сводится не только к самим фактам, но и к их интерпретации. Учебник арифметики должен состоять не только из ответов, но и из задач. Дело такого рода должно складываться не только из следствий, но и из причин, и именно причины должны обсуждаться. Вам предстоит решить, во-первых, замыслил ли Эйвори Хьюм план усыпить капитана Ансуэлла наркотиком, подтасовать улики, свидетельствующие о нападении капитана Ансуэлла на него, и поместить капитана Ансуэлла под надзор, как сумасшедшего, и, во-вторых, был ли обвиняемый ошибочно принят за капитана Ансуэлла.