– Капитан Бегельдинов. Надеюсь, вас не нужно предупреждать, товарищ Шатров, о необходимости быть бдительным? У нас сегодня есть основания беспокоиться за ваш поезд.
– Что эти военные панику поднимают, - недовольно заметил Рябов, когда капитан отошел от их паровоза. - Настроение только портят.
– Они важное задание выполняют, Федор, - строго заметил ему Шатров, - и ты оставь, пожалуйста, эти разговоры.
По техническим причинам поезд задержался на станции еще на полчаса. Вокруг по-прежнему было темно и безлюдно. Дул ветер, уныло завывая в щелях паровозной будки. Рябов начал уже терять терпение, ожидая, когда же наконец отправят их в путь. Тревога постепенно передавалась и ему, и он все чаще посматривал теперь в окно будки на растворившийся где-то во тьме ночи хвост состава и призрачные огоньки сигнальных фонарей, мерцавших в разных местах станции.
Но вот Бейсамбаев дал свисток - и поезд тронулся. Замелькали по сторонам привычные силуэты станционных строений, пестрые огоньки ночной сигнализации, тускло освещенный пригород; и поезд, набирая скорость, вышел наконец в открытое поле. Казалось, в непроглядной мгле ничего уже нельзя было разглядеть по сторонам, но Константин по выхваченным из темноты лучом прожектора кустикам, пикетным столбикам, уклоноуказателям, похожим на мрачные кресты, и по другим предупредительным знакам и знакомым предметам свободно читал местность и уверенно вел свой локомотив.
С поездом Шатрова на тормозных площадках вагонов, переодетые стрелками военизированной охраны, ехали в эту ночь Ершов и Малиновкин: майор - вместе с главным кондуктором в голове поезда, лейтенант - с хвостовым кондуктором на последнем вагоне. Еще три стрелка размещались на остальных тормозных площадках.
Лейтенант Малиновкин был в приподнятом настроении - наконец-то он участвует в настоящем деле!
“Чертовски нужная наша профессия контрразведчиков, - с гордостью думал он, всматриваясь в темноту. - Вот где-то в ночи неслышно ползут сейчас гады - шпионы и диверсанты. Они могут отравить колодцы, выкрасть важные военные документы, убить большого государственного деятеля, взорвать поезд со взрывчатыми веществами… Кто-то должен упорно идти, ползти по их следам, чтобы помешать им в этом. Долгие, томительные дни терпеливо нужно выжидать и выслеживать, рассчитывая каждый свой шаг, угадывая каждый шаг противника и не имея права ошибиться. А когда настигнешь наконец врага, когда схватишь его за горло и прижмешь к стене, - тебе скажут за это спасибо от имени твоего народа. Дадут, пожалуй, и орден за это, но ты никому не сможешь рассказать - за что тебе дали его, хотя, наверно, очень будет хотеться рассказать, потому что ты совершил настоящий подвиг, которым могли бы гордиться твои друзья и твоя невеста, если только она есть у тебя…
У Малиновкина не было пока невесты, и он тяже то вздохнул. У него была девушка, которая ему только нравилась, но для того, чтобы назвать ее невестой, нужно было полюбить ее так, как Шатров полюбил свою Ольгу. Мысли Малиновкина отклонились немного в сторону, когда он вспомнил о Беловой, которую видел недавно на станции Большой Курган. Она понравилась ему, хотя он и не назвал бы ее красивой. Но, тряхнув головой и отогнав от себя эти воспоминания, Дмитрий под размеренный стук колес снова стал думать о контрразведчиках.
“Да, чекисту нельзя болтать о своей работе, иначе он может погубить и себя, и дело, которое ему поручено. Если же он не умеет владеть собой и тщеславие окажется сильнее воли его - он уже не контрразведчик, не чекист. Случайно, значит, совершил подвиг, и зря его наградили. В другой раз может и провалить все дело, сам погибнуть и погубить других. А слава?… Слава и без того пойдет за ним следом, если только он заслужит ее честно…”
Малиновкин вспомнил, как он в первый раз смотрел кинокартину “Подвиг разведчика”, каким уважением проникся к майору Федотову, как сам по-другому стал смотреть на себя после этого, хотя тогда только учился еще в военном училище. “Надо быть таким, как майор Федотов, - говорил он себе. - И я буду таким. Другим просто нельзя быть, незачем идти тогда в разведчики…”
Так думал всю дорогу молодой лейтенант, хотя и не представлял себе отчетливо, как он схватит тут ночью на мчащемся поезде врага, которого даже не видел ни разу, не знал, где он сейчас и что делает. Зато он безгранично верил майору Ершову; образ его теперь как бы слился с образом Федотова. Ершов-то знает, конечно, где Жанбаев, и схватит его, когда будет нужно, а он, Малиновкин, поможет ему в этом, не щадя своей жизни…
А Ершов тоже смотрел в это время в непроглядно темную степь за тормозной площадкой вагона и тоже ничего не знал о Жанбаеве. Только он не предавался таким романтическим мечтаниям, как его молодой помощник. Голова майора была занята другими мыслями. “Пробрались ли уже враги на поезд или проникнут на него где-то в пути? - напряженно думал он. - И кто они эти враги: сам ли это Жанбаев, Темирбек или Аскар Джандербеков?…”
Мог бы, конечно, и Аскар по приказанию Жанбаева подложить что-нибудь в один из вагонов, но за ним теперь тщательно следили, и Ершову было известно, что до отхода поезда он не выходил из помещения кондукторского резерва.
Того, что “Призраком” подкуплен кто-нибудь из кондукторской бригады, Ершов не опасался. Ему еще днем сообщили, кто будет сопровождать поезд. Люди все были надежные. Подойти незаметно к поезду в Перевальске тоже было невозможно, так как охранялся он усиленным нарядом. У Жанбаева остается, значит, лишь такой ход: подобраться к поезду на одной из промежуточных станций. А если это так, то беспокоиться пока нет оснований, - поезд вот уже третий перегон идет без остановок.
Когда эшелон пришел на станцию Курганча, небо на востоке начало светлеть. Оно было теперь почти безоблачно. Ветер, всю ночь усердно разгонявший тучи, тоже понемногу успокаивался. Контуры большегрузных крытых вагонов поезда постепенно становились все отчетливее. Можно было разглядеть уже и составы, стоявшие на соседних путях, и станционные строения чуть в стороне.
Несколько местных железнодорожников, вышедших встречать поезд Шатрова, медленно шли вдоль состава. Мерно покачивались в их руках фонари, бросая тусклые пятна света на серый песок балласта. Бейсамбаев поздоровался с одним из них, очевидно с дежурным по станции, и пошел с ним рядом.
Майор тоже соскочил со ступенек тормозной площадки и прошелся немного вдоль вагонов, посматривая по сторонам. С паровоза спрыгнул кто-то из бригады Шатрова, - кажется, Рябов. Прошли мимо осмотрщики вагонов, приподнимая длинными крючками крышки вагонных букс.
Стрелкeq \o (и;?) военизированной охраны тоже ходили теперь вдоль состава, держа винтовки наперевес. К майору подошел вскоре сержант железнодорожной милиции, дежуривший на станции. Видимо, это Бейсамбаев сообщил ему, что Ершов тут самый старший. Приложив руку к козырьку фуражки, он доложил:
– У нас тут все в порядке, товарищ начальник. А у вас как дела?
– Да тоже как будто все благополучно, - ответил Ершов. - Вы покараульте здесь за меня, а я пройдусь немного.
– Слушаюсь, - отозвался сержант.
Поинтересовавшись у Рябова, как идут дела на паровозе, Ершов повернулся назад и медленно пошел к хвосту поезда, останавливаясь у тормозных площадок и разговаривая со стрелками охраны. Когда он подходил уже к концу поезда, с хвостового вагона спрыгнул Малиновкин и торопливо пошел к нему навстречу.
– Ну, как тут у вас дела, Митя?
– Все в порядке, Андрей Николаевич, - ответил лейтенант и добавил, понижая голос: - но вы знаете, кто едет со мной хвостовым кондуктором? Темирбек! Я его теперь только узнал, когда рассветать стало. Оказывается, прежний хвостовой кондуктор заболел внезапно, перед самым отходом поезда, и его заменили Темирбеком. Так, по крайней мере, объяснил мне сам Темирбек.
– Это очень важное обстоятельство, - взволнованно проговорил Ершов. - А как он ведет себя?
– Флегматично, как всегда. За всю дорогу ни слова не вымолвил.