– Что вам больше всего в нем понравилось?

– Сейчас скажу, – отозвался Розенцвейг. – Он владеет ивритом не хуже, чем родным языком. Свободно говорит по-английски. Владеет еще несколькими языками, как он сказал мне. Он получил превосходное образование, к тому же постоянно занимается самообразованием по широкому кругу вопросов. Кроме того, он симпатичный человек. Очень жизнерадостный. Очень порядочный. Очень открытый.

– Чего он хотел от вас?

– Это понравилось мне больше всего. Так как он произвел на меня впечатление человека открытого и порядочного, я напрямую задал ему этот вопрос. Он настоял на том, чтобы я называл его Николае, и я сказал (после целого часа обмена любезностями): "Николае, что вы хотите от меня?" Как вы полагаете, что он ответил? Он сказал: "Доктор Розенцвейг, мне нужна только ваша добрая воля".

– И что ответили вы?

– Что я мог ответить? Я сказал: "Николае, я в вашем распоряжении". Вы знаете, что я в какой-то мере пацифист, но смотрю на эти вопросы реалистично. Но этого я ему не сказал. Я просто сказал, что он может полагаться на мою добрую волю. Так же, как и вы.

– Я думаю, что получить вашу добрую волю не так просто.

– Вы мне пришлись по душе и приобрели мою добрую волю. Однажды вы встретитесь с Карпатиу. Вы должны понравиться друг другу. Его цели и мечты никогда не осуществятся даже в его собственной стране, но это человек высоких идеалов. Если он выдвинется, вы наверняка услышите о нем. Поскольку вы тоже совершаете свое восхождение по небосводу, и он наверняка услышит о вас, не так ли?

– Надеюсь, что так.

Неожиданно подошла очередь Бака к стойке. Сложив свой удлинитель, он поблагодарил молодую женщину за терпение.

– Простите меня, – сказал он, сделав небольшую паузу, за которой не последовало ответа. – У меня был такой трудный день, вы понимаете!

Похоже, она не стала вникать. У нее тоже был трудный день. Она спокойно посмотрела на него и спросила:

– Скажите, чего я не смогу сделать для вас?

– Понимаю, вы хотите сказать, что я еще ничего у вас не попросил?

– Нет, – сказала она, – это просто маленькая шутка, которую я говорю всем подряд, потому что я действительно ничего не могу сделать. На сегодня нет никаких рейсов. Аэропорт может закрыться в любой момент. Никто не знает, сколько времени займет расчистка завалов и когда возобновится движение. Я могу принять ваш заказ, но не могу даже взять ваш багаж, оформить билет, соединить вас по телефону, заказать номер в гостинице – ничего из того, что мы всегда охотно делаем для членов нашего клуба. Вы ведь член клуба?

– Я – член клуба!

– Золотой или платиновый?

– Леди, я, пожалуй, криптоновый!

В его руке блеснула карточка, свидетельствующая о том, что он принадлежит к верхнему трехпроцентному числу пассажиров мира. Если на какой-либо рейс имеется хоть один билет низшего класса, он получает по этому билету место в высшем классе без доплаты.

– Боже! – сказала она. – Вы не Камерон Уильямс из этого журнала?

– Да, это я.

– Угадала? В самом деле?

– Не поминайте всуе. Я вне конкуренции.

– Да, я знаю, я ведь хотела стать журналисткой, училась в колледже. Я читала о вас. Самый молодой обладатель журналистской премии, лучший очерк корреспондента моложе двенадцати лет?

– Забавно.

– Пожалуй, да.

– Трудно поверить, что мы можем шутить в такой день, – сказал он.

Ее лицо внезапно омрачилось:

– Просто не хочу думать об этом. Так что же я могу сделать для вас, если я не могу сделать ничего?

– Дело вот в чем, – сказал Бак. – Мне нужно попасть в Нью-Йорк. Не смотрите на меня так. Я знаю, что клуб сейчас – самое неподходящее место для такого обращения. Но вы ведь знакомы со множеством людей, вы знакомы с пилотами, которые делают чартерные рейсы. Вы знаете, какими аэродромами они пользуются. Скажите кому-нибудь из них, что я обладаю неограниченными средствами и могу расплатиться немедленно. Не можете ли вы связать меня с кем-нибудь из них?

Она пристально посмотрела на него.

– Не могу поверить, что вы попросили меня об этом.

– Почему?

– Потому что я на самом деле знаю одного такого пилота. Он летает на небольших самолетах из аэропортов "Вокеган" и "Палуоки". Он берет очень дорого и принадлежит к тому типу людей, которые во время кризиса удваивают ставки. Особенно, если он будет знать, кто вы такой и как вам это необходимо.

– Я и не буду этого скрывать. Пожалуйста, дайте мне его координаты.

Слышать по радио или видеть по телевидению – это одно, но столкнуться с чем-либо непосредственно самому – совсем другое дело. Рейфорд Стил совершенно не представлял себе, что он будет чувствовать, когда обнаружит свидетельства того, что его жена и сын исчезли с земли.

Поднявшись по лестнице наверх, он остановился у семейных фотографий. Айрин повесила их в хронологическом порядке, начиная с его и ее прадедов. Старые костистые мужчины и женщины Среднего Запада с суровыми морщинистыми лицами. За ними следовали выгоревшие цветные фотографии бабушек и дедушек на их золотых свадьбах. Далее шли их родители, их родственники и, наконец, они сами. Давно ли он рассматривал их свадебные фотографии – она с легкомысленной прической, он с волосами поверх ушей и бачками!

А вот семейная фотография: восьмилетнГя Хлоя держит куклу. Как ему стало радостно, что Хлоя по-прежнему здесь, и он сумеет как-нибудь связаться с ней! Но что случилось с остальными двумя членами семьи? Они исчезли. Он не знал, на что ему надеяться и о чем молиться. Были ли Айрин и Рейми еще здесь, на земле или нет?

Больше он не мог ждать.

Дверь комнаты Рейми легко поддалась. Тревога Рейфорда возрастала. Он вошел. На кровати лежала книга, которую читал Рейми. Рейфорд медленно приподнял одеяло, под которым нашел шерстяную рубашку Рейми, его трусы и носки. Он сел на кровать и заплакал, вспомнив с горькой улыбкой, как Айрин бесконечно досаждала Рейми придирками, чтобы он не ложился в носках в постель.

Он сложил одежду в аккуратную кучку и заметил свою фотографию на столике у кровати. На ней он стоял улыбаясь внутри терминала с капитанской фуражкой в руке, а на заднем плане в окне был виден "Боинг-747". Фотография была надписана: "Рейми с любовью. Отец". Ниже он написал: "Рейфорд Стил, капитан. Авиалинии "Панконтиненталь", "0'Хара"". Он покачал головой -что за автограф отца на фотографии для собственного сына?

Его тело налилось свинцом. С трудом он заставил себя подняться. Рейфорд почувствовал головокружение, и тут до него дошло, что уже много часов он ничего не ел. Не оглядываясь, он медленно вышел из комнаты Рейми и закрыл за собой дверь.

В конце холла он остановился перед французскими дверьми, которые вели в мастерскую. В какое уютное местечко превратила Айрин эту скромную комнату, украсив ее кружевами и разными безделушками в деревенском стиле. Он не вспомнил, говорил ли он ей когда-нибудь, как ему это нравилось? Ценил ли он это так, как должно?

Здесь не чувствовалось никакой тревоги. Запах кофе всегда будил Айрин. Еще одна их фотография: он спокойно смотрит в объектив, а она направила свой взгляд на него. Он не заслуживал ее. Но то, что он переживал сейчас, он заслужил. В конце концов, его эгоизм зло посмеялся над ним, лишив его самого дорогого человека.

Он подошел к постели, уже заранее зная, что он там увидит. Подушка углом, смятое одеяло. Он сможет почувствовать ее аромат, хотя постель будет холодной. Он аккуратно поправил простыню и одеяло и заметил ее медальон с его портретом. Ее фланелевая ночная рубашка, над которой он постоянно подшучивал и которую она надевала лишь тогда, когда его не было дома, сохраняла форму ее тела.

С комком в горле, сквозь слезы он увидел ее обручальное кольцо рядом с подушкой, на которой она обычно спала, подложив руку под голову. Этого он не смог выдержать, это его сломило. Он взял кольцо и сел на край кровати. Его тело разламывалось от горя и усталости. Положив кольцо в карман куртки, он обнаружил там пакет, про который забыл. Он открыл его и нашел там свое любимое домашнее печенье с сердечком на шоколадной глазури.