— С книгой? — переспросил Г. М. — С какой еще книгой? Вы крадете мои лавры? Я как раз собирался…

— Нет, это касается Эльзы. Этой ночью она жутко испугалась и не желает говорить мне, чего именно. Когда я вернулся из ванной перед убийством, она сидела, уставившись на книгу, лежащую на столике у кровати, бледная как привидение, потом захлопнула книгу и выбежала, не сказав ни слова. Вот почему Эльза не подождала меня и оказалась на галерее во время убийства. Я смотрел книгу — Бальзак, и на форзаце было написано имя д'Андрье…

— Угу. — Г. М. взмахнул сигарой — он казался удовлетворенным. — Вы говорили, что она пробыла замужем за настоящим д'Андрье всего три месяца и даже не знала, что у него здесь дом. Имя в книге должно было ее напугать. — Он подмигнул покрасневшему Миддлтону, который сердито поглядывал на него. — Ну-ну, не ерепеньтесь! Никто не собирается читать вам мораль, а Эльза — симпатичная девчонка. Кстати, книги в комнатах могли бы поведать вам кое-что.

— Что именно?

— Что наш хозяин — не тот, за кого себя выдает. Этот парень настолько внимателен к деталям, что даже кладет у наших кроватей книги, подбирая сатирические названия. Он знает заранее — судя по «письму Гаске», написанному им самим, — что почти все его гости будут англичанами или американцами. Д'Андрье превосходно говорит по-английски — это заметно, когда он возбуждается и забывает о своей роли. Человек, так хорошо владеющий двумя языками, должен иметь в библиотеке хотя бы несколько английских книг. Но поскольку он не дал нам ни одной книги на английском языке, разумно предположить, что у него их нет. А если они отсутствуют в его большой библиотеке, это означает, что библиотека ему не принадлежит и что он не тот, за кого себя выдает. Он представляется отставным полковником спаги, спортсменом, охотником и игроком, наделавшим шум в Монте-Карло. Но наш друг Огюст (детектив-сержант Огюст, если это его настоящее имя) добавил разоблачительный штрих, сказав, что старик сидел в своей комнате и чистил ружье. В армии мне не довелось видеть полковника, который стал бы чистить ружье, когда рядом его ординарец — даже если это бывший полковник и бывший ординарец. Но вы спрашивали о начале всего плана и все еще до него не добрались. Началом явились вы, Рэмсден. Вам предстояло стать приманкой.

— Вот как? — кисло улыбнулся Рэмсден.

— О, мы просто сидим и размышляем. Скажем, вы возвращаетесь домой через Францию, а французскую полицию и Ке д'Орсе[36] попросили потихоньку присматривать за вами, поскольку у вас при себе нечто ценное, а вы из тех независимых личностей, которые и слышать не желают об охране…

— Не спорю, — прервал Рэмсден. — У меня было при себе нечто ценное.

— Угу. К тому же осведомители сообщили, что Фламанд каким-то образом полностью осведомлен о ваших действиях. — Г. М. так энергично взмахнул сигарой, что пепел полетел в разные стороны. — Это встревожило всех, так как речь идет о деле международного значения. Фламанд же стал общенациональной проблемой, а избиратели имеют скверную привычку резко реагировать на беспомощность государства в таких делах. Если Фламанд отколет очередной номер и об этом станет известно, определенные круги ощутят явный дискомфорт. Выход один — расставить для Фламанда ловушку с достаточно сладкой приманкой и достаточно надежную, чтобы удержать его, если он в нее попадет. Тогда все будут счастливы. Но есть одно препятствие. Нужно получить согласие Уайтхолла, что может оказаться нелегко. Необходимо также сотрудничество британской полиции, чтобы сделать операцию вполне официальной. Фактически я не могу понять, как они могли обойтись без вашего согласия.

— Ха! — воскликнул Рэмсден. — Вы намекаете, что я знал о том, что должно произойти этой ночью? — Он задумался. — Могу дать честное слово, что случившееся в этом месте явилось для меня таким же сюрпризом, как… как для любого из вас. Но вы заинтересовали меня. Продолжайте.

— Моя догадка состоит в том, что для этого потребовались два сотрудника нашей разведки. Они должны были слепо подчиняться приказаниям, поэтому не знали (как вначале не знал и Уайтхолл), что им предстоит делать, кроме похвального намерения охранять сэра Джорджа Рэмсдена. Их первые инструкции гласили: отправиться в гостиницу с другой стороны Орлеана. Очевидно, Гаске вначале планировал использовать эту гостиницу так же, как сейчас использовали этот замок, — схема не была бы такой изощренной, но группа людей совершила бы вынужденную посадку на самолете где-нибудь на пустоши неподалеку от гостиницы. Конечно, по прибытии двух британских агентов Гаске посвятил бы их в свой замысел.

Но тем временем произошли две вещи. Уайтхолл узнал, в чем состоит план Гаске, и пришел в ярость. Я не питаю особого почтения к нашему правительству — увидите, что я сделаю с министерством внутренних дел! — но даже старый Скуиффи не полный идиот. Агенты должны были охранять Рэмсдена, но после того как его во время выполнения деликатной правительственной миссии завлекут в ловушку с целью поймать преступника, чьи действия нас абсолютно не касаются. Я спрашиваю вас, стал бы даже Скуиффи терпеть подобное? Наверняка он обратился в министерство иностранных дел, и они категорически отказались участвовать в подобной операции или санкционировать ее. Агентов следовало немедленно отозвать, но они уже уехали, и никто не знал, как до них добраться.

Что же делает Гаске? Ладно, говорит он, мы откажемся от помощи британских агентов и ничего им не сообщим, но продолжим выполнять наш план. А вторым событием стало то, что он решил усложнить план, используя этот замок. Не знаю, как он пришел к такому решению. — Г. М. закрыл один глаз. — Возможно, Гаске встретил в Марселе своего друга, настоящего д'Андрье, который разыскивал там свою жену, и попросил согласия воспользоваться этим местом…

— Не пойдет, — прервал Рэмсден, скрестив руки на груди. — Анализ, если это можно так назвать, достаточно безупречен, кроме одного пункта, Мерривейл. По-вашему, если наше руководство отказалось санкционировать западню со мной в роли привязанного козленка, то Гаске и его начальство осмелились бы продолжать? — Он усмехнулся. — Можете поставить шестипенсовик, что нет. В таком деле даже у козленка есть право голоса. А как насчет меня?

— Я как раз к этому подхожу. — Г. М. с трудом поднялся с кресла, сжимая зубами потухшую сигару, и стал ходить взад-вперед у камина. — Ключ нам предоставляют два пункта. Первый — неизвестный человек, которого убили после того, как он солгал, назвавшись Гаске. Кто он и почему солгал?

— Вы имеете в виду, — злорадно осведомился Рэмсден, — почему вы убедили его солгать? Вам незачем негодовать на охотников, которые привязывают козлят, чтобы их сожрал тигр. Вы сами так поступили.

— Вы действительно так думаете? — странным тоном спросил Г. М. — Хмф, я бы сказал, у вас имеются на то основания. Черт возьми, почему вы не в состоянии видеть чуть дальше?

— Коли на то пошло, — фыркнул Рэмсден, — почему вы не в состоянии стать менее дальнозорким? Я не претендую на хорошее зрение, если это подразумевает убийство человека.

Г. М. уставился на огонь.

— Вижу, мне придется распутать это дело, — сказал он. — Я колебался, так как, в конце концов, это шоу Гаске и мне не хотелось его портить. Тем более что вас это касалось больше всего и вы, как я думал, дали согласие…

— На шоу Гаске?

— Да. Понимаете, это второй пункт, предоставляющий мне ключ. Вы сами заявили, что начальство Гаске никогда бы не позволило ему проделать этот трюк с самолетом и затаскивать вас сюда. Вы не дурак, хотя этой ночью иногда производите обратное впечатление. Не думаю, что вы знали, кем окажется Гаске и что он организует вынужденную посадку. Но полагаю, что кое-какие слухи до вас доходили. Тогда почему вы рискнули в этом участвовать? Вам доверили доставку единорога в Лондон?

— Да.

— Угу. И во сколько вы оцените стоимость этого редкого животного?

Поколебавшись, Рэмсден усмехнулся.