"Сами мы ничего по этому поводу не делали и не возражаем, чтобы оно пошло по месту назначения, если это еще имеет смысл, так как с того момента, как оно было написано, прошел изрядный промежуток времени".

Столь явное отсутствие срочности и тот факт, что ни МИ-5, ни ответственные чиновники из министерства иностранных дел к декабрю еще не определили, кто скрывается за подписью "Д-р А.Х.", служит подтверждением информации, недавно полученной от полковника Т.А. Робинсона, в то время возглавлявшего Би1эй МИ-5. В данной книге приводятся доводы, что "Комитет двойного креста" и Би1эй могли заманить Гесса в Великобританию фальшивыми сообщениями и поддельными письмами, написанными якобы герцогом Гамильтоном, однако указывалось, что если это и так, то сам Альбрехт Хаусхофер эти ответы не получал. Полковник Робертсон утверждает, что поддельных ответов не было. Письмо герцогу не считалось таким уж важным, и задержка была связана, главным образом, с переездом МИ-5 из Лондона в Оксфорд, состоявшимся в это время. Позже к вопросу вернулись и обсудили возможность выгоды, которую можно было извлечь из письма. Тогда в министерство авиации вызвали герцога Гамильтона и спросили, не поедет ли он в Лиссабон на встречу с Хаусхофером, но Робертсон отсоветовал делать это, так как прошло много времени. Таким образом, отпуск Гамильтона с 12 ноября 1940 года, то есть через неделю после пересылки письма Альбрехта в МИ-5, был простым совпадением, а утверждения шефа чешской разведки Моравеца, что он видел фальшивые ответы якобы от герцога, а также подобные утверждения статьи 1943 года. из "Американ Меркьюри" были не более чем дезинформацией.

Тот факт, что Гесс не являлся мишенью, избранной "Комитетом двойного креста", и не был умышленно вовлечен в игру, не означает, что в Британии не распространялся слух о наличии раскола в настроении гражданского населения и существования сильной "партии мира"; несомненно, такая кампания проводилась, и участие в ней принимал Душко Попов, один из первоклассных агентов Би1эй, бывший, как подтверждает полковник Робертсон, на "дружеской ноге" с «Си». Как не означает, что слух о существовании британской «Оппозиции», готовой пойти на соглашение с германским правительством, не распространялся на высоких (министерском и посольском) уровнях. Заслуга в этом принадлежит, в основном, Келли в Берне и Хору в Мадриде. В Англии Гесс без конца повторял, что хочет видеть лидеров этой «партии», которые готовы сбросить "клику Черчилля". У Гесса имелись хорошие контакты, и он не был сумасшедшим. Одно из двух: либо такая мощная группировка, с которой он находился в непосредственном контакте, существовала, либо он был твердо убежден в ее существовании; чувствуется также значительное влияние элемента случайности в лавировании между полуправдой и полуложью — даже шантаж на дипломатическом уровне, адресованный Вашингтону или Москве. Потому что в Британии в то время, несомненно, были влиятельные фигуры, не видевшие иного выхода, кроме компромисса с Гитлером.

Что касается собственной подготовки Гесса к полету, в недавно рассекреченных досье, включающих его переписку в плену, имеется интересная приписка, приложенная им к письму Ильзе от 2 февраля 1942 года. В ней говорится, что в папку, которую он оставил перед полетом своему адъютанту Пинчу, он вложил "Записку о вещем сне Генерала" (Хаусхофера), гороскоп, составленный Шульте-Штратхаусом, и предсказание, сделанное ему на Рождество 1940 года некой Гретой Зуттер. Он просил Ильзе снять со всех бумаг копии и оставить у нотариуса, а в конце добавил: "Меня это интересует с научной точки зрения". Это противоречит утверждению, что Гесс не написал, не сказал ничего такого, что бы намекало на астрологическую подоплеку назначенной им для полета даты. Своим посредником он выбрал герцога Гамильтона, главным образом потому, что у того в Дангевел-Хаус имелась взлетно-посадочная полоса. Хотя он, по всей видимости, недооценил трудность посадки скоростного современного истребителя на травяной дорожке, более подходящей для «Тайгер-Мота» герцога. К тому же отыскать сам дом в кромешной ночной тьме тоже оказалось задачей не из легких. Совершенно очевидно, что он не готовился к парашютному прыжку, а планировал посадить самолет. Из некоторых вновь открытых для ознакомления документов видно, что в выборе в качестве посредника герцога Гамильтона не последнюю роль сыграл профессор Карл Хаусхофер — более значительную, чем Альбрехт. Хотя не исключена возможность, что Гесс намеренно говорил о «Генерале», желая отвлечь внимание от истинного автора идеи его миссии — Гитлера. Это предположение находит подтверждение в меморандуме доктора Гибсона Грэма, ухаживавшего за Гессом сначала в Шотландии, затем в Митчетт-Плейс. План полета Гесс вынашивал с августа 1940 года, писал Грэм, "но он никому о нем не распространялся" — что было явной ложью. Далее в меморандуме говорилось:

"Его старый друг профессор Карл Хаусхофер впоследствии обмолвился, что будет ужасно, если эта никчемная война с перспективой такой бойни будет продолжаться. Он, профессор, знал англичанина, по имени герцог Гамильтон, который может оказаться полезным связующим звеном с королем; сам Гесс встречался с герцогом только раз или, возможно, два на обеде, который устроил в Берлине. Он точно не мог припомнить, так как народу на приеме было много… Как мне кажется, для Гесса профессор Хаусхофер был своего рода пророком, предсказания которого всегда сбываются. Гесс привел несколько примеров. Недавно профессор сказал Гессу, что видел его в трех разных снах, пилотирующим аэроплан, но куда, он не знал…"

Этой же линии придерживался Гесс и со своими «опекунами» в Митчетт-Плейс. Вот что в августе 1941 года записал Фрэнк Фоли о своих впечатлениях:

"…он просто переоценил влиятельность герцога Гамильтона. Он даже не захотел, чтобы его просветили на эту тему. Было бы неправильно сказать, что он считал герцога профашистом. Он видел в герцоге человека, предназначенного судьбой, которого назвал его друг-пророк, профессор Хаусхофер, в качестве посредника для проникновения в английские круги, которые, на его взгляд, отнесутся с пониманием к его мирным предложениям…"

Несомненно, это так. 31 августа 1940 года Гесс действительно обсуждал проект с «Генералом». Беседа их проходила столь оживленно, что они не заметили, как проговорили до 2 часов ночи. Ясно и другое, что Гесс никогда не сделал бы шага с такими жутковатыми последствиями без твердых предписаний со стороны фюрера. Тот факт, что такие предписания имелись, подтверждается газетной статьей от 30 сентября 1945 года. Эту газетную вырезку в папке министерства иностранных дел недавно обнаружил доктор Скотт Ньютон из Кардиффского университета. В ней описывается, как французский военный корреспондент, Андрэ Гербер, на руинах берлинской Канцелярии в конце войны нашел документы, "определенно указывающие на то, что Гесса в Британию отправил никто иной, как Гитлер".

Документы, которые еще могут появиться из бывших советских архивов, показывали, что за месяц до полета, то есть в апреле 1941 года, Гитлер отправил Гесса в командировку в Мадрид, "где через Франко и кое-кого из британских агентов он пытался установить контакт с британским правительством" и за это время пришел к убеждению, что Британия хочет мира. Следует вспомнить, что в серии дел о германском давлении на Испанию министерства иностранных дел имеется закрытое для публичного ознакомления досье, датированное 20 апреля, и что эта дата соответствует документу, который в записке от 26 апреля Фрэнк Роберте называет "страхом последних выходных". Сообщения о встрече Гесса с Франко в Мадриде начали поступать в министерство иностранных дел 22 апреля, и 25-го числа в ответ на министерский запрос по этому поводу Хор ответил, что вся имеющаяся у него информация склоняет его усомниться в достоверности сведений. В устах столь тонкого дипломата это едва ли походило на опровержение.

Гербер также нашел дословную запись встречи Гитлера, Геринга и Гесса, проходившей в Бергхофе 4 мая, во время которой Гесс сказал Гитлеру, что уверен, что Британия хочет мирных переговоров. Гитлер ответил, что принял торжественное решение до наступления осени начать войну против России; он даст Британии последний шанс выжить. Этим он как бы хотел сказать британцам: "Убирайтесь из войны! Вон из войны Германии!" Это, конечно, согласуется с известными фактами, что после падения Франции Гитлер неоднократно предлагал британцам мир, и 30 апреля, то есть за четыре дня до этого, назначил окончательную дату нападения на Россию, 22 июня.