Мертвецы танцевали с мертвецами.

Прямо настоящий Уайльд, не правда ли?

Да, Оскар Уайльд, пародирующий сам себя. Бродящий по темным улицам после своего позора. Сочиняющий "Тюрьму читателя".

"Больной мир, - подумал ДеТойлис. - Ограбивший свое собственное прошлое, словно обычный вор. Вместо обычных соборов - строивший летающие часовни в небе. Развративший снеговика, обручив того с самой далекой звездой".

Старая шлюха, мать Земля.

Снова он поднял глаза к балконам, к загадочным дверям. Проследил за тем, как перила бегут вдоль балкона и спускаются к полу зала, туда, где начинается лестница. Внезапно он обнаружил, что сам поднимается по ступенькам, хотя и с неохотой. Где-то на станции должны быть компьютерные записи, которые расскажут ему все, что он хотел знать, но танец смерти странным образом заставлял его физически искать то, что можно было найти.

Он подошел к первой двери и толкнул ее. Дверь была заперта. Он тогда попробовал следующую дверь, а за ней третью. В конце концов он нашел дверь, которая открылась под его рукой, и вошел в комнату, которая находилась за дверью. Это была маленькая комната, залитая тем же красным светом, что царил в коридоре. В комнате был письменный стол, стул, умывальник и кровать. Кровать была пуста. Прямо над кроватью в потолок было вмонтировано огромное прямоугольное зеркало.

Он вышел на балкон и толкнул следующую дверь. Дверь не поддалась, и тогда он достал свой резак и вырезал замок. И вошел внутрь. Внутри была копия того, что он только что видел. За исключением истлевшей одежды, брошенной на спинку стула...

...и за исключением костей на кровати.

На кровати лежали два обнявшихся друг с другом скелета. Ребра верхнего, большего скелета были переплетены с ребрами нижнего, меньшего скелета. Два черепа лежали щека к щеке на истлевшей подушке, один лицом вниз, другой скалясь вверх в зеркало, словно бы поражаясь тому, что там видит.

ДеТойлис открыл три следующие двери. Две были не заперты и вели в комнаты, не сказавшие ему ни о чем. Он вырезал замок у следующей двери и обнаружил там еще два скелета. Скелеты лежали лицом друг к другу на кровати. Правое бедро и большая предбедренная кость меньшего скелета покоились на левой берцовой кости большего скелета, в розовом полумраке болтались костяшки пальцев.

Старая шлюха, мать Земля.

ДеТойлис отправился дальше, в поисках рубки управления. В конце концов он нашел рубку. Рубка находилась в конце пурпурного коридора, у вершины узкой спиральной лестницы, начинающейся сразу правее входного шлюза. Он не заметил эту дверь сразу, потому что словно бы преднамеренно дверь в рубку была замаскирована на стене, неотличима от поверхности.

Очередной скелет - наверняка, пилот - приветствовал его, когда он вошел в рубку. Разыскивая в рубке вахтенный журнал, он старательно не обращал на скелет внимания. Прочитав журнал, патрульный узнал всю ужасную историю.

Испытывая тошноту, спустился по лестнице и снова вышел в коридор. В танцевальном зале начался новый раунд. Понимая, что он должен улететь отсюда как можно быстрее, ДеТойлис все же не сделал этого: вместо этого вернулся в танцевальный зал и, испытывая отвращение и восторг, снова начал смотреть на вальсирующих.

Отчего-то он совсем не был удивлен, когда из тени в дальнем конце зала вдруг вышла она. По каким-то причинам он давно уже знал, что она тут. Дожидается. Она двинулась к нему прямо через переполненный призрачными танцорами зал. Высокая, в белых одеждах, стройная. Черные волосы, сложенные в высокую прическу, блестят в разноцветном свете. Губы цвета крови только подчеркивают пугающую бледность лица. В глазах залегла темнота межгалактического пространства.

- Могу я пригласить вас на танец? - спросила она, протягивая к нему руки.

Они принялись танцевать вальс, музыка только началась. Штраусс, "Wein, Weiß und Gesang".

Она двигались среди призраков, сквозь призраки; он, неуклюжий в своем скафандре, она, легкая как воздух, из которого была соткана, каким-то образом овеществленная в его руках.

- Меня зовут Трепоменна Паллидум, - сказала она ему со смехом.

- Я знаю, - ответил он, вздрогнув.

- Я живу даже в космосе, - добавила она.

- Я знаю, - ответил он.

Спирально-решетчатая туманность над их головами сменила цвет к красному краю спектра.

- Я изменилась. Мутации, - объясняла она ему, кружась в красном сумраке. - Я стала сильнее, гораздо сильнее. Теперь за одну ночь я могу завершить то, на что раньше уходили годы. Теперь я умею перемещаться между разделенными человеческими телами. Я научилась оставаться жизнеспособной в течение миллионов лет.

- Я знаю, - ответил он.

- Управление по Аэронавтике запечатало станцию на карантин, потом сюда послали эпидемиолога, чтобы разыскать и уничтожить меня. Он перепробовал все антибиотики и лекарства, которые были ему известны. Попробовал даже ртуть и сальварсан.

- Я знаю, - ответил он.

- После того как у него ничего не вышло, он приказал пилоту снять станцию с орбиты и уничтожить. Но к тому времени я уже добралась до пилота. Потом и до самого эпидемиолога. Пилот сумел вывести станцию с орбиты всего за несколько минут до своей смерти. Эпидемиолог выбросился в открытый космос.

Она улыбнулась.

- Всех, кто остался на борту, я пригласила на вальс. Теперь я пригласила на вальс тебя.

- Но ты не можешь добраться до меня! - крикнул он. - Скафандр герметичен!

Губы цвета крови приоткрылись, и пронзительный смех исторгся из них, заставив затрепетать скрипки Штраусса. Он попятился, но прежде ее длинные красные ногти успели оцарапать его грудь. В ужасе он повернулся и бросился прочь из танцевального зала. У выхода из зала остановился и оглянулся. Он успел заметить ее, прежде чем она снова слилась с тенью в дальнем конце зала. Или с тенью его рассудка.

Прежде чем войти в свой корабль, он провел час в полном вакууме в шлюзе. Стандартная процедура стерилизации. Затем, войдя в патрульный катер, он немедленно снял скафандр, всю одежду и выбросил все это в открытый космос через утилизатор. Возможно, бессмысленная предосторожность, но он не хотел рисковать. Следом он выбросил резак; потом отправился прямиком под душ, где усердно пользовался самым сильным антибактериальным мылом, которое сумел разыскать в своих запасах. Вытершись, протер все тело изопропилом. Потом полоскал рот сильным зубным эликсиром до тех пор, пока позволяло дыхание. Переодевшись в чистое, уселся в свое кресло у пульта управления и только тогда перевел дыхание. Потом принялся за работу.

Он отвел свой патрульный катер на пятьсот километров, развернулся бортом и тщательно навел на станцию перекрестие прицела корабельной пушки. Первым же выстрелом он превратил станцию в пурпурный цветок; вторым выстрелом разнес останки в космическую пыль. Потом облегченно вздохнул еще раз; включил автопилот и установил его на обычный курс патрульного облета, после чего принялся составлять отчет о случившемся и предпринятых действиях. Когда ДеТойлис закончил отчет, на борту был уже "вечер".

Он проспал положенные распорядком семь часов, однако проснувшись не почувствовал себя отдохнувшим. Выбравшись из постели, пошатнулся и с трудом оделся. Одевшись, вдруг поймал себя на том, что не помнит где находится; вспомнив, отправился на кухню и приготовил себе кофе. Некоторое время, замерев, рассматривал в смотровом экране кухни трио бледных межгалактических туманностей, потом вдруг вспомнил, что в кухне нет и никогда не было смотрового экрана. В ужасе он попятился в коридор.

Он услышал тихий шелест женского платья. Обернувшись, увидел ее, идущую к нему по узкому корабельному коридору. Она улыбалась. Плоть на ее лице наполовину пропала; высокая прическа рассыпалась, грязные волосы спадали словно пакля на костистые разлагающиеся плечи. Протянув костистую руку, она прикоснулась к его лицу, но он этого уже почти не видел, потому что перед его глазами опустилась темная завеса. Он лежал на полу коридора, а над ним раздавался ее смех. В последний свой миг он услышал, как ее смех растворяется в мелодии вальса "Wein, Weiß und Gesang".