– Но Чарльз вправе рассчитывать на большее! И жена тоже, по закону у Элен свои права! Такое завещание можно оспорить!
Что таилось в улыбке Филиппа – нежность или презрение?
– Нет, – усмехнулся он. – Моя жена не станет оспаривать, не так ли, Эн? У Джонно не будет никаких неприятностей. И будет так, как я хочу!
Огромный кулак снова опустился на стол, так что зазвенела посуда. На щеках, под темным загаром, проступил лихорадочный румянец.
– Живой или мертвый, я знаю, что лучше для Кёнигсхауса. Вот увидите! Вы все увидите! Живой или мертвый, я знаю!
6
– Элен, он дал нам обещание. А теперь берет свои слова обратно. Джип тяжело подпрыгивал на ухабах, и так же тяжело билось ее сердце. Воздух струился от жары, на горизонте то появлялись, то исчезали расплывчатые силуэты эвкалиптов. Сидевший рядом Чарльз был по обыкновению абсолютно спокоен, однако в его голосе появились новые, угрожающие нотки.
– Ты всегда прощала его, – все та же сдержанность в голосе, – собираешься простить и на этот раз?
Элен оторвала потную руку от руля, отбросила с лица прядь волос.
– Ох, Чарльз…
Она не отрывала глаз от дороги – ей очень не хотелось, чтобы Чарльз понял, что с ней происходит.
– Он обещал нам доход… – выдохнула она.
– Не будет никакого дохода! – раздраженно воскликнул Чарльз. – Даже если бы он был, это оскорбление для нас обоих. Когда Алекс…
Элен глубоко вздохнула. Чарльз прикусил губу и начал заново:
– До рождения Джона все должно было поровну делиться между нами. Но и потом, если помнишь, Джону отходил Кёнигсхаус, а нам с тобой – все остальное. Если Филипп будет и дальше держаться за Кёнигсхаус и закрывать глаза на нехватку денег, моей компании придет конец. А то, что останется, тоже отойдет Джону!
Она знала, что ее слова прозвучат глупо, но не смогла смолчать.
– Если он прав и год действительно окажется удачным, все может измениться к лучшему. А по завещанию нас с тобой ждет хороший доход, так он сказал.
– Доход! – Чарльз будто выплюнул это слово. – Доход! Это не капитал! Не земля, не собственность. Слово, ничего больше. Такой же пустой звук, как все его обещания.
Элен перевела дух.
– Я знаю, что он думает. Он думает, что если мне достанется часть Кёнигсхауса или компании, я не смогу ими управлять. Он считает, что у женщин своего ума нет, что я буду слушаться тебя или Джона.
На мгновение лицо Чарльза смягчилось, усталая улыбка тронула уголки губ. Не глядя на Элен, он легонько дотронулся до ее бедра.
– Слушаться меня? – еле слышно произнес он. – Ты давным-давно перестала это делать.
Они замолчали.
– Нет, ты только подумай! – снова взорвался Чарльз. – Он играл с нами, как со слепыми котятами!
Элен бросила на Чарльза быстрый взгляд – его трясло от гнева.
– Он просто хотел вывести нас из себя. Тебя, меня, даже бедного Бена, не говоря уж о Джонно. Подумай как следует! Даже если сама ты смирилась, неужели ты допустишь, чтобы он так обращался с твоим сыном?
Только этот вопрос и имел значение.
– Думаешь, он это делает нарочно?
– Да, вполне осознанно!
Чарльз отвернулся, невидящими глазами уставился на выжженную равнину, лежащую по обе стороны проселочной дороги. Впереди уже виднелась взлетная полоса и стоящий наготове вертолет.
– Вчера за обедом он дал нам понять, что готов продать ферму. По его милости Джон провел одну из самых кошмарных ночей в своей жизни. – Он помолчал. – Не говоря уж о тебе… что он делает с тобой…
«Он знает, – промелькнуло у нее в голове, – он знает все, что выделывает со мной Филипп. И даже самое ужасное! – Элен содрогнулась. – Да, даже это. Он ведь мужчина, а мужчины знают эти вещи, даже если сами не делают. Должно быть, он презирает меня…»
Лицо у нее горело, она чувствовала, что сейчас заплачет.
– Ты не того выбрала, – голос у Чарльза внезапно охрип. – Если он погубит еще и мою компанию, то окончательно лишит меня всего самого дорогого на свете. Раньше я не мог его остановить. А теперь могу!
Он в сердцах ударил кулаком по дверце, раздался протяжный глухой звук, напугавший Элен. Ей вдруг ужасно захотелось остановить машину, взять его за руку, погладить по лицу…
– Ты хоть понимаешь, что мы связаны одной веревочкой?
Элен круто вывернула руль; джип задрожал, как дикий зверь, и выпрыгнул из глубокой колеи.
– Мне кажется, так было всегда.
Он яростно кивнул.
– Потому что мы никогда не давали ему отпор. Вернее, давали, но безуспешно.
– Я пыталась – но у меня ничего не вышло. Господи, понимает ли она, как подействовали на него ее слова? – подумал Чарльз. И что она все еще прекрасна, несмотря на испуганный и какой-то болезненный взгляд? Он с трудом сдержался, чтобы не дотронуться до нее еще раз.
– Ты всегда хотела, чтобы все вокруг были счастливы… (Особенно он, одновременно подумали оба) – и забывала о себе.
– Но разве не так должна вести себя хорошая жена? – несколько цинично произнесла Элен.
– Если и так, то только пока она любит своего мужа. А тобой двигало чувство вины. Ты чувствуешь себя виноватой с тех самых пор, как Алекс…
– Прошу тебя, Чарльз! – Элен не ожидала, что ее голос прозвучит так громко. – Давай не будем об этом. Не нужно меня оправдывать. Это была моя вина. И с тех пор ничего не изменилось!
Он покачал головой.
– Глупости все это, и ты сама прекрасно это знаешь. Даже если в случившемся есть доля твоей вины, сколько можно расплачиваться?
«Столько, сколько потребуется», – поняли оба, но вслух не произнесли ни слова.
– Как ты думаешь, Филипп изменился? – Элен перевела разговор на другую тему. – Или это я меняюсь?
Чарльз был явно удивлен.
– Изменился? Что ты имеешь в виду?
– Эти внезапные смены настроения: то он сердится, приходит в бешенство, то опять улыбается как ни в чем не бывало; или сюрпризы, которые он нам преподносит, та радость, с которой он пускает нас по ложному следу, а потом смеется нам в лицо.
Легкая гримаса исказила рот Чарльза.
– Он всегда был таким! И с каждым днем будет хуже и хуже!
Что правда то правда, с холодной ясностью осознала Элен.
– Если только…
Подобные нотки Элен слышала впервые.
– Если только?
«…Мы не сделаем что-нибудь, – прочла она его мысли и поразилась тому, что в ответ подумала: – Да».
Они уже подъехали к взлетной полосе, пыльному участку голой земли, в центре которого на очерченном белым кругу находился вертолет с пилотом в кабине. Справа налево почти на километр протянулась двойная цепочка мощных прожекторов – в Кёнигсхаусе можно было приземлиться и ночью. Чуть поодаль, в тени ангара и радиовышки, связывавшей ферму с внешним миром, стоял самолет, предназначенный для дальних перелетов. В жарком, пыльном воздухе раздавались позывные: «Папа Кило Лима вызывает ферму Кёнигсхаус, Кило Отель Сьерра…»
Элен остановила джип, выключила мотор.
– Если только мы не сделаем что-нибудь, – очень спокойно произнес Чарльз.
Ей не хотелось спрашивать, что именно. Но спрашивать и не пришлось. Похоже, Чарльз забыл о ее существовании, он думал вслух:
– Рано или поздно нам придется взять бразды правления в свои руки. Филипп не вечен, хотя сам об этом забывает. Он почти на двадцать лет старше нас, разница – в целое поколение. Тебе это известно, Элен.
Неожиданно он схватил ее за плечи, заставил посмотреть себе в лицо.
– Я всю жизнь был лишь младшим братом Филиппа. Все, буквально все приходилось добывать у него с боем, и даже это он умудрялся отнять. Как отнял тебя.
Глаза у него потемнели, в них плясали гневные искорки. Элен чувствовала, что он вот-вот расплачется.
Но Чарльз не смотрел на нее, его взор был устремлен вдаль, в знойное марево.
– А теперь он собирается уничтожить по своей прихоти все, что я с таким трудом создал. И я должен спокойно смотреть на это? Ну нет, дорогой братец! Братская любовь в твоем понимании меня абсолютно не устраивает!