– Изнасилование, – между тем продолжал адвокат, – это ужасное, бесчеловечное преступление, не так ли? Мы все это хорошо знаем. – Голос звучал приглушенно-ласково, как в спальне.

– Да, – с кивком головы едва слышно согласилась Белинда.

– В данном случае я, видимо, чего-то недопонимаю. Может, вы согласитесь помочь мне, вспомнив некоторые детали?

Белинда вновь кивнула; Саре захотелось крикнуть: «Остановись! Он морочит тебе голову!» Но такие, как он, уже долгие годы морочили Белинде голову. А в клинике еще не создали специализированного центра помощи влюбчивым идиоткам.

– Так вот, правда ли то, что накануне известной ночи вы провели какое-то время в обществе моего клиента – в приватной обстановке, несколько часов, в течение которых вы вели с ним доверительную беседу, просили его помощи и наставлений? Правда ли то, что вы делились с ним своими самыми сокровенными мыслями – теми, что до этого не делились ни с кем?

– Да, – ответила Белинда.

– В таком случае было бы, по-видимому, справедливым охарактеризовать ваши отношения с моим клиентом как очень близкие, дружеские, не так ли?

– Да.

– А затем вы пригласили его к себе домой на ужин, верно? – Голосом своим адвокат владел в совершенстве. Даже Сара ощутила на себе его гипнотическую силу.

– Да, но при этом присутствовали и другие. Тогда мы не были наедине, – уточнила Белинда. По контрасту с его голосом ее звучал растерянно-тихо.

– Я понимаю это, мисс Пэрри. Я также стремлюсь понять историю ваших взаимоотношений. Как я уже заметил, кое-что приводит меня в недоумение. Теперь, в известную ночь вы вновь пригласили моего клиента к себе домой, так?

– Нет. То есть да, но это была его идея. Он позвонил мне и попросил разрешения прийти.

– Я понимаю. И все же вы сказали «да».

– Я… да, я сказала, что он может прийти.

– Отлично. А затем вы постарались принарядиться, зажгли свечи, словом, создали в доме атмосферу праздника, я не ошибаюсь?

– Да, – ответила Белинда, опуская глаза. Господи, подумала Сара, у нее же вид воплощенной вины.

– Благодарю вас, мисс Пэрри. Вы сняли некоторые мои вопросы. У меня все.

Белинда выглядела сбитой с толку; в широко раскрытых ее глазах Сара видела вопрос. Полная обескураженность – но Сара не могла винить ее за это. Такой противник Белинде был не по силам – как, собственно, и все мужчины его типа. И все-таки именно они и привлекали Белинду больше всего. В другой ситуации она сама подошла бы к такому.

Судья объявила пятнадцатиминутный перерыв, и Сара, взяв Белинду под руку, вывела ее из зала. В коридоре по-прежнему толпились люди; перед глазами подруг покачивались вырезанные на ладонях кресты, Сара заметила врача из клиники, который осматривал Белинду, увидела его и сама Белинда.

– А он здесь зачем?

– Видимо, тоже вызван в качестве свидетеля, – ответила Сара. – Нам нужно ехать домой, Белинда, тебе все равно не разрешат слушать чужие показания.

Она разговаривала с подругой, как с маленьким ребенком, – она и сама понимала это, – но ведь Белинда выглядела такой потерянной, такой беззащитной. За руку Сара повела ее к лифтам.

Когда они подошли к автостоянке, залитой раскаленным воздухом центра, Белинда едва слышно спросила:

– Ну, что ты думаешь об этом?

Сара сделала глубокий вдох, пытаясь выиграть время, подобрать нужные слова.

– Я думаю, что тебе следует быть очень осторожной. У Филлипа отличный адвокат. Не дурак, красив и… Я думаю, Белинда, что тебе стоит завязать глаза и вообще не смотреть на него.

Дипломат из меня, конечно, никакой, подумала Сара. Она задыхалась от злости – не на Белинду, на непостижимый случай, который в безбрежной Вселенной свел все эти характеры вместе.

– Слушай меня, это очень серьезно. Его задача – завалить тебя. И сделать это он в состоянии. У тебя же есть опыт общения с ему подобными – они же трахали тебя, как хотели. Помни об этом, хорошо?

Пытаясь найти нужную им автостраду, они заблудились; Сара совершенно не ориентировалась в центре. Белинда была абсолютно спокойна, она смотрела сквозь ветровое стекло на невообразимую путаницу улиц с односторонним движением.

– Все будет хорошо, – проговорила она.

Саре жутко, до отчаяния хотелось ей верить. Было в тоне голоса Белинды нечто такое, что вызывало вопросы, требовало разъяснения. Но какие это должны быть вопросы, Сара и сама не знала. Наконец она заметила указатель на Санта-Монику.

– Слава Богу, – сказала она, – нашли-таки. Теперь мы уже не заблудимся. Вот она, дорога домой – прочь из этого гиблого места, туда, где воздух почище.

В дорожном знаке ей хотелось видеть знамение, ведь попался он ей на глаза в тот самый миг, когда Белинда сказала, что все будет хорошо. И все же Сара отлично знала, какая опасная и ненадежная штука эти знамения. Люди всегда думают, что им явилось знамение, в то время как на самом деле перед ними всего лишь зеркальное отражение их собственных желаний.

19

Белинда

С подступавшей к ней время от времени депрессией Белинда боролась самым простым средством – мыла волосы. Бог знает по каким причинам процесс намыливания головы отгонял прочь скопившиеся над нею мрачные тучи. Если хандра все же не проходила, Белинда приступала к окраске волос – вот почему цвет их на протяжении года менялся столь часто. Депрессия для Белинды была постоянной угрозой, но так плохо ей еще никогда не было. Даже после рождения и потери ребенка (оба акта в мозгу ее были связаны воедино) выпадали дни, когда отчаяние ослабевало, дни, когда она видела, что может находиться на противоположном конце неизбывной печали. А вот в последнее время облегчения не наступало. Подавленное настроение тянулось и тянулось – долгая, грустная дорога, ведущая в царство еще больших страданий.

Спустились сумерки. Это время дня – приближение ночи – стало для Белинды любимым, поскольку она получала возможность опустить шторы и сделать вид, что мира за пределами ее домика не существует. Свечей она больше не зажигала – только лампы. Пламя свечей будило воспоминания – отвратительные, а к тому же Белинда считала, что у язычков огня нет таких прав плясать столь беззаботно. Разве не этим же занимались они в тот злосчастный вечер? Ее насиловали при свечах. Она собиралась вышвырнуть их из дома все – маленьких восковых предателей, пропитанных сладкими благовониями.

Несмотря на то, что волосы она вымыла уже дважды, облака так и не расходились, желудок превратился в ледяной комочек.

Когда во второй половине дня они вернулись из суда, Сара захотела остаться у подруги, но Белинда отказалась от ее общества. В последние дни она в нем почти не нуждалась. Высушив волосы, она принялась листать записную книжку, вычеркивая имена, адреса и телефоны людей, которые для нее исчезли. Таких набралось немало. Некоторые оказались к тому же учениками Филлипа – они дали ей свои номера, когда кому-то пришла в голову мысль организовать еженедельные курсы медитации. Вполне возможно, что идея эта осуществилась. Белинда представила себе, как они сидят где-то и медитируют – о ней, о ее предательстве. Имя и телефон Филлипа она тоже вычеркнула, но в этом было мало толку – и то и другое навсегда отпечаталось в ячейках ее памяти. Вот и сейчас, когда жирная чернильная черта рассекла пополам его номер, цифры продолжили в ее мозгу свой бег, назойливые, как строчка рекламы, – раз услышанная, она начинала жить своей самостоятельной жизнью.

Звонок от Айрис раздался в тот момент, когда Белинда добралась до буквы «У». От Айрис она узнала, что предварительное слушание прошло так, как и предполагалось. Суд назначен через пять недель. Судья (чернокожая женщина) постановила, что Филлип «будет держать ответ».

«Будет держать ответ» – повторила про себя Белинда, глядя, как на телефонной трубке конденсируется влага от ее дыхания.

– Это звучит так невинно, – сказала она.

– Юридический термин, – ответила Айрис. – Как бы там ни было, сегодня ты выглядела великолепно. Все очень убедительно и никаких перегибов. Мне понравилось. Ну хорошо, поговорим через пару дней.