раза не попал по Тадеушу, затихли и другие «старики». Второй раунд Тад начал покровительственно и обидно улыбаясь для «стариков», вдруг резко нырнув под руку Старостенко, двумя апперкотами по печени и левым боковым хуком отправил ефрейтора на пол. Тут уж загудели все, мол, хватит, и так все ясно, но ефрейтор, желая сохранить лицо и еще на что-то надеясь, надо отдать ему должное, все-таки решил продолжать бой. Тад в буквальном смысле слова издевался над ним, жестоко избивая его, с благодарностью при этом вспоминая своих учителей и «Крылышки». В третьем раунде, отбив ефрейтору печень и сбив дыхание, Тад расстреливал «старика» образцово-показательным способом, чтоб остальным неповадно было. Новобранцы визжали от восторга и, когда бой закончился, бросились качать москвича.
Вот так вот, личным примером уничтожался авторитет старослужащих и дедовщина. Старики ушли хмурые из казармы, а на следующее утро Тип доказал своему ротному, спесивому эстонцу, что бегает много лучше его, дистанция: 7 км по аэродрому в сапогах при двадцатиградусном морозе, очень редком для Латвии. Тад пришел в казарму первым. Но отношения с командованием батальона не сложились. Тад через пару дней ушел в самоволку, а там, убегая от патрулей, дал в рожу догонявшему его ретивому солдату и все равно ушел, но это как-то стало известно командиру, и тот вызвал Тада на разговор по душам. Тад выслушал его, сказал командиру, что он не его духовный отец, культурно послал его далеко и, повернувшись, вышел. Судьба Тада в этой части была решена. Он плохо влиял на других новобранцев и его было решено перевести в личную охрану военного коменданта г. Риги полковника Хотяшева. В обязанности роты Хотяшева входило патрулирование улиц Риги и охрана гауптвахты на Комсомольской набережной – бывшей политической тюрьмы, где сидели Калинин и Крупская, потом в этих камерах пришлось посидеть и Таду. Взводным командиром у Тада был недалекий, но интеллигентный латыш, старлей Местерс, он слезно уговаривал Тада не ходить в самоволки и не драться, но это у него не всегда получалось. В этой патрульной роте оказались неплохие ребята, никогда не выдававшие друг друга. Чуть что, и многие из них смывались в самоволки в. Соблазнов в Риге было предостаточно. Тад, памятуя «базары» блатных, что в таких войсках служить нельзя, всячески старался попасть в стройбат. Но на его просьбы о переводе начальство не отвечало, а только каждую неделю вызывало в спецчасть или идеологический отдел округа. Как-то раз в самоволке Тад зашел в Рижское СКА (этого деревянного здания уже нет) на тренировку боксеров. Тренер, спросив, у кого Тад тренировался, и, узнав квалификацию, попросил его раздеться и поспарринговать. Тад послал в нокаут их лучшего полутяжа-литовца, и тренер поставил его с чемпионом Вооруженных Сил средневесом Анатолием Ракшой; после трехраундового боя Толя разбил Таду нос, а Тад ему бровь и поставил фингал под глазом, но оба были истинными спортсменами и были не в претензии друг к другу. Тренер тут же включил Тада в сборную округа и пообещал, что похлопочет перед начальством. Но из этого ничего не вышло, армейское начальство никак не могло найти способов воздействия на Тада, и очень негативно к нему относилось.
В роте Тад дружил с одним тверским парнем Юрой Логачевым и эстонцем Юханом Куламой, вместе отваливали в самоволки в портовый клуб ДОК «Корея» и выплясывали там рок-н-ролл, которому Тад обучил ребят, вместе дрались с патрулями, вместе сидели на «губе» под присмотром своих сослуживцев. Старослужащие боялись и уважали Тада, и когда он приходил с тренировок голодный и усталый, всегда старались оставить ему что-нибудь вкусненькое и порасспрашивать, с кем Тад работал на тренировке. Служба в Риге тоже не получилась, полковник Хотяшев несколько раз вызывал Типа на беседы, разыгрывая из себя актера, хватался за сердце, искоса поглядывая на Тада. Тад молчал, и когда спектакль заканчивался, молча вставал и уходил. У Хотяшева глаза лезли на лоб.
Короче, таких, как Тад, по округу «ПрибВО» собралось 43 человека. Их месяца два повозили по Латвии, Литве и Эстонии, затем опять привезли в Латвию в местечко Залите, в болота, где строилась база межконтинентальных ракет класса «Земля – земля». Отряд, куда они попали, был слишком интернациональный, тут служил весь Кавказ и вся Прибалтика, но 43 человека были только москвичи и ленинградцы. Постоянные выяснения отношений между меньшими братьями приводили к жутким потасовкам, но Москва и Питер в большей части держали сторону Кавказа, считая всех прибалтов подлыми полуфашистами, как, впрочем, в будущем это подтвердилось. Вот так в СССР осуществлялась любовь и дружба народов. Тад понял, что если он каким-то образом не смоется из армии, то это может плохо кончиться для него. Поэтому, почитав литературу по невропатологии и усилив некоторые симптомы начинающегося в болотах Залите радикулита, Тад попал в окружной Рижский госпиталь. Невропатология – наука темная, малоизученная, Тад смог сыграть в больного и через месяц после его появления в госпитале его комиссовали с диагнозом хронический радикулит.
Десять месяцев Тада не было в Москве, из них четыре месяца, день в день, он пробыл на гауптвахте, проехал и пожил в трех республиках и Калининградской области, вынес для себя много нужного и полезного, а главное в его глазах развеялся миф о братстве и любви народов СССР. Ведь если верить вурдалаку Ульянову (Ленину), что «национализмом заражены только маленькие народы», то все они любили нас до смерти.
Когда Тад вновь становился на учет в военкомат, брови военкома приподняли фуражку.
Глава 4
МОСКОВСКИЙ ТАКСИСТ
Что-то неуловимое ушло из Москвы за время этой разлуки, и Тад внимательно присматривался – что?! Опять в магазинах появились очереди, люди стали как-то равнодушней друг к другу. Тад не понимал, как же так, он там в Прибалтике ставил Москву очень высоко, а, вернувшись, увидел, что это никому не надо. В городе прибавилось много лимиты, ведь отстраивались громадные новые районы, делалась кольцевая дорога, и, в общем-то, Москва преображалась, но в, то же время, что-то незримо происходящее в обществе, беспокоило Тада. Может быть, он стал старше, опытней и по-другому воспринимал действительность. Знакомые и друзья были рады его возвращению, приглашали в гости, на вечера, и хоть молод был еще Тад, но как-то меньше хотелось улыбаться попусту, разыгрывая из себя воспитанного человека. Надо было думать о будущем, надо устраивать свою судьбу, зарабатывать деньги. Посоветовавшись с матерью и попросив ее потерпеть немного, Тад устроился на курсы шоферов в автокомбинат на ул. Яблочкова и через три месяца закончил их.
Водить машину его учил старый московский таксист Алексей Федорович. Он с таким упоением рассказывал о старой Москве, которую знал феноменально, так интересно говорил о таксистах и их нравах, что Тад про себя решил поработать таксистом тоже. «Ты же будешь свободен как птица, – говорил Таду Алексей Федорович, – на линии тебе никто не начальник, ты сам себе хозяин». Отношения между ними установились теплые, и Алексей Федорович учил Тада своим таксистским приемам и манере вождения, изредка треская Тада по затылку за ошибки, но так, по-отечески, что Тад нс обижался, Алексей Федорович знал, кто перед ним и ему нравилось, что Тад спокойно сносил подзатыльники и критику. А он, смеясь, говорил Таду: «Ты меня не смеешь тронуть… ведь ты сильней меня!» Тад не раз добрым словом впоследствии вспоминал этого старого москвича, и уже когда Алексей Федорович был на пенсии, приезжал к нему с бутылкой какого-нибудь хорошего вина повспоминать былое.
Работать шофером Тад стал в 7-й базе легковых автомобилей в Б. Харитоньевском переулке. Ему дали неплохую «Победу», утром он возил какого- то профсоюзного босса, а вечером машина работала как такси. На линии, встречаясь со своими сокурсниками, они делились секретами зарабатывания денег. Вообще семье Тада стало полегче, появились деньги, и можно было спокойно осмотреться. Знакомых было много, девчонок – море, и Тад не тужил, очень хотелось продолжить занятия боксом и, уладив все свои дела, Тад наконец-то снова подался в «Крылышки». В тренерском коллективе тоже произошли непонятные Таду изменения. Уже не работал и не выступал Борис Иванович Тишин, сердце Тада сжала какая-то непонятная тревога. Но зато увидел старых друзей-боксеров, подтянулись и бывшие юнцы, став мужиками, Женя Фролов и Женя Богаев прекрасно выступали, зарабатывали громкие титулы. Как раз в это время снимался фильм о боксе по рассказу Джека Лондона «Мексиканец», в главной роли – Олег Стриженов, а спарринг-партнерами стали маститые боксеры из «Крыльев» – Альберт Яковлев, Володя Ковригин, Слава Рогов, Костюкевич и братья Степановы. Этот фильм наделал много шума в прессе.