РАЗНОВИДНОСТИ НЕОЛИБЕРАЛЬНОЙ ДОКТРИНЫ

Это подводит нас к другой важной характеристике современной истории. Доктрина свободного рынка существует в двух разновидностях. Первая это официальная доктрина, навязанная беззащитным. Вторая то, что мы могли бы назвать «реально существующей доктриной свободного рынка»: рыночные порядки хороши для вас, но не для меня, разве что ради временных выгод. Именно «реально существующая доктрина» господствовала, начиная с XVII века, когда Британия стала наиболее развитым государством в Европе, с высоким уровнем налогообложения и эффективным руководством, организовывавшим фискальную и военную деятельность государства, которое стало «крупнейшим и единственным игроком в экономике» и в ее глобальной экспансии, как выразился британский историк Джон Бруэр.

Британия в конечном счете все-таки обратилась к либеральному «интернационализму» в 1846 году, после того, как 150 лет протекционизма, насилия и государственного контроля поставили ее далеко впереди любого конкурента. Но поворот к рынку был сделан с существенными оговорками. 40 % британского текстиля продолжало поступать в колонизованную Индию, и то же касалось британского экспорта в целом. Британскую сталь не допускали на рынки США очень высокие тарифы, позволившие Соединенным Штатам развивать собственную сталелитейную промышленность. Но Индия и прочие колонии всё же были доступными и оставались таковыми, когда британскую сталь изгнали с международных рынков с помощью ценовой политики. Индия представляет собой в этом отношении весьма поучительный случай. В конце XVIII века она производила столько же стали, сколько вся Европа, и британские инженеры в 1820 году изучали более передовые методы индийских сталелитейных заводов, стараясь преодолеть «технологический разрыв». Когда начался железнодорожный бум, Бомбей производил паровозы на конкурентоспособном уровне. Но реально существовавшая доктрина свободного рынка разрушила эти секторы индийской промышленности подобно тому, как прежде она разрушила текстильную промышленность, судостроение и прочие виды индустрии, считавшиеся тогда передовыми. Зато США и Япония избежали европейского контроля и сумели заимствовать британскую модель вмешательства государства в рынок.

Когда с японской конкуренцией стало слишком трудно справляться, Англия попросту отложила игру: Британская империя фактически закрылась для японского экспорта часть фона Второй мировой войны. В то же время индийские мануфактурщики просили защиты, но от Англии, а не от Японии. При реально существовавшей рыночной доктрине такая удача их миновала. Отказавшись от своего ограниченного варианта laissez-faire в 30-е годы XX века, британское правительство обратилось к более прямому вмешательству и в собственную экономику. За несколько лет станкоинструментальное производство возросло в пять раз вместе с бумом в химической, сталелитейной, авиационной и многих других отраслях промышленности; экономический аналитик Вилл Хаттон называет это «невоспетой новой волной» промышленной революции. Промышленность, контролируемая государством, позволила Британии опередить Германию в годы войны и даже сократить разрыв с Соединенными Штатами, которые тогда претерпевали драму собственной экономической экспансии, когда менеджеры корпораций прибрали к рукам контролировавшуюся государством экономику военного времени.

Через столетие после того, как Англия обратилась к одной из форм либерального «интернационализма», по тому же пути последовали США. За полуторавековой период протекционизма и насилия США превратились в богатейшую и могущественнейшую страну мира и, подобно тому, как прежде Англия, стали замечать достоинства «ровного игрового поля», где они могли ожидать разгрома любого конкурента. Но как и Англия, Соединенные Штаты пользовались множеством оговорок.

Одна состояла в том, что как прежде Англия Вашингтон применял свою силу для подавления самостоятельного развития других стран. В Латинской Америке, Египте, Южной Азии и повсюду развитию предстояло стать «догоняющим», а не «конкурентным». Происходило также широкомасштабное государственное вмешательство в торговлю. К примеру, помощь по плану Маршалла была увязана с покупкой американских сельскохозяйственных продуктов, что послужило одной из причин того, что доля США в мировой торговле зерновыми увеличилась с менее чем 10 % перед войной до более 50 % к 1950 году, тогда как экспорт зерна из Аргентины сократился на две трети. Американская помощь «Хлеб для мира» также использовалась для субсидирования агробизнеса в США и поставок американского зерна; подобного рода политика играла роль одного из средств борьбы с независимым развитием других стран. Фактическое разрушение такими средствами зернового хозяйства в Колумбии стало одним из факторов роста ее наркоиндустрии, а в дальнейшем неолиберальная политика значительно ускорила этот рост во всем регионе Анд. В то время как текстильная промышленность Кении потерпела крах в 1994 году, когда администрация Клинтона навязала квоту, преградившую путь развития, пройденный каждой индустриальной страной, «африканских реформаторов» предупредили, что им следует продвигаться дальше, улучшая условия для деятельности бизнеса и «скрепив печатью реформы свободного рынка» ради такой политики в торговле и инвестициях, которая будет отвечать требованиям западных инвесторов.

И это лишь некоторые из разрозненных иллюстраций.

Однако же, наиболее значительные отклонения от доктрины свободного рынка заключаются в другом. Один из основополагающих постулатов теории свободной торговли гласит, что государственные субсидии не допускаются. Но после Второй мировой войны лидеры американского бизнеса ожидали, что без государственного вмешательства экономика устремится назад прямо к депрессии. Они также настаивали на том, что высокоразвитая промышленность, особенно авиационная, хотя вывод был более обобщенным, «не может удовлетворительно существовать в конкурентоспособной, несубсидируемой экономике, основанной только на свободном предпринимательстве» и что «правительство единственно возможный ее спаситель». Я цитирую основные деловые издания, в которых также признавалось, что система Пентагона лучший способ переложить расходы на общество. Они понимали, что социальные расходы могли бы играть ту же стимулирующую роль, но это не прямая субсидия для корпоративного сектора, ибо она связана с демократизацией и является перераспределительной. Военным расходам не свойствен ни один из таких «недостатков».

Изделия военной промышленности также легко продавать. Секретарь президента Трумэна по военно-воздушным силам выразил это просто: нам не следует пользоваться словом «субсидия», сказал он; мы должны употреблять слово «безопасность». Он убедился, что военный бюджет способен по его выражению «удовлетворить потребности авиационной промышленности». Одним из последствий этого стало то, что гражданские воздушные суда представляют собой теперь ведущий предмет экспорта США, а основанная на производстве самолетов гигантская индустрия путешествий и туризма служит источником важнейших прибылей.

Так, Клинтон счел вполне подходящим избрать «Боинг» в качестве «образца для компаний по всей Америке», когда на Азиатско-тихоокеанском саммите в 1993 году он под бурные аплодисменты проповедовал собственное «новое видение будущего, связанного со свободным рынком». Превосходный пример реально существующих рынков, производство гражданских воздушных судов теперь находится в руках преимущественно двух фирм, «БоингМакдональд» и «Эйрбас», каждая из которых обя зана своим существованием и успехом широкомасштабной государственной поддержке. Та же модель преобладает в производстве компьютеров и вообще в электронике, в автоматике, биотехнологии, средствах коммуникации, а фактически почти в каждом динамично развивающемся секторе экономики.

Рейгановской администрации не требовалось разъяснять доктрину «реально существующего капитализма свободного рынка». Ее сотрудники являлись мастерами своего дела: превознося прелести рынка перед бедными, они гордо похвалялись перед деловым миром тем, что Рейган «дал больше субсидий американской индустрии, чем любой из его предшественников более чем за полвека», слишком уж скромное утверждение, ибо они превзошли всех предшественников вместе взятых, когда «руководили крупнейшим сдвигом в сторону протекционизма после 30-х годов XX века», так комментировал рейгановское десятилетие обзор в журнале «Форин афферз». Без этой и других крайних мер государственного вмешательства в рынок сомнительно, чтобы сталелитейная, автомобильная, станкоинструментальная или полупроводниковая промышленности справились с японской конкуренцией или же оказались способными лидировать в новых технологиях с важнейшими для всей экономики последствиями. Этот опыт опять-таки иллюстрирует, что «традиционная мудрость полна дыр», как говорится в другой статье в «Форин афферз», посвященной эпохе Рейгана. Но традиционная мудрость сохраняет свои качества идеологического оружия ради усмирения беззащитных.