Харви выглядел утомленным и непривычно подавленным. Будто неожиданно обнаружил, что мир, в котором он живет, оказался вдруг не самым лучшим местом обитания, мелькнуло в голове Оливии. Рукава его рубашки были закатаны по локоть, жилет расстегнут, узел галстука ослаблен, пиджак небрежно переброшен через плечо.

Наконец до Харви дошло, что в спальне что-то изменилось. Он резко расправил плечи, на лице появилось настороженное выражение. Чуть подождав, пока глаза адаптируются к царящему в комнате полумраку, Харви огляделся.

Он нашел Оливию взглядом и стал пристально рассматривать. Напряженность, сквозившая во взгляде мужа, казалось, обрела физические очертания и повисла прямо над ее головой. Оливия заметила, что щека Харви нервно дернулась, губы сжались, твердый абрис подбородка стал еще жестче. Харви поспешно закрыл за собой дверь и с видом человека, вдруг увидевшего нечто диковинное, – прислонился к косяку, уставившись на лежащую в соблазнительной позе Оливию.

Во всяком случае, Оливии хотелось надеяться, что выбранная ею поза соблазнительна. Но – увы! – во взгляде Харви не было ни одобрения, ни любопытства, не говоря уж о возбуждении. Зато в его глазах можно было легко прочесть: «Мне стыдно за тебя, Оливия». Она почувствовала себя уличной проституткой с выставленными напоказ прелестями. Ее охватило смятение, лицо и шея залились густой краской стыда, во рту появился противный металлический привкус.

Плевать Харви на все мои ухищрения, с досадой подумала Оливия, и на новую рубашку, и на все намеки на что-то весьма интимное. Под пристальным взором мужа Оливия почувствовала себя совершенно беззащитной, от ее уверенности не осталось и следа, она просто лишилась дара речи.

Ничего себе соблазнительница! – пронеслось у нее в голове. Перед ней открылась ужасающая реальность – она допустила какую-то страшную, может быть, непоправимую ошибку.

– А, значит, ты все-таки удосужилась понять, что я еще и мужчина, – медленно произнес Харви. – Осмелюсь предположить, было нелегко перевести меня из поставщика материальных благ… обладающего запасом спермы, в другую категорию.

Оливия открыла рот от изумления. Харви обвиняет меня в меркантильности?! Господи, да с чего он взял?! Она лихорадочно подыскивала ответ, способный хоть в малой степени выразить обуревавшие ее чувства.

– Но я вовсе не воспринимаю тебя… таким! – пробормотала она наконец.

– Слишком грубым, приземленным? Или ты классифицировала меня более элегантно? В качестве отца троих детей, например. Ну, так это то же самое.

Такой поворот событий окончательно выбил ее из колеи, Оливия не знала, что сказать. А она-то полагала, Харви подобным образом думает о ней!

– Могу представить, сколько усилий ты затратила, чтобы предложить мне свое тело, – с издевкой продолжал Харви, небрежно указав на злосчастную ночную рубашку, с помощью которой Оливия собиралась соблазнить его. Он направился к стулу, стоявшему с его стороны кровати. – Извини, что не оценил твои труды по достоинству. Наверное, тебе пришлось здорово поработать над собой. Думаю, ты решила, что необходимо спасать наш брак, вот и… принялась действовать. Хотелось бы, чтобы ты выбросила из головы глупости и не создавала лишних трудностей ни для меня, ни для себя, – закончил Харви, холодно глядя на нее.

У Оливии появилось ощущение, что в легких не осталось воздуха. Странное состояние: как будто бежала, бежала и на полном бегу пришлось остановиться – на пути неожиданно выросла стена. Ее взгляд был устремлен на Харви, но думала Оливия не о том, как достойно ему ответить.

Она хотела, чтобы муж раскрыл перед ней душу, поделился самым сокровенным, хотела узнать правду о том, какое место занимает в его жизни, и вдруг… это немереное море горечи, которую таила его душа… И еще – ложное, неверное, искаженное понимание ее побудительных мотивов!

Может быть, он пил в своей комнате? Иногда Харви позволял себе рюмку-другую хереса. Но, если алкоголь развязал ему язык? возможно, Харви и в самом деле думает именно так, как говорит?

Харви повесил пиджак на спинку стула, снял галстук и положил его на пиджак. Каждое действие он выполнял нарочито спокойно, не торопясь. По внешнему виду никак не скажешь, что Харви сжигает яростный, вулканический гнев. В замкнутом пространстве спальни сгустились электрические разряды. Достаточно искры, чтобы произошел взрыв.

– Расслабься, Оливия, – бросил Харви с насмешливой улыбкой. – Нашему браку ничто не угрожает. Как ты нуждаешься во мне, чтобы содержать детей, так и я нуждаюсь в тебе, чтобы у меня была семья. Так сказать, союз взаимозаинтересованных. Твоему положению в качестве моей жены абсолютно ничего не угрожает.

Оттенок горечи, прозвучавший в его словах, побудил Оливию обиженно запротестовать:

– Я не хочу создавать тебе никаких трудностей! Как ты можешь так говорить?! Разве я когда-нибудь давала тебе повод…

– Что, тебе неприятно это слышать? Слишком резко для твоих ушей? – перебил ее Харви, сердито швыряя жилет на сиденье стула и принимаясь расстегивать пуговицы рубашки. – Да, именно так я расцениваю эту ситуацию. Ты же, вероятно, понимаешь ее по своему. Пусть, дескать, все исходит от него.

Оливия умоляюще протянула к нему руки. Ей было трудно определить, какое чувство преобладало в ее душе – обида или жалость.

– Харви, я счастлива, когда ты…

– Счастлива удовлетворять мои мужские потребности, когда я в них нуждаюсь?

– Я имела в виду, когда мы занимаемся любовью…

– Брось, Оливия, когда это ты занималась со мной любовью? Разве ты когда-нибудь брала на себя инициативу? Ну, кроме сегодняшнего эксперимента с новой рубашкой. – Харви брезгливо ткнул пальцем в ее обновку. – Хотя и это, я думаю, всего лишь сигнал, не более того, а в действительности ты не собираешься проявлять никакой самостоятельности.

Такой оборот разговора поверг Оливию в полное замешательство. Харви не считает ее полноценным сексуальным партнером, это совершенно очевидно. И все же ей было не понятно, в чем она виновата. Мать внушала Оливии, что порядочная женщина никогда не должна проявлять инициативу, это прерогатива мужчины. Он ведет, женщина следует за ним. Именно мужчины являются охотниками, преследующими добычу. Женщине же полагается только говорить «да» или «нет». Все воспитание Оливии основывалось на подобных принципах.

Но ведь Харви знал, как она реагирует на его ласки и поцелуи. Знал и то, что физическая близость с ним доставляла Оливии огромное удовольствие. Иногда она постыдно теряла над собой контроль, едва представляя, что с ней происходит, – эмоции захлестывали ее. Неужели Харви не видел, не понимал этого? А крики восторга он что, принимал за крики страдания?

– Что же ты все-таки хочешь от меня? – спросила Оливия, совершенно сбитая с толку, – хоть бы какая-нибудь подсказка, какой-нибудь совет, чтобы противостоять его обвинениям!

Харви уже занимался своими ботинками и носками, потеряв к жене, казалось, всякий интерес.

– Хватит об этом, – буркнул он, не поднимая головы. По его тону чувствовалось, что он сыт по горло выяснением отношений. – Желание или есть, или его нет. По-другому не бывает.

Кого он в данном случае имел в виду – себя или ее?

Харви заблуждался, если полагал, что Оливия не хочет его. Обнаженное по пояс мускулистое тело в мягком золотистом свете, отбрасываемом лампой, выглядело весьма соблазнительно. Да и любовником он был весьма и весьма искусным. Весь прошлый месяц Оливия лежала долгими ночами, не смыкая глаз и желая только одного, чтобы Харви потянулся к ней, дотронулся до нее. А что, если сейчас она сама дотронется до него, сама проявит инициативу?

Тем временем Харви снял с себя брюки и трусы. Никакого возбуждения, поняла Оливия, он не испытывает. Опасаясь выглядеть в его глазах еще большей дурой, она подавила нахлынувшее было на нее желание встать с постели и подойти к мужу. Харви бросил на нее холодный взгляд и выпрямился, будто выставляя напоказ свою вызывающе великолепную наготу.