– Какого дьявола, Люк! Это моя жизнь! И как я собираюсь жить – не твоя забота.

– Как же не моя, если я страдал от ранившей тебя пули? Если чувствовал твою боль и жар, когда «знающий» хирург делал операцию? – Люк посмотрел на брата с холодным укором. – Я больше не позволю тебе так беспечно играть со смертью.

– Тогда что же мне будет позволено? Какие желания я должен исполнить, чтобы угодить новому графу Фэрли?

– Здесь хорошая страна, Генри. О человеке судят не столько по его происхождению или имени, сколько по его делам. Человек делает из себя то, что он хочет сделать, и сам определяет свои возможности.

– Значит, у меня есть возможность жить под своим именем?

Люк пожал плечами:

– Это родовое имя. Его обладатель должен быть достоин его.

– Ты хочешь сказать, что я уронил честь семьи?

– Ни в коем случае! У меня всего лишь есть к тебе одно предложение. Небольшая сделка, если угодно.

Люсьен посмотрел по сторонам и щелкнул пальцами, подзывая слугу. Затем выяснил, готова ли комната для Генри, соседняя с его комнатой, и велел приготовит ванну. Слуга утвердительно кивнул.

– И в чем суть этой сделки?

– Специально к твоему приезду я заказал моему портному сшить для тебя кое-какую одежду. – Люк встал из-за стола. – Ты примешь ванну и наденешь свежее белье. А после мы приступим к обсуждению твоего будущего.

– Мы можем все уладить сейчас, не откладывая.

– Все уже улажено, Генри.

Голос Люка звучал уверенно. Граф прекрасно владел собой и был непоколебим в своей решимости. Генри понимал, что брат не собирается предоставлять ему право выбора.

– Какого дьявола, Люк! Ты отнимаешь у меня все козыри.

– Я не играю с тобой.

– А хотел бы? – Генри взял в руки колоду карт и начал тасовать. – Я ставлю свое состояние. А ты – мое будущее, которое в твоих руках и которое ты очень ценишь…

– Ты и так слишком часто играл своей жизнью. И всегда не очень умело. – Люк засунул руку в карман и вынул пакет. – Твоя судьба уже решена. Ты можешь согласиться с ней или отказаться. Тебе выбирать. – Он развернул документы и положил перед Генри. – Я хочу, чтобы ты внимательно прочел все и отнесся с должным пониманием, так как в этих бумагах – единственный шанс, который я могу тебе дать.

Генри посмотрел на листки. Сверху лежала пожелтевшая вырезка из газеты, судя по всему – объявление. Мелкий шрифт под жирным заголовком. Кто-то хотел привлечь внимание, но не желал афишировать свои требования. Пробежав глазами заголовок, Генри похолодел. Затем прочитал текст до конца:

«ВЛАДЕЛИЦА ФЕРМЫ ИЩЕТ ПРИЛИЧНОГО МУЖА. Порядочного, образованного, сильного, без предрассудков, искреннего. Способного на ответное чувство. Пришлите данные о себе и вашей семье по адресу: Форт-Феттерман, ящик № 3».

Не зная, смеяться ли ему над этим абсурдом или злиться на Люка и его нелепое предложение, Генри скомкал листок с объявлением и поднял на брата глаза:

– Чувство юмора тебе отказывает, Люк!

Люсьен покачал головой и зашагал прочь. Твердой уверенной походкой, выпрямив спину и расправив плечи, он поднимался по ступенькам в свою комнату.

Генри бросил смятую бумажку на пачку других документов, которые остались непрочитанными. Затем так решительно и резко встал, что стул упал за его спиной. Закрыв глаза, Генри сосредоточился, пытаясь понять, что сейчас испытывает Люк. Но ничего не почувствовал. Ни боли, ни гнева, только холодную пустоту, всегда владевшую братом. И Генри знал, что, отвернувшись от него, чтобы уйти, Люк дал клятву, непроизнесенную вслух, которую никогда не нарушит.

ГЛАВА 3

«Придется изобразить кончик ее языка», – подумал Генри, внимательно взглянув на проститутку, развалившуюся в кресле. Та вытянула губы, снова облизала их и покачала головой, словно призывая мужчину бросить скучное занятие и сесть рядом с ней. Ее язык постоянно бросался Генри в глаза. Наверное, женщина считала, что смысл ее позирования заключается в том, чтобы соблазнять или возбуждать мужчину. Проститутка явно была уже в годах, и язык, возможно, оставался единственным, что пощадило время в этом уставшем и изношенном теле.

Комок застрял у Генри в горле, руки его опустились. Он размышлял о том, что проститутки везде одинаковые. Все они хотят казаться моложе, но всегда выглядят старше своих лет. Их прелести вянут раньше срока, как растущие возле дороги цветы – каждый мнет их и обрывает лепестки. Благодаря толстому слою румян эти женщины скрывают последствия своей профессии, каждый раз надевая на дряблое лицо новую маску. Генри опустил глаза, внимательно посмотрел на свой набросок, лежащий на коленях, и снова стал рисовать.

Покинув «Шайенн-клуб», он нашел убежище в одном из самых мерзких салунов города, где ютились пьяницы, проститутки и темные личности, казавшиеся воплощением зла и отчаяния жизни. Когда-то Генри сам находился в отчаянном положении. И, вспоминая эти времена, он с удовольствием замечал, что является, скорее, зрителем, чем главным действующим лицом трагедии.

Бросив на проститутку беглый взгляд, Генри снова вернулся к рисунку. Только кончик языка по-прежнему привлекал внимание при взгляде на лицо женщины, и Генри выписывал его особенно тщательно.

Он осушил стакан и брезгливо поморщился. Что за отвратительное пойло! Однако это был единственный способ смириться с уродством всего окружающего… и со своими мыслями. Генри поднял руку и сделал знак бармену, чтобы тот повторил предыдущий заказ. Тот живо принес незнакомому посетителю стакан виски.

– Так же, как и раньше, сэр?

– Так же, как и раньше, – ответил Генри, не поднимая глаз. – Счет отошлите графу Фэрли.

Генри понимал, что, если это месть, то она глупа и бессмысленна. Но его это не волновало. Ему хотелось только одного – получить свои деньги. Если Люк решил заняться благотворительностью, пусть строит жилища для бездомных, которые ютятся в палатках на окраине города. Но о своем будущем Генри позаботится сам.

– Что ты рисуешь?

Генри вздрогнул. Его ноздри уловили запах дешевых духов и пота – проститутка встала рядом с художником. Генри начал рисовать быстрее. Портрет был почти готов.

– Пытаюсь изобразить вас, мэм.

– Меня зовут Нелли. Зачем тебе мой портрет, если можешь заполучить меня живьем? – Проститутка нагнулась к листку и фыркнула от возмущения: – Жуть! Ничего похожего. – Разве?

Генри посмотрел на женщину и поднял брови. Глаза ее были полны ужаса. Она отошла. Генри, как не в чем ни бывало, продолжал работать. В сущности, получилось неплохо. Особенно удался язык. Эта несчастная просто ничего не смыслит в искусстве.

Он выпил очередной стакан, закрыл небольшой футляр, в котором находились бумага, карандаши и мелки, и направился к выходу. Желудок уже давно протестовал против отсутствия хорошей пищи. В Шайенне наверняка можно найти приличную закусочную.

Выйдя из салуна, Генри несколько раз глубоко вздохнул, очищая легкие и ноздри от спертого воздуха. Улицы заметно опустели. Широкая оранжевая лента заката постепенно сужалась, словно тяжелая давящая темнота опускала ее вниз, за горизонт.

Где-то невдалеке Генри расслышал приглушенный женский голос. Оглянувшись, он заметил за деревьями аллеи женщину, сидящую на корточках. Приглядевшись, Генри увидел, что перед ней на земле лежит всхлипывающий ребенок.

На женщине была одежда неброских тонов, но, несомненно, хорошего покроя. Незнакомка не замечала, что вокруг только грязь и мусор. Она задрала подол платья и оторвала кусок нижней юбки. Ее туфли без каблуков и на тонкой кожаной подошве напоминали балетные тапочки. Чулки были темные и плотные, какие часто носят горничные и официантки. На голове – простая соломенная шляпка, скрывавшая верхнюю половину лица. Такое сочетание показалось Генри весьма странным, к тому же не дававшим представления о возрасте и профессии леди.

Заинтересованный необычным внешним видом незнакомки, Генри подошел к ней и… заметил лежащую на земле тряпку, промокшую от крови.