Иронический тон, которым были произнесены эти слова, насторожил Розенблюма.
— Чему вы так радуетесь?
— А вы бы на моем месте рвали на себе волосы? Я тут теряюсь в догадках, а все оказывается проще простого. Нет никаких пришельцев, меня об этом предупредили, а я просто-напросто запамятовал. По гроб жизни вам благодарен, Джеки.
Слово «гроб» неприятно резануло Розенблюму слух.
— Ну и юмор у вас, Плэйтон!
— Юмор висельника, хотели вы сказать?
— Типун вам на язык! — суеверно пробормотал генерал. — За него вас когда-нибудь и повесят.
— Возможно, господин генерал, возможно. Не забудьте напомнить об этом палачу, когда меня поволокут на виселицу.
— Идите вы знаете куда, Плэйтон!
— Не уточняйте, Розенблюм, я догадаюсь. До свидания, господин генерал, — вежливо произнес Плэйтон и опустил трубку. Недоуменно взглянул на сигарету, положил ее в пепельницу и сосредоточенно уставился в темноту за окном.
Трюк с записью только в самом начале ввел Плэйтона в заблуждение. Где-то в середине разговора он усомнился в ее подлинности, а в конце — уже точно знал, что его пытаются обмануть. Голос, манера говорить — все было его, плэйтонское, но вот содержание… Тут генерал Розенблюм сел в калошу. Эти угодливые «да, господин генерал», «понял, господин генерал» на протяжении всего разговора с головой выдавали Розенблюма. Генералу хотелось, чтобы полковник Плэйтон разговаривал с ним в таком подобострастном тоне. Хотелось потому, что Плэйтон никогда с ним в таком тоне не говорил.
И еще: не далее как утром Розенблюм сообщил, что ракетная база Пайнвуд с сегодняшнего дня подчинена Плэйтону. А по записи получалось, что майор Янг ждет его, Плэйтона, команды с позавчерашнего дня.
Итак, генерал Розенблюм сознательно не хотел сообщать полковнику Плэйтону об аварии на секретном ЦПП, но на всякий случай подстраховал себя липовой записью. Зачем?
Скрип входной двери прервал размышления Плэйтона.
— Это вы, Крейн?
— Я, господин полковник. — Капитан заглянул в кабинет.
— Надышались свежим воздухом?
— Еще как! Теперь можно до утра глаз не смыкать.
Плэйтон посмотрел на часы.
— А я, пожалуй, вздремну. Не будите меня, Генри, даже если наступит конец света.
— Хорошо, — улыбнулся Крейн. — Приятных вам сновидений.
— Райских, — уточнил Плэйтон, вставая из-за стола. — Наяву мне туда все равно не попасть.
В смежной с кабинетом комнате он разделся, с аккуратностью старого холостяка повесил одежду на плечики и убрал в шкаф. Затем принял душ, проглотил таблетку снотворного, выключил свет, лег на застеленный свежими простынями диван, досчитал до ста тридцати девяти и уснул. Шел четвертый час утра.
— Джон!
Стэнли постучал костяшками пальцев по филенке и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь. Комната тонула в зеленоватом сумраке. Торшер под зеленым абажуром неярко высвечивал лицо лежавшего на диване Хейлигера.
— Что с вами, Джон? — Стэнли наклонился над биологом, тронул за руку. Рука была влажная и пугающе холодная. — Вам плохо?
Хейлигер не отвечал. Физик попытался нащупать пульс, понял, что это бесполезно, и выбежал из комнаты.
— Маклейн! Вы у себя?
— В чем дело? — сонно откликнулся медик.
— Хейлигер умирает! — Не отдавая себе отчета, Стэнли изо всех сил забарабанил кулаком в дверь. — Скорее! Да скорее же!
Реакция была мгновенной: дверь распахнулась, едва не сбив с ног физика, и Маклейн в пижаме стремглав промчался через холл в комнату Хейлигера. Стэнли сорвал трубку с телефонного аппарата и дрожащими пальцами принялся вертеть диск.
— Бросьте, Эд! — донеслось из комнаты биолога. — Лучше помогите сделать укол…
Прошло несколько минут, прежде чем Хейлигер открыл глаза и слабо поморщился. Стэнли выпрямился и с облегченным вздохом швырнул на пол комок смоченной спиртом ваты.
— Как вы себя чувствуете, Джон?
— Лучше. — Биолог попытался улыбнуться. — Спасибо, док.
— Не дергайтесь. — Маклейн еще раз измерил пульс и удовлетворенно кивнул. — Закройте глаза и полежите несколько минут не двигаясь.
— Что с ним? — шепотом спросил физик.
— Нервное истощение. — Маклейн, близоруко щурясь, взглянул на Стэнли. — У вас случайно нет с собой термоса?
— Термоса? — удивленно переспросил физик. — Есть, а что?
— Серьезно? — обрадовался Маклейн. — И в нем есть кипяток?
— Чай. — Стенли все еще не мог понять, чего от него хотят.
— Тащите сюда! — скомандовал Маклейн. — А я принесу сахар. Стакан сладкого чая — как раз то, что требуется сейчас Хейлигеру.
Чай и в самом деле взбодрил биолога. Он даже попытался сесть, но Маклейн решительно воспрепятствовал этому.
Медик зевнул, закрывая рот ладонью.
— Вы побудете здесь, Эдвард?
— Конечно.
— Когда станет невмоготу, будите меня. Я вас сменю.
— Договорились, док. Спокойной ночи. Спасибо.
— Было бы за что, — отмахнулся Маклейн. — Ну, я пошел.
Стэнли проводил его до двери.
— Эд! — негромко позвал Хейлигер.
— Да, Джон? — Стэнли вернулся и присел на край дивана. — Как вы себя чувствуете?
— Сносно. — Хейлигер провел ладонью по лицу. — Хорошо, что вы поблизости, Эдвард, иначе вы бы меня не услышали.
— Я не собирался уходить, Джон. Просто закрыл дверь за Маклейном.
— Я звал вас раньше, Эд. Когда мне стало совсем плохо.
«Бредит», — подумал физик с тревогой.
— Нет, — Хейлигер отрицательно покачал головой. — Вы проходили по холлу, и я вас окликнул.
— Вы молчали, как рыба, Джон. Ничего не видели и не слышали. — Стэнли коснулся пальцами запястья биолога. — Я случайно толкнулся к вам в дверь. Сам не знаю, что мне взбрело в голову. И, как видите, вовремя.
— Да, — согласился Хейлигер. — Как раз вовремя. События принимают скверный оборот, Стэнли.
— Какие события?
— Генерал Розенблюм затевает страшное дело.
— Черт с ним, с Розенблюмом. Вам надо поспать, Джон.
— Эдвард, — Хейлигер привстал, опираясь на локоть. — Все гораздо серьезнее, чем вы думаете.
— А я ничего не думаю.
— Сейчас начнете, — хмуро пообещал Хейлигер. — Этот негодяй рвется в министры национальной обороны.
— Ну и что? Пусть рвется на здоровье.
— Не в этом дело, — поморщился Хейлигер. — Сам Розенблюм — пустое место. Ноль. Идею вбивает ему в башку супруга. А она не из тех, кто останавливается на полпути.
— Назовите мне хоть одну женщину, которая не мечтала бы стать женой министра.
— Да поймите же вы наконец — готовится преступление!
— Преступление?
— Одна из боеголовок, доставленных вчера в Пайнвуд, — настоящая!
— Откуда вам это известно? — насторожился физик.
— Из первых рук. Час назад чета Розенблюмов обсуждала это в своей спальне. Хотите знать, как она выглядит?
— Боеголовка?
— Спальня!
— Не хочу. — Стэнли пересел на стул и вытащил сигареты. — Плевать мне на их спальню!
— Не курите, Эд, — попросил Хейлигер. — Мне и без того муторно.
— Простите, Джон. — Стэнли запихнул сигарету обратно. — Он что — окончательно тронулся? Не соображает, чем это грозит?
— Розенблюм уверен, что до них это не докатится.
— Черта с два! Рванут уцелевшие реакторы — и полуостров поминай как звали! Да что полуостров! Надо что-то делать, Джон!
— А я с вами о чем толкую?
— Следует срочно предупредить Плэйтона.
— Так он нам и поверил.
— А вы на что? Внушите ему. Заставили же вы поверить в эту историю с моим удостоверением.
— С каким удостоверением? — опешил биолог. — Я? С чего вы взяли?
У Стэнли перехватило дыхание.
— Бога ради, Джон! Сейчас не до шуток.
— Какие шутки? — Хейлигер даже привстал с дивана, но тут же опустился обратно. — Клянусь вам, я…
— Но тогда кто? — Стэнли растерянно уставился на биолога. — Кто это сделал? Вы помните ту сцену в кабинете у Плэйтона?
— Прекрасно помню. Но уверяю вас, у меня и в мыслях ничего похожего не было.
— Неужели Плэйтон взял меня на пушку? — Стэнли яростно потер подбородок. — Нет, это исключено. Но тогда кто?