Первый пешеход, которого задержал внизу бригадир штукатуров, рванув на груди рубашку, крикнул:

— Значит, пусть меня давит, так?! Пусть калечит, да?!

— Куда ж я теперь, с дитем? — всхлипнула подоспевшая следом за ним мамаша.

А сзади уже колыхались и наседали не желающие быть задавленными.

— Вот, значит, как! — злорадно сказал некий, возвышающийся над остальными, гражданин. — Значит, и по земле нельзя, и под землей нельзя! Рабочему человеку, выходит, ступнуть негде!

— Да что с ним разговаривать! — взвизгнули где-тоу входа.

В следующий момент жидкий заслон из ремонтников был опрокинут, и толпа пешеходов потекла через тоннель.

СКРОМНАЯ ПОМОЩЬ ПРИРОДЕ

Вечером мы были приглашены на юбилей главного инженера, и в обеденный перерыв я заскочил в парикмахерскую — побриться.

— А постричься вы разве не хотите? — спросила мастер.

— Можно, — сказал я. — Заодно.

Парикмахерша развернула передо мной журнал мод на страничке «Мужчина и прическа» и, — ткнув в один из шикарных проборов, спросила:

— Такую?

Честно говоря, все прически показались мне совершенно одинаковыми, и я безразлично кивнул:

— Да, пожалуйста…

— Вам эти очки не идут, — деликатно заметила парикмахерша, расчесывая мою обработанную голову. — Вот посмотрите-ка, — она показала мне страничку «Мужчина и очки».

— У меня вообще-то есть другие, — сказал я и вынул из кармана очки. — Я в них читаю.

— Эти — в самый раз, — сказала мастер. — Вы их и не снимайте.

Она еще раз придирчиво осмотрела меня, склонив набок голову.

— Галстук я бы перевязала.

— Знаете, сроду не умел их завязывать, — сознался я. — Раз в месяц ношу приятелю — он навязывает мне узлов.

— Разрешите, — прищурилась мастер и ловко перевязала мне галстук.

— Хм… Действительно, — сказал я, потрогав узел. — Страничка, надо полагать, называется «Мужчина и галстук»?

— Нет. «Детали делают моду», — ответила мастер…

На улице меня окликнули.

Меня окликнула дама, вышедшая из соседних дверей «Дамский зал и маникюр».

— Привет! — оказала дама и помахала ручкой.

— Добрый день, — вежливо кивнул я и подумал: «Обозналась, видать, тетя».

— Ты что, милый, не узнаешь меня? — удивилась дама.

Вот те раз!

Кто же это такая? Я растерянно уставился на нее и заморгал.

Дама рассмеялась и сняла темные очки.

— А теперь?

— Ну, теперь! — сказал я, переминаясь с ноги на ногу. — Теперь… Совсем другой коленкор. Хе-хе. Теперь…

«Черт побери! Где же я видел эти глаза? Где, где, где, где?!! Вот совсем недавно и близко…».

— Ладно, не мыкайся! — начиная сердиться, сказала дама. — Вижу, что не узнаешь.

«Стоп!!! Вспомнил! Вспомнил, где видел. В журнале «Силуэт» — под рубрикой «Скромная помощь природе». Вот дела!»

— А если так? — сказала дама, быстро сдернула с шеи розовый платочек и прикрыла им замысловатую рыжую прическу, смастерив некое подобие лысины.

«Мать честная! Главбух наш! Дубейко! Петр Кириллыч! Вылитый!» Я чуть было не заорал: «Петр Кириллыч! Что это ты вырядился, старый хрен?!» Однако вовремя спохватился: Петр Кириллыч пониже будет. И потом… некоторые, так сказать, особенности фигуры. У Дубейко их никак не могло быть…

— Да ты что, смеешься! — вспыхнула дама, срывая платочек.

И тут я решился. Набрал полную грудь воздуха и выпалил:

— Извините, гражданочка, вы меня принимаете за кого-то другого.

И пошел.

— Стой! — угрожающе крикнула дама и погналась за мной, на ходу подсучивая правый рукав.

«Кошмар! — похолодел я. — С мужем спутала. Сейчас врежет по физиономии».

Но, видно, дама была настроена не столь воинственно. Она ткнула мне под нос обнаженный локоть и спросила:

— А это что?!

И тут я увидел родинку. Милую, знакомую, тысячу раз целованную родинку.

— Господи, Машка! — закричал я. — Ты, что ли?

— Ну! — сказала жена, распуская рукав. — А кто же еще… Сегодня иду со своим благоверным на юбилейный вечер — надо же выглядеть красивой…

А ЧТО ДЕЛАТЬ?

Свободных мест в ресторане, конечно, не было. Были свободные ряды. На столиках правого ряда стояли таблички — «Для делегаций», на столиках левого ряда лежали бумажки — «Не обслуживается».

Я быстро оценил обстановку и вернулся к буфету. Там я потолкался некоторое время, рассматривая витрину, пока не подошла молоденькая официантка.

— Уф! — сказала официантка, облокачиваясь на прилавок. — Замоталась!.. Триста коньяку, восемьсот водки и сто пятьдесят сухого.

Дождавшись, когда она унесет заказ, я повернулся к буфетчице:

— Скажите, пожалуйста, как зовут эту девушку?

— А вам для чего? — насторожилась буфетчица.

— Вопрос жизни, — сказал я и сделал роковые глаза.

— У всех у вас вопрос жизни, — ревниво поджала губы буфетчица. — Лена ее зовут… Не успеет девчонка устроиться, как уже липнут.

Стоп! Такую информацию да пропускать!

— Она что — недавно здесь? — спросил я.

— Четвертый день, — сказала буфетчица. — Из кафе «Эврика» перевелась.

Ну, порядок в танковых войсках! Теперь я знал все, что надо. И даже больше, чем надо.

Походкой светского льва я прошествовал к пустому столику, сел и небрежно отодвинул маскировочную табличку «Для делегаций». Четверо мужчин с соседнего ряда уставились на меня воспаленными глазами. Судя по расползающейся из пепельницы горе окурков, они ждали заказ часа полтора и уже позеленели от табака и злости. Я скользнул по ним равнодушным взглядом и тоже закурил.

Ага! — вот и моя краля.

— Привет, Ленок! — затормозил я ее. — Ты что это — из «Эврики»-то? Сделала тете ручкой?

— Да ну их! — сказала официантка. — Что я, железная!.. Посиди маленько — сейчас подойду.

Она подошла через полминуты. На соседнем ряду тоскливо заскрипели стульями.

— Волнуются трудящиеся? — насмешливо спросил я.

— А! — тряхнула головой Лена. — Не облезут… Обедать будешь?

— Угу, — кивнул я. — Надо… подзаправиться… Суп молочный, котлеты паровые и кисель.

— Ну, даешь! — рассмеялась Леночка. — А выпить что?

— Уй! — сказал я, хватаясь за голову. — Лучше не говори! После вчерашнего слышать не могу!

— Где это ты так? — посочувствовала она.

— Было дело, — неопределенно сказал я. — Под Полтавой…

Минут через двадцать, плотно пообедав за делегатским столом, я отправился стричься.

Из парикмахерского салона навстречу мне вышел молодой человек с трагическими, полными слез глазами.

— Дайте жалобную книгу! — петушиным голосом сказал он кассирше.

Затылок молодого человека был выработан частыми уступами, как открытый угольный карьер.

— Эге-ге! — подумал я. — Надо применить метод. И поймал за рукав пробегавшую уборщицу.

— Будьте добры, — зашептал я, — как зовут ту блондинку за крайним креслом, от которой только что встал этот клиент?

— А что? — спросила заинтригованная уборщица.

— Вопрос жизни! — сказал я шепотом, прижимая руку к груди.

— Ой! — радостно испугалась уборщица. — Таня!.. Только у нее муж!

Муж меня не смущал. Даже два мужа.

— Привет, Танюха! — сказал я, усевшись в кресло. — Ну, как там твой угнетатель? Все… поживает?

— Поживает, — ответила блондинка. — Что ему сделается. Вчера на бровях домой пришел, паразит!.. А ты чего долго не был?

— Дела, мамочка, дела, — бодро сказал я.

— Держите меня, дела! — прыснула Таня. — Опять, поди, какая-нибудь юбка… Постричь тебя, что ли?