[И. Э. Бах — И. С. Баху (в Лейпциг). — Цёшау, 7.XI. 1742 г.]

23 (I/50)

Высокоблагородный и пр. высокочтимый господин кузен. В том, что Вы и дражайшая супруга Ваша по-прежнему пребываете в добром здравии, убеждает меня приятное Ваше письмо, вчерашним днем полученное вместе с бочонком отменного молодого вина, за что и приношу глубокую благодарность. Но в высшей степени достойно сожаления, что бочонок либо от сотрясения в повозке, либо еще от чего получил повреждение; ибо после вскрытия и принятого в здешних местах досмотра он оказался на треть порожним и, по свидетельству досмотрщика, содержал не более 6 кружек; а ведь так жаль, что хотя бы одной капельке этого благородного дара божьего довелось пролиться. Принося господину кузену сердечную благодарность за полученный ценный дар, я должен, однако, на сегодняшний день признаться в своей несостоятельности, ибо не имею возможности сделать ответный подарок. Но отложить какое-либо дело не значит отказаться от него,[57] и, надеюсь, [мне] представится случай чем-нибудь отплатить свой долг. Правда, приходится сожалеть, что удаленность наших городов [друг от друга] не позволяет наносить друг другу личные визиты; а то я осмелился бы покорно пригласить господина кузена на бракосочетание моей дочери Лизхен с новым наумбургским органистом господином Альтникколем, каковое состоится в будущем январе месяце 1749 года. Но так как упомянутая уже удаленность, а также неудобное время года, вероятно, не позволят господину кузену лично прибыть к нам, я хочу испросить [Вашего разрешения] на расстоянии обратить к Вам христианские мои пожелания, с каковыми и шлю господину кузену, в наилучшем к нему расположении, поклон и, горячо Вас приветствуя от всех нас, остаюсь Вашего высокоблагородия преданнейшим верным кузеном и послушнейшим слугой.

Йог. Себ. Бах

Р. S. Магистр Бирнбаум вот уже 6 недель как похоронен.[58] (с. 31)

P<го> M. Несмотря на то, что господин кузен благосклонно выражают готовность и впредь поставлять мне подобный напиток, я все же вынужден из-за здешних чрезмерно высоких накладных расходов от сего отказаться; ибо, коль скоро перевозка стоит 16 гр[ошей], доставка — 2 гр[оша], [услуги] досмотрщик[а] — 2 гр[оша], [а] местная пошлина [составляет] 5 гр[ошей] 3 пф[еннига], да [еще есть] генеральная пошлина [в размере] 3 гр[ошей], то господин кузен сами могут судить, что каждая мера обходится мне почти в 5 гр[ошей], а это для подарка, надо сказать, дороговато. И пр. […]

[И. С. Бах — И. Э. Баху (в Швейнфурт). — Лейпциг, 3.XI. 1748 г.]

24 (II/617)

[…] Коль скоро неисповедимой воле обыкновенно столь милостивого отца небесного угодно было несколько дней тому назад блаженной смертию унести из бренного мира сего моего дорогого супруга, здешнего музикдиректора и кантора школы св. Фомы, и тем самым уготовить мне горестнейшее положение вдовы, а в школе св. Фомы с давних пор заведено, что вдовы скончавшихся канторов после смерти своих супругов получают полугодовое жалованье, каковое имели и моя предшественница Кунау, и — до оной — Шелле, и те, что были до нее, — посему всепокорнейше осмеливаюсь сим обратиться к Вашим превосходительствам высокоблагородным и высокомудрым господам с просьбою, дабы Вы соблаговолили, сообразно Вашей прирожденной благожелательности и славящейся в мире доброте, благосклонно оказать и мне высокую милость сию, за что я до конца дней своих поусердствую пребывать в самом высоком, какое только мыслимо, к Вам почтении […]

[А. М. Бах (прошение в городской магистрат). — Лейпциг, 15.VII. 1750 г.]

25 (II/621)

По распоряжению досточтимого высокомудрого магистрата я, с надлежащими уверениями в почтении, доложил господину профессору и ректору школы св. Фомы Эрнести, что благоупомянутый магистрат на место господина Баха, покойного кантора означенной школы, (с. 32) принял господина Харрера из Дрездена и решил предоставить овдовевшей госпоже Бах полугодовое жалованье, причем оный [(Г. Харрер)] должен уладить с ней вопрос о церковных песнопениях,[59] о чем вышеназванная госпожа Бах тоже будет поставлена в известность. Господин проф. Эрнести, вместе с ответными уверениями в покорнейшем почтении, поблагодарил за полученные сообщения и заверил, что наилучшим образом обеспечит все, что касается как нового господина кантора, так и овдовевшей госпожи Бах.

К делу сему. Как только именем почтенного достойнейшего магистрата вдова была уведомлена, что по ее прошению и с учетом ее положения благоупомянутый магистрат благоволил назначить ей полугодовое жалованье, надеясь, однако, на то, что она согласится [уладить] вопрос о церковных песнопениях, о чем господин проф. Эрнести будет иметь с ней беседу, а также в надежде, что ввиду прибытия сюда преемника ее покойного мужа она заблаговременно освободит для оного одну или несколько комнат, с тем чтобы таковые можно было реновировать, — упомянутая г-жа Бах заявила, что всячески кланяется почтенному достойнейшему магистрату, многократно благодарит за оказанную ей милость, а также обещает сделать, в порядке ответа, все, что в ее возможностях; к вышеуказанному делу [приобщил] Кристиан Эрнст Хаубольд, юрисрегистратор.

[Запись в деле. — Лейпциг, 29.VIII. 1750 г.]

26 (II/626)

[…] Ваше превосходительство [и] достойнейшие высокоблагородные господа помнят, должно быть, что 17-го сего [месяца я] покорнейше ходатайствовала о назначении моим детям опекуна. Но [теперь я] решила, отказавшись от вторичного замужества, взять на себя, с дозволения Вашего досточтимого университета, опеку над моими детьми, именуемыми Иоганн Кристоф Фридрих Бах, в возрасте 18 лет, Иоганн Кристиан Бах, в возрасте 15 лет, Иоханна Каролина Бах, в возрасте 12 лет, Регина Сусанна Бах, в возрасте 9 лет, — и посему обращаюсь к Вам с покорнейшей просьбой не только должным образом узаконить меня как опекуншу означенных детей моих, но и — в связи с предстоящим разделом наследства моего покойного мужа — назначить (с. 33) музикдиректора Вашего досточтимого университета и органиста здешней церкви св. Фомы [И. Г. Гёрнера] соопекуном,[60] но только лишь ради раздела [наследства].

[А. М. Бах (прошение в университет). — Лейпциг, 21.Х. 1750 г.]

27 (III/804)

[…] И тут мне вспоминается одна история, которую рассказывал лондонский Бах <(Иоганн Кристиан Бах)> в Швецингене.[61] Разговор зашел о его великом отце, и он сам признался, что не способен сыграть то, что сочинил отец. «Как-то раз, — рассказывал он Каннабиху и Вендлингу, — я импровизировал на клавире, так просто, механически, и остановился на квартсекст[аккорде]. Отец лежал в постели, и я думал, что он спит. Но он вскочил с постели, дал мне затрещину и разрешил квартсекст[аккорд]».

[К. Ф. Д. Шубарт (в «Немецкой хронике»). — Ульм, 16.I. 1775 г.]

28 (III/973)

[…] У старика Себастьяна было три [(?)] сына. Доволен он был только [Вильгельмом] Фридеманом, большим мастером игры на органе. Даже о Карле Филиппе Эмануэле он говорил (несправедливо!): «Это берлинская лазурь![62] А она выцветает!» — Говоря о лондонском Бахе, [Иоганне] Кристиане, он всегда приводил геллертовский стишок:

По глупости своей он далеко пойдет![63]

И действительно, из всех троих он сделал самую большую карьеру. — Мне эти суждения [И. С. Баха] известны из уст самого' [Вильгельма] Фридемана. […]