[К. Ф. Э. Бах — И. Н. Форкелю (в Гёттинген). — Гамбург, 20.IV. 1774 г. ] (с. 160)

252 (III/964)

Из письма одного немецкого странствующего художника. Лейпциг. — По пути мы навестили капельмейстера Рейхардта в его очаровательной вилле в живописной местности близ Гибихенштайна… хотел бы сказать тебе несколько слов о двух очень показательных картинах, которые мы видели в его коллекции. Одна — это написанный с натуры портрет И. С. Баха,[360] другая — портрет Глюка работы Дюплесси; Глюк послал его Рейхардту за несколько лет до смерти. Бах, великий грамотей и контрапунктист, изображен толстощеким, широкоплечим, с морщинистым лбом, в строгом гражданском платье, с нотами в руках: он как бы предлагает нам расшифровать хитроумный шестиголосный тройной канон. Глюк сидит в шлафроке за инструментом и играет: голова его одухотворенно приподнята, лоб ясен, во взоре сияют небеса, губы светятся располагающей добротой, и все его лицо выражает красоту и тепло — наслаждение искусством. — Не могу тебе описать, как поразило меня столь знаменательное различие в облике этих двух мужей.

[И. Ф. Рейхардт (в «Музыкальном еженедельнике»). — Берлин, 12.XI. 1791 г.]

253 (III/905)

К тому же я убежден, что лучшие из его <(Генделя)> итальянских оперных арий, с их разнообразием манеры письма и изобретательностью сопровождения, превосходят арии всех его предшественников и современников во всей Европе; в его скрипичных вещах больше огня, чем у Корелли, и больше ритм[ического совершенств]а, чем у Джеминьяни; своими полн[озвучн]ыми, мастерски сделанными, великолепными органными фугами, где тема всегда в высшей степени естественна и привлекательна, он превзошел Фрескобальди и даже Иоганна (с. 161) Себастьяна Баха и остальных немцев, самых прославленных в этом трудном и кропотливом роде композиции.

[Ч. Бёрни (в переводе на нем. яз. И. И. Эшенбурга), «Сообщение об обстоятельствах жизни Г. Ф. Генделя». — Берлин, 1785 г.]

254 (III/912)[361]

Пусть Гендель был во всех отношениях великим композитором, более того, пусть он, быть может, был великим контрапунктистом и исполнителем на клавишных инструментах в сравнении с кем угодно другим, — но как раз в этих-то двух областях он все же намного уступал Йог. Себ. Баху, который в этом деле, видимо, навсегда останется недосягаемым образцом. Каждому свое. Фигура Генделя не станет мельче из-за [признания] того, что как контрапунктист и исполнитель он не был крупнее Йог. Себ. Баха *: в нем так много величия, так много достоинств, что, невзирая на это, его слава художника будет [по-прежнему] прочна.

* Когда Гендель в лучшие свои годы приехал из Лондона в Галле навестить свою семью, Йог. Себ. Бах, который жил тогда <(в 1729 году)> в Лейпциге, так обрадовался его прибытию [в Германию], что немедленно отправил [в Галле] своего старшего сына, ныне покойного Вильгельма Фридемана, чтобы тот передал ему поклон и приглашение в Лейпциг. Многие видные любители музыки с замиранием сердца ждали этой встречи: им очень хотелось устроить небольшое дружеское состязание между двумя столь великими музыкантами; но Гендель, невзирая на неоднократные приглашения, избегал какой бы то ни было возможности [встретиться с Бахом]. Рецензент слышал эту историю — с кое-какими дополнительными подробностями — из уст самого' Вильгельма Фридемана Баха.

[И. Н. Форкель (в «Гёттингенских ученых записках» и в «Музыкальном альманахе»). — Гёттинген, 1786 и 1789 гг.]

255 (III/908)[362]

[…] С господином Бёрни я во многих местах не согласен. С Генделем получается то же самое, что и с другими, когда их начинают обожествлять: обычно это им наносит вред. Проводить сравнения трудно, да и не стоит этого делать. Вот Кайзер во времена Генделя превосходил последнего по части кантилены, и Гендель никогда не стал бы в этом отношении Грауном, Хассе и т. д. и т. п., хотя он и жил в их время. Да это было и не нужно: он был достаточно велик, особенно в своих (с. 162) ораториях. Но писать, что в игре на органе он превосходил моего отца и т. д. и т. п., - об этом не может говорить человек, живущий в Англии, с ее неважными и, что примечательно, сплошь беспедальными органами, и, следовательно, не разбирающийся в специфике игры на органе, никогда, должно быть, не видевший и не слышавший органных вещей, наконец, наверняка не знающий клавирных и особенно органных вещей моего <отца>, с их сплошь облигатным употреблением педали, которой поручается то главный голос, то альт, то тенор, И все это в фугах, где голоса никогда не выключаются, где встречаются труднейшие места, да и вообще педальная клавиатура используется с величайшим огнем и блеском; короче, Бёрни не имеет понятия о множестве вещей и т. д. и т. п. и т. п.

[И. А.] Хассе, Фаустина [Хассе], Кванц и многие другие, хорошо знавшие и слышавшие Генделя, в 1728 или 1729 году, когда мой отец публично выступал в Дрездене,[363] говорили: «Бах поднял искусство игры на органе на самую большую высоту», см. [об этом] в кванцевом «Наставлении».[364] Говоря серьезно, разница тут огромная. Делал ли Гендель когда-нибудь трио[-фактуры][365] с 2-мя мануалами и педалью? Делал ли он просто для клавира 5- и 6-голосные фуги? Конечно же, нет. Следовательно, тут и сравнивать нечего; дистанция слишком велика. Достаточно обратиться к клавирным и органным вещам того и другого. […]

[К. Ф. Э. Бах — И. И. Эшенбургу (в Брауншвейг). — Гамбург, 21.I. 1786 г.]

256 (III/927)[366]

[…] Клавирные вещи Баха и Генделя вышли из печати в одно и то же время — в двадцатые годы нашего столетия. Но какая [между ними] разница! В сюитах Генделя многое копируется с тогдашней манеры французов, в них мало разнообразия; в баховских частях [собрания пьес] «Clavierübung» все оригинально и разнообразно. Мелодика арий с вариациями в сюитах Генделя — плоская и для нашего времени слишком простоватая; баховские арии с вариациями и сейчас хороши, оригинальны, и потому им трудно будет устареть. Какое богатство, особенно в баховской напечатанной арии с вариациями для клавесина с двумя мануалами![367] Какое многообразие! (с. 163) Какое искусство, требующее от рук сноровки, требующее мастерства исполнения! Первая часть генделевских клавирных сюит очень хороша, за исключением арий. Вторая часть претендует на бо'льшую галантность, но, по преимуществу заурядна и убога.

Фуги Генделя хороши, вот только он часто выключает голоса. Клавирные фуги Баха можно расписать на столько инструментов, сколько в этих фугах голосов; ни один голос не остается внакладе, каждый надлежащим образом проведен. Фуги Генделя простираются не более чем на четыре голоса. У Баха в его сборниках, озаглавленных «Хорошо темперированный клавир», есть и пятиголосные фуги, причем [в этих сборниках он прошел] через все двадцать четыре тональности. У него есть даже фуга на королевскую прусскую тему с шестью голосами, и притом для мануала.[368] Если речь идет об искусстве, исполненном гармонии, о гении мастера, изобретшего, в совершенстве отработавшего и вместившего в единое, стройное целое многочисленные части крупного произведения, согласовав их между собой, [- если речь идет о гении мастера, ] сумевшего сочетать многообразие с величавой простотой, да так, что в восхищение пришли даже любители, хотя бы в какой-то мере понимающие с язык фуги (остальные о фугах судить не могут), — то я сомневаюсь, способны ли фуги Генделя выдержать сравнение с баховскими.