Закончился, предусмотренный законом, пятилетний срок пребывания его в этой должности. Бумаги же на его представление на новый пятилетний срок осели где-то в недрах обкома партии.

Не то, чтобы он не ладил с обкомом — это было просто невозможно, но партийные чинуши на каждом шагу старались показать, кто в области хозяин. И на каждом бюро обкома старались ущипнуть главного областного «законника», как они называли его с пренебрежением и даже презрением.

К прокурорским работникам любая местная партийная и советская власть вообще относилась как к какой-то неизбежной, но не очень существенной, помехе.

— Что вы тычете всюду свои законы! — мог заорать и, действительно, орал на прокурора даже завотделом обкома, не говоря уже о секретарях областного комитета партии или председателе облисполкома.

«Свои законы» — каково?

И прокурор вынужден был брать под козырек и снимать обоснованные и, главное, основанные на законе, претензии или требования к органам исполнительной власти и хозяйственникам.

Зазвонил телефон. Прокурор подошел к столу и взял трубку.

— Слушаю вас, — произнес он. — …Здравствуйте, василий Борисович… Да, мы проводим расследование… Пока неясно… Нет, никто не задержан… Почему не милиция занимается?.. Это чисто прокурорская подследственность… Закон так определяет… Да, я, конечно, доложу о результатах… До свидания.

Прокурор положил трубку и хмыкнул.

— Почему не милиция… — раздраженно повторил он, передразнивая собеседника, — …какой еще такой закон…

К милиции отношение было совершенно иное — милиция была цепным псом партии и служила ей верой и правдой, не оглядываясь ни на какие законы. Единственным законом для нее была воля партии, а, точнее, воля соответствующего партийного бонзы. Иногда начальник милиции был членом бюро обкома или райкома партии и, поэтому, фактически стоял в иерархии выше прокурора, хотя его деятельность была поднадзорна прокуратуре.

Прокурор области нервничал не зря. Он, в общем-то, был не из тех, кто чересчур прогибался перед партийной верхушкой области, и старался честно исполнять свой государственный долг. Конечно, это было видно невооруженным глазом и ему, похоже, собирались показать его место. Поводы к этому были, а найти основания…

Он взял со столика желтоватую брошюрку «Закон о Прокуратуре Союза ССР» и стал рассеянно листать ее.

Формально, в соответствии с Конституцией, прокуратура была централизованным органом, не подчинявшимся местным органам власти. Прокурора области своим приказом назначал Генеральный прокурор СССР. Но, фактически, ни одна номенклатурная должность и, уж, тем более, прокурорская, не могла быть занята без согласования соответствующего партийного комитета.

Вначале этот вопрос рассматривался на бюро райкома, обкома, или ЦК партии, в зависимости от того, прокурора какого ранга назначали. И уж если бюро не согласовывало кандидатуру, то и речи о его назначении не могло идти. Таких случаев история не зафиксировала. Кто мог пойти против мнения партийного органа?

Генеральный прокурор? Только, если ему самому надоела его должность.

На столе прозвенел звонок внутренней связи.

— Заходи, — коротко произнес в трубку областной прокурор и набросил на плечи китель без погон, но с двумя вышитыми золотом большими звездами в черных петлицах, висевший на спинке кресла.

Вошедший был высок, худощав и одет в аккуратный коричневый костюм и светлую рубашку с галстуком. Большие, не по возрасту, залысины, скрашивали его простоватое угловатое лицо, придавая ему интеллигентный вид. В руке он держал уголовное дело, скрепленное желтовато-коричневыми корочками, которое тотчас же и раскрыл, дождавшись приглашения присесть.

— Здравствуйте, Константин Сергеевич.

— Ну, что у тебя с этой утонувшей девушкой, — хозяин кабинета пожал вошедшему следователю руку, но не смог скрыть досады, хотя видимых поводов к этому не было.

— Она не утонула. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы Елена Болышева была сначала задушена, а потом сброшена в Неман. А, кроме того, очень сильно избита перед этим и зверски изнасилована. Говоря языком эксперта, смерть наступила в результате механической асфиксии, от сдавливания шеи руками. Свежий разрыв девственной плевы. На теле и на лице — семнадцать ушибленных ран…

— Вот как? Подозреваемые есть?

— Есть. И, по-моему, их даже несколько.

— Рассказывай.

— 21 августа в Заводской РОВД, ночью, около двух часов, обратился студент нархоза, то есть института народного хозяйства, — уточнил следователь, — некто Крастонов. Он пояснил, что поздним вечером, во время свидания с девушкой, которая и была затем обнаружена убитой, на них напало пятеро неизвестных парней. Если коротко, то его избили, оглушили и сбросили в реку.

— То есть, он мог утонуть?

— И наверняка утонул бы, как говорят эксперты. Ему просто повезло. Да и организм молодой, к тому же он спортсмен, серьезно занимается бегом.

— Значит, налицо — покушение на умышленное убийство?

— Да. Именно так я квалифицировал бы действия нападавших, в зависимости от степени участия, конечно.

— Что было дальше?

— Перед тем, как его оглушили, он слышал крики девушки. Очнулся, как показало наше расследование, в двухстах десяти метрах, вниз по течению, на другом берегу реки. Парень вновь переплыл реку, но на месте нападения уже никого не застал. Нашел лишь свою куртку, которую накидывал на плечи девушки.

— Место происшествия осматривали?

— Увы, всего лишь через пять дней. Материалы находились в милиции, и нам об этом не сообщили, посчитав, что потерпевшему причинены побои в обычной драке.

— Безобразие. Грамотеи, — прокурор, казалось, выплеснул свою злость. Он закурил сигарету и тотчас же закашлялся, так как курил редко.

— Что дал осмотр места происшествия?

— Почти ничего. Едва видимые следы борьбы на почве и на траве. Есть и следы ног, но снять с них слепки и идентифицировать не представилось возможным, ввиду их давности и обильно выпадающей ежедневно росы. Небольшие осколки пивной бутылки. Сломанные ветви кустарника. Следы стоявшей автомашины. Вот и все.

— А что по девушке?

— Места, где над ней совершены насильственные действия и где она была сброшена в реку, установить не удалось.

— Автомашина хоть установлена?

— Это оказалось проще всего. Протекторы принадлежат спортивному итальянскому автомобилю «Фиат-Z». Такой ширины шин нет ни у одной из иномарок, состоящих на учете в областном ГАИ. Да и всего иномарок в области меньше пятидесяти.

— И кому он принадлежит?

— Числится на сестре начальника управления торговли облисполкома Плеткевича Иосифа Казимировича. Но фактически постоянно ездит на ней его сын Павел, тоже студент нархоза, факультет торговых отношений, второй курс.

— Крастонов с ним не пересекался?

— Нет, они не знают друг друга. Да и поговаривают, что этот Павел, или как его зовут дружки, Пашот, занятия в институте посещать не изволит — занят другими делами.

— Какими?

— Ошивается в окрестностях валютного магазина «Березка» и возле гостиницы «Неман», где и заканчивает обычно день гульбой в ресторане. Неоднократно задерживался милицией, но…

— Что «но»?

— Вы же понимаете, кто у него отец. Все дефициты под его началом. Тут, если потребуется, обычную водку не всегда купишь, да кусочек колбасы сырокопченой на закуску, а там…

— Да-а-а, — протяжно вздохнул прокурор, — и что, этот самый Павел отрицает, что был там в тот вечер?

— Ничуть. Равно, как и остальные четверо.

— Вот как? — хозяин кабинета от удивления промахнулся уже потухшей сигаретой мимо хрустальной пепельницы и досадливо поморщился.

— Все они утверждают, что пили вечером пиво на берегу Немана и случайно видели, как парень, похожий на Крастонова, сбрасывал девушку с берега.

— Вот же, мразь, какая… Крастонов их опознал?

— Да. Он утверждает, что это именно те молодые люди, которые напали на них вечером 21 августа.