Любые поиски высшей Истины посредством одного лишь интеллекта должны завершиться либо агностицизмом упомянутого рода, или же некой интеллектуальной системой, или сконструированной разумом доктриной [formula]. Уже есть сотни таких систем и доктрин и могут быть созданы еще сотни, но ни одна из них не может быть окончательной. Каждая из них может иметь свою ценность для разума, и различные системы с их противоположными заключениями могут иметь одинаковую привлекательность для умов равной силы и способностей. Вся эта работа спекулятивного мышления полезна тем, что она воспитывает [тренирует] человеческий разум и постоянно указывает ему на идею о чем-то Запредельном и Окончательном — к чему он должен обратить себя. Но мыслящий Разум [intellectual Reason] может лишь неопределенно указывать на Него или ощупью осязать Его, или же пытаться обнаружить отдельные и даже противоречивые аспекты Его проявления здесь; он может войти в Него и познать Его. До тех пор, пока мы остаемся в области чисто интеллектуальной, все, что можно сделать [здесь], — это беспристрастно размышлять над тем, что было продумано и затем найдено, постоянно взвешивать [throwing up] идеи, все возможные идеи, и [наконец] создать ту или иную философскую веру, мнение или вывод. Такого рода беспристрастное исследование Истины было бы единственной возможной позицией любого широкого и гибкого интеллекта. Но любое достигнутое таким образом заключение было бы только умозрительным [speculative]; оно не могло бы иметь никакой духовной ценности, оно не дало бы убедительного [decisivel] опыта [переживания] или духовной уверенности, которой ищет душа. Если интеллект — наше наивысшее возможное орудие и нет других средств достижения сверхматериальной [надфизической — supraphysical] Истины, то мудрый и неограниченный агностицизм должен быть нашей окончательной позицией. Вещи в своем проявлении могут быть познаны до некоторой степени, но Высшее и все, что находится за пределами Разума, должно навсегда остаться непознанным.

И только если есть более великое сознание за пределами Разума и это сознание доступно нам, мы можем познать и вступить в окончательную Реальность. Интеллектуальное размышление, логическая аргументация — существует ли такое более высокое сознание или нет — не могут завести нас очень далеко. То, что нам нужно — путь к тому, чтобы получить опыт [переживание], достичь этого сознания, войти в него, жить в нем. Если мы сможем достичь этого, интеллектуальное размышление и обсуждение [аргументация — reasoning] с необходимостью отойдут на второй план и даже потеряют свой смысл для существования. Философия, интеллектуальное выражение Истины могут остаться, как средство выражения этого более великого открытия — насколько его вообще можно выразить в сфере ментального разума [in the mental intelligence].

Это, как вы увидите, отвечает на ваш вопрос о западных мыслителях — Брэдли и других, которые пришли через интеллектуальное размышление к идее об «Ином за пределами мысли» или даже пытались, подобно Брэдли, выразить свои выводы о нем в терминах, которые напоминают некоторые выражения в «Арье». Сама по себе эта идея не нова, она стара, как Веды. В других формах она была повторена буддизмом, христианским гностицизмом, суфизмом. Первоначально она была открыта не интеллектуальным размышлением [не работой мыслящего интеллекта], но путем мистического следования внутренней духовной дисциплине. Когда — где-то между VII и V вв. до Рождества Христова люди, как на Востоке, так и на Западе, начали интеллектуализировать знание, эта Истина уцелела [выжила] на Востоке; на Западе, где интеллект стали признавать единственным и наивысшим орудием [для] открытия Истины, она начала отмирать [to fade]. Но и там она все-таки постоянно пытается возродиться [to return]; ее воскресили неоплатоники, а теперь, как представляется, неогегельянцы и другие (например, русский Успенский и один или два немецких мыслителя, я полагаю), кажется, подходят к ней [достигают ее]. И все-таки здесь есть разница.

На Востоке, особенно в Индии, метафизики [metaphysical thinkers] пытались, как и на Западе, установить природу высшей Истины посредством интеллекта. Но, во-первых, они не возводили интеллектуальное мышление в ранг наилучшего орудия в открытии Истины, но ставили его на второе место. Первое место всегда отводилось духовной интуиции и озарению, духовному опыту; интеллектуальное заключение, которое противоречило этому Высшему авторитету, считалось недействительным. Во-вторых, каждая философия была вооружена практическим путем достижения высшего состояния сознания, таким образом, даже когда начинали с Мысли, цель состояла в том, чтобы прийти к состоянию за пределами ментального мышления. Основоположник всякой философии (как и те, кто продолжал его работу или школу) совмещал в себе мыслителя-метафизика и йогина. Те же, кто были лишь философами-интеллектуалами [рационалистами, умосозерцателями], уважались за их ученость [learning], но никогда не возводились в ранг открывателей истины. А философии, которые не имели достаточно мощных средств [для достижения] духовного опыта, вымирали, становились принадлежностями прошлого, так как они не были действенным средством [they were not dynamic] для духовного открытия и реализации.

На Западе же утвердилась как раз противоположная традиция. Мысль, интеллект, логический ум стали все более и более рассматриваться как высшее средство и даже как высший предел [highest end]; в философии мысль есть и данность, и предел [is the be-all and the end-all. И именно посредством интеллектуального мышления и умозрения должна быть открыта истина; даже для духовного опыта требовалось, чтобы он прошел проверку разума, только тогда он будет иметь силу — позиция, прямо противоположная индийской. Даже те, кто понимает, что ментальная Мысль должна быть преодолена, и допускает сверхразумное Иное, по-видимому, не избегают того ощущения, что [именно] посредством ментальной Мысли, очищенной и видоизмененной [sublimating and transmuting itself], должна быть достигнута и оформлена [made] эта иная Истина, чтобы занять место ментальных ограничений и неведения. И опять-таки западная мысль перестала быть динамичной [действенным средством]; она стремилась к [построению] теории бытия, а не к [его] реализации [it has sought after a theory of things, not after realisation]. Она еще была динамичной у древних греков, но, скорее, для моральных и эстетических, чем для духовных выводов [ends]. Позже она стала еще более чисто интеллектуальной и академичной; она стала чистым умозрением [intellectual speculation only] без каких бы то ни было практических путей и средств достижения Истины посредством духовного эксперимента, духовного открытия, духовной трансформации. Если бы не это различие, не было бы никаких оснований для ищущих, подобных вам, обращаться за помощью [for guidance] к Востоку, ибо в чисто интеллектуальной сфере западные мыслители так же компетентны, как любой восточный мудрец. Но именно этот духовный путь, дорога, которая ведет за пределы интеллекта, переход от внешнего существа к сокровенному Я [Self] был покинут чрезмерной интеллектуальностью европейского разума.

В выдержках из Брэдли и Иоахима, к которым вы отсылаете меня, все еще присутствует интеллект, размышляющий над тем, что лежит за его пределами, и приходящий к интеллектуальным, рассудочным, умозрительным заключениям относительно него. Он не является действенным средством [dynamic] для изменения, которое пытается описать. Если бы эти философы [writers] выражали в ментальных терминах некую реализацию, [пусть] даже ментальную, некий интуитивный опыт [переживание] этого «Иного, чем Мысль» тот, кто готов к этому, мог бы почувствовать это [его] сквозь вуаль языка, который они используют, и подтянуть себя к тому же переживанию [опыту]. Или же, если бы по достижении [определенных] интеллектуальных выводов они переходили бы к духовной реализации, находя [определенный] путь или следуя уже найденному, тогда, следуя за их мыслью, [ищущий] мог бы готовить себя к тому же переходу. Но ничего подобного нет в их напряженных размышлениях. Они остаются в области интеллекта, и в этой области они, без сомнения, превосходны; но они не становятся динамичными [действенным средством] для духовного опыта.