— И когда же он должен проделать эту работу? — осведомился старик.
— Думаю, что скоро. Возможно, сегодня ночью.
— Хотел бы я иметь твой магический кристалл!
— Папа, — продолжал Эллери, — если мы в чем-то и можем быть уверенными, так это в том, что Игрек знает свои жертвы вдоль и поперек. Он знает, где они находятся, что и когда делают. Это относится и к Персивалу. Не думаю, что Игрек особенно верит в его внезапное перерождение. Он знает, что Перс в любой момент опять может стать прежним непредсказуемым грешником. Поэтому Игрек не может позволить себе ждать. Он должен воспользоваться удобной возможностью, когда точно знает, где будет находиться и чем заниматься Персивал. Так что эта ночь — весьма вероятное время.
— Лучше послушайте маэстро, инспектор, — посоветовал сержант Вели. — Разве он когда-нибудь вас подводил?
— Очень много раз, — буркнул старик, погружаясь в мрачные размышления.
Глава 28
ЗАХВАТ
Энн Дру пригласила пообедать обоих Квинов. Инспектор кисло улыбнулся и отказался, сославшись на срочную работу в офисе. Но Эллери принял приглашение. Том и Энн убедили Персивала не возвращаться домой к обеду в одиночестве, а присоединиться к ним. В итоге все четверо приятно провели время, пока миссис Шривер прислуживала за столом, а Вели, помогая ей, сновал между столовой и кухней, то и дело испытывая затруднения с острым языком экономки и щенком овчарки, сердито рычавшим всякий раз, когда сержант приближался к нему. Огромные размеры Вели, а также близость Эллери и Арчера, казалось, внушали Персивалу уверенность; он излучал добродушие и дружелюбие точно так же, как излучал страх при виде маленькой белой карточки, изображавшей угол Йорк-Сквера, где расположен его дом.
Персивал жадно стремился узнать все о марках, и Эллери с Арчером по очереди удовлетворяли его интерес к филателии, рассказывая ему о различных типах почтовой бумаги, о том, как можно в течение нескольких минут погрузить марку в бензин для обследования водяных знаков и высушить снова, не повредив ни бумаги, ни краски, ни клея. Персивал задавал вопрос за вопросом, и Эллери понимал, что он таким образом отвлекает себя от сжимавшегося вокруг него кольца ужаса.
Снаружи постепенно темнело.
После обеда они перешли в кабинет, где болтали несколько минут. Персивал Йорк сидел за письменным столом своего покойного кузена Роберта спиной к дверям на террасу, а Том Арчер отошел к библиотечному столу, заваленному альбомами. Миссис Шривер покончила с посудой и удалилась, сержант Вели куда-то исчез, и, наконец, Энн Дру пожелала всем доброй ночи и поднялась к себе.
Эллери вышел в холл, взял свою шляпу, вернулся в кабинет и задержался у письменного стола. Свой прощальный разговор с Персивалом Йорком он вспоминал долгое время спустя.
— Все это так приятно, мистер Квин, — промолвил последний из Йорков. — Иногда…
— Да? — подбодрил его одолеваемый любопытством Эллери.
Персивал смущенно усмехнулся:
— Иногда мне кажется, что я в какой-то степени Садим.
— Кто-кто?
— Мидас[53] наоборот. Все золото, к которому я прикасаюсь, превращается в отолоз.
— Золото наоборот?
— Да, и вы понимаете, что это означает. Я мог бы объяснить, но не хочу развращать молодого Арчера.
Однако молодой Арчер оторвал взгляд от альбомов и сам дал точное определение тому, что подразумевал Персивал под «золото наоборот». Эллери, смеясь, обменялся рукопожатиями с обоими и удалился.
Точно в указанное время Уолт задержался в черной тени гаража, огляделся по сторонам и затем посмотрел вперед, в сторону террасы, в которую проникал свет через французское окно кабинета.
Неподвижно лежащий на крыше гаража детектив Зилгитт нажал кнопку разговора миниатюрного приемопередатчика и постучал ногтем большого пальца по решетке микрофона.
В мягких резиновых наушниках сержанта Вели, находившегося в темном коридоре дома Роберта Йорка, послышался неприятный скрежет. Сержант вытащил из нагрудного кармана фонарик и зажег его; стоящий в кабинете Эллери Квин видел это. Тот же тихий скрежет прозвучал в наушниках двух детективов, прячущихся сбоку террасы, и третьего, скрывающегося напротив, в кустах. Никто из троих не двинулся с места.
Держась в тени, Уолт вышел из-за угла гаража на лужайку перед террасой. Он мог ясно видеть черный овал спортивного жакета и верхушку головы Персивала Йорка.
Уолт нащупал в кармане плоский предмет.
Наверху розовый ноготь большого пальца вновь постучал по микрофону. Мужская фигура бесшумно появилась в углу гаража в том месте, где первый раз остановился Уолт, который внезапно сжался и застыл.
Эллери Квин со шляпой в руке приблизился к письменному столу в кабинете и заговорил с Персивалом Йорком.
Уолт ждал. Вдалеке прогудел автомобиль, и мальчишеский голос выкрикнул ругательство. Где-то послышался звон, как будто камнем разбили оконное стекло, и быстро удаляющийся топот ног. Все эти звуки никак не отразились на поведении Уолта.
Только когда Эллери засмеялся, помахал рукой и вышел, Уолт скользнул налево, где чернели кусты. Его рука снова нащупала в кармане плоский предмет.
Как только он добрался до кустов, свет погас, и все погрузилось в темноту — кабинет, терраса, газон…
Уолт услышал донесшийся из кабинета хриплый крик Персивала:
— Свет погас!
И ответ Тома Арчера:
— Просто перегорела пробка, Перс. Не ходите в темноте. Сидите спокойно.
Сидите спокойно…
Перебежав лужайку, Уолт очутился на террасе и быстро подскочил к левому косяку французского окна. Он застыл там, припав к земле и сжимая в руке плоский холодный пистолет, когда свет зажегся снова.
Уолт выстрелил пять раз. Первые три пули угодили в середину спортивного жакета Персивала Йорка. Четвертая попала в верхний правый ящик стола. Пятая поцарапала крышку письменного стола и ударила в альбом с марками на библиотечном столике. Уолт умудрился сделать четвертый и пятый выстрелы, когда его уже схватили за руки и за ноги люди, прятавшиеся на террасе и выбежавшие из кабинета.
Подоспевший Эллери остановился над копошащимися на полу людьми.
Тяжело дышащие детективы поднимались на ноги, но каждый из них одной рукой крепко держал Джона Хенри Уолта, лежащего на спине на красных плитках пола с ангельской улыбкой.
Глядя на это холодно улыбающееся лицо, в котором отсутствовали всякие признаки страха, Эллери почувствовал, что у него по коже забегали мурашки.
— Ради бога, заберите его отсюда! — приказал он дрожащим голосом.
Эллери сидел, опершись лопатками на спинку стула и глядя налитыми кровью глазами на одиннадцатое издание Британской энциклопедии. Он чувствовал себя как человек, который взбирался на Эверест и, преодолев последний утес, обнаружил, что стоит у подножия, или как спортсмен, бежавший со скоростью одна миля за три минуты и узнавший, что судья забыл завести часы.
«Перестань барахтаться в том, что тебя не удовлетворяет, — сказал себе Эллери. — Когда чувствуешь себя скверно, подумай о хорошем». Но чего хорошего они добились?
Убийца — Джон Хенри Уолт — сидит в тюрьме. Он охотно подписал признание в четырех преднамеренных убийствах, ничего не отрицая и не пытаясь защитить себя.
Но Уолт не ответил на самый важный вопрос: почему он все это сделал? Конечно, ему все еще неизвестно, что письма Игрека обнаружены, и на вопрос о том, были ли у него соучастники, он только улыбается, причем улыбка этого странного маленького человечка становится особенно очаровательной, когда его спрашивают, что означает буква «H» на карточке Персивала Йорка.
Конечно, этот человек безумен, и его безумие такое же стойкое, как закон притяжения. Это сделало его надежнейшим средством осуществления таинственных замыслов мистера Игрека.
Эллери ударил кулаком по подлокотнику кресла. Здесь все не так. Арестовать Уолта — все равно что арестовать за убийство не человека, а оружие!
53
Мидас — в греческой мифологии фригийский царь, обладавший даром превращать в золото все, к чему он прикасался.