6

— Братцы, сенсация! — произнес Барсов с пафосом и развернул на столе иностранный журнал. — Витя, ты еще не забыл французский? Переведи.

— Таинственный знак, — начал Виктор Коленов. — В течение последнего месяца психиатрами Парижа зарегистрировано около 20 случаев спонтанной телепатической связи. Во всех случаях пациенты наблюдали какой-то таинственный знак, имеющий сложные очертания.

Редакция нашего журнала обратилась к читателям с просьбой сообщать нам о подобных случаях. Получено около ста двадцати писем тех, кто видел этот знак. Совпадает не только форма его, но и время появления. По-видимому, мы имеем дело с каким-то загадочным явлением, которое ждет научного истолкования.

— А вот еще, — произнес Барсов, переворачивая страницу. — Полюбуйтесь! Виктор, переведи.

Все столпившиеся возле Барсова увидели причудливое переплетение линий. Под рисунком стояло: «Так художник Делуар изобразил знак, который он наблюдал 15 апреля в 18 часов 45 минут».

— Ну, каково? — спросил Барсов и посмотрел на Рябова. Тот впился глазами в рисунок. Едва шевеля губами, произнес чуть слышно:

— Моя фигура. Это она.

— Сапоги вы! — загремел Барсов. — И ты, и Наров. Два сапога! Вам бы тогда объявить громогласно. Вы бы знаменитыми стали. А вы…

Вскоре о таинственном знаке заговорили повсюду. Корреспонденты газет, журналов, радио и телевидения брали интервью видных ученых.

Вечерами к Нарову зачастил сосед.

— Пишут вот, что появление этих знаков связано с пятнами на солнце. Так это или нет?

— Да, есть такая гипотеза. Ее выдвинул французский ученый Шарль Мотье. По его наблюдениям, чаще всего знаки появляются при большой интенсивности магнитных бурь. Лично я в эту гипотезу мало верю. Думаю, что это совпадение случайно.

— Вот вы — человек ученый. Как вы объясните: дочь моя их видит, а я — нет? И вы вот видели. Может, это все от учености? Дочь, между прочим, в будущем году оканчивает мединститут.

— Нет, это не от учености, — терпеливо убеждал Наров. — Скорее, это способность врожденная. Чем тоньше нервная организация, тем, очевидно, легче его воспринять. Мой научный руководитель — известный физик Андрей Николаевич Платонов. Это имя известно в научном мире. А вот фигуру он до сих пор ни разу не видел. Может, не желает видеть? — добавил Наров, скорее для самого себя.

7

Андрей Николаевич Платонов снова взял в руки зеленую папку. Тридцать страниц, отпечатанных на машинке. Он прочел их несколько раз. Как к этому отнестись? С одной стороны, фантасмагория. Но с другой — может, в этом что-то и есть? Легче всего признать все это бредом. А если не бред? Андрей Николаевич всю жизнь имел дело с фактами. А тут фактов по существу нет. Платонов резко захлопнул папку, взял телефонную трубку:

— Будьте любезны Нарова. Леонид Алексеевич? Это Платонов. Зайдите ко мне.

— Ну вот, прочитал я ваш опус, — говорил он Нарову минуту спустя. — Любопытно.

— И только?

— Нет. Можно даже сказать — грандиозно. Почти что фантастика. А как это доказывать? Доказательств-то нет.

— Нет, так будут. Я же дал предложения.

— Здесь я не уловил этого, — сказал Платонов, по-приятельски хлопнув зеленую папку.

— Ну как же?! А опыты коллективной телепатии? Надо попробовать.

С минуту Платонов о чем-то раздумывал, барабаня пальцами по крышке стола. Потом опять открыл зеленую папку.

— Вот что, Леонид Алексеевич. Есть один человек, который способен зажечься вашей идеей. И влияние он имеет огромное. Что, если вам к нему обратиться?

— Кто это?

— Академик Арасипян.

8

Арасипян слушал нетерпеливо, потом вдруг перебил Нарова, заговорил сам. Говорил он громко, чуть ли не каждое слово сопровождал каким-нибудь жестом. Вскакивал, бегал по кабинету. Хватая пепельницу, переставлял ее с места на место, а пепел стряхивать в нее забывал. Двигался он стремительно, с какой-то удивительной легкостью. Длинные руки успевали в одну секунду проделать десятки разнообразных движений.

— Да, конечно, трудно предвидеть, на что еще способна природа, если она сумела вылепить такое чудо, как человеческий мозг. Но из чего она это чудо лепила? Из обычных атомов! Правда, даже природа-мать не обошлась без издержек. Где диплодоки? Вымерли. Где птеродактили? Вымерли. Где плезиозавры, ихтиозавры, тиранозавры? Почему вымерли? Неудачные эксперименты природы. Теперь взгляните сюда.

Арасипян сел рядом с Наровым и раскрыл огромный альбом.

— Полюбуйтесь. Чудесное древо. Эволюция видов. Сколько ветвей и ответвлений! Сколько исчезнувших видов! Но посмотрите внимательно. Видите? Как ясно прорисовывается главное направление роста этого древа, его центральный ствол. Куда этот ствол устремлен? К разуму! К тому величайшему из моментов истории нашей планеты, когда появился разум. Это центральный ствол эволюции. А центр каждого организма — его нервный ствол. Шаг за шагом, клетку за клеткой усложняла его природа. От простых ощущений амебы к сложным инстинктам животных и наконец к цельной картине мира, отраженного в нашем мозгу.

И вот живет на земле человек, преобразует планету. И эволюцией видов перестал управлять слепой случай. Судьба планеты в руках человека. Куда же направит он эволюцию? К чему ее приведет?

Арасипян встал, отложил альбом, стряхнул пепел с костюма и снова спросил:

— К чему? Может быть, к бомбе? Р-р-раз — и готово! Земли нет — есть ядерный гриб. Я не хочу в это верить. Не хочу. Разве для этого миллиарды лет растила природа свое прекрасное древо? Для этого увенчало древо чудесным плодом — разумом? Чтобы разум его погубил? Нет, этого не будет. Все подчинить разуму — вот высшая цель. Но разум нужен единый. Вы понимаете? Единый разум планеты, а не миллионы разных желаний и целей. Как создать этот разум? Пока не знаю. Но знаю твердо: к нему идем. Путь не прямой, не легкий. Нации, страны… Революции, войны…

С развитием и расширением сфер влияния прогрессивного и справедливого социального строя будет меняться и человек. Он станет чище и выше. Каждый, кто мыслит, будет отдавать свои силы не на накопление личного богатства, а на накопление общечеловеческих знаний. Высшее благо — открыть новую тайну. Вырвать ее у частиц. У звезд. У Вселенной.

Вот почему я поверил в вашу гипотезу. Где-то там, в масштабах Вселенной, уже возник этот единый разум, объединивший в себе миллиарды отдельных умов. Я не знаю, чем сцементирован этот единый разум. Может быть, полем. Или как-то иначе.

Несомненно одно: есть во Вселенной такие вот сгустки разума, и на Земле развивается единый разум. Конечно, его наиболее полное проявление возможно только в условиях коммунистического общества, которое мы еще строим. Но если мы чувствуем, что к нам обращается разум другой части Вселенной, люди уже в состоянии ответить на его призыв. Вы согласны?

— Еще бы! Ведь и меня волнует то же. Только вы подошли с позиций биолога, а я — как технический специалист. Будем предполагать, что знак, который мы наблюдаем, излучен каким-то единым разумом. Очевидно, разум этот способен и излучать, и принимать излучения мозга, ведь не случайно сигналы направлены именно к нам. Они нащупали нас в бесконечном пространстве. При этом, заметьте, ведется поиск: с каждым разом передачи становятся все яснее и яснее.

— Простите, — опять перебил Нарова нетерпеливый Арасипян. — Но почему они выбрали именно этот вид связи? Ведь можно было использовать и обычную радиосвязь!

— Да, разумеется. Но даже из нашего весьма небольшого опыта телепатической связи следует одно ее очень важное свойство: при ничтожно малой энергии, излучаемой человеческим мозгом, осуществляется самая дальняя связь. Кроме того, космос настолько насыщен естественными радиоволнами, что, даже приняв сигналы, нельзя утверждать определенно: их посылают разумные существа. Вот две причины, по которым они предпочли не радиоволны, а излученную мысль. Сигнал, который они от нас принимают, очевидно, подобен шуму — это разные мысли многих людей. А от единого разума сигнал излучается когерентный. Его можно сравнить с остронаправленным лучом лазера. Такому лучу, очевидно, не требуется слишком большой энергии, чтобы преодолеть расстояния в сотни и тысячи световых лет и донести до нас четкие очертания знака.