Сашка. Смотри, какие крутые! Слушай, Кракс, а, может, нас кто-то из своих?..

Не успевает закончить, потому что из купе за спиной Кракса и Левого выходят в коридор и идут в хвост вагона Юля и Бородач.

Сашка (При виде Юли). Ух, какая лялька! (При виде Бородача, пустившего на ходу дым кольцом.) А это еще откуда?..

Бородач заходит в купе.

Кракс. Что ты хотел спросить?

Сашка. А… вот что хотел… Мне, значит, по мобильнику позвонить?

Кракс. Да.

Сашка. А вы? Со мной?

Кракс. Мы едем поездом, потому что так приказал Марат, и отбоя не было.

Сашка. Смурно как-то, братки!.. Ну, да ладно… Труп на трупе! И кровища! Сплошная мокрота!

Уходит, то и дело оглядываясь. Поезд трогается.

Голос старухи. Господи, опять мрак внешний и скрежет зубовный! Помолиться бы да слова забыла. Прости, Господи, стара стала, память отбило.

Кракс (Вздрогнув). Совсем нервы расшалились. Ты чего все молчишь и черт знает что думаешь?

Левый. О чем тут говорить? Полный копец, Кракс!

Кракс. «О, знал бы я, что так бывает, когда пускался не дебют»… Что же это получается — Седьмая симфония моего любимого композитора, великого русского музыканта Шнитке?.. Рыбак попался на крючок, и варится в ухе…

Уходит.

Левый (преображаясь и обращаясь к невидимой туристической группе — он сейчас гид). Итак, мы с вами подъезжаем к Граду небесному с восточной его стороны и скоро увидим трое его ворот, в просторечии именуемых Ярославским, Ленинградским и Казанским вокзалами, образующих доминанту восточной стены города. Ворота работы неизвестного мастера сделаны каждые из одной жемчужины, стены сооружены из чистого ясписа, а улицы здесь — как прозрачное золото и занесены в список культурного наследия ЮНЕСКО. Прошу обратить внимание на примечательную особенность этого памятника: ворота не запираются ни днем, ни ночью, тем более, что ночей здесь тоже не бывает, так что вход сюда всегда открыт, а выход не предусмотрен. По въезду в город — регистрация, а затем увлекательнейшие экскурсии с лучшим после Вергилия гидом всех времен и народов, тем более, что все время отныне — наше.

По ходу его спича из купе выходят проводница, женщина и интеллигент. При последних словах Вовчика они хлопают в ладоши. Из купе высовывается рука Кракса и затягивает Вовчика внутрь.

Проводница (женщине). Артист! Вы что-нибудь поняли?

Женщина. Пытаюсь. Слова по отдельности все понятные, кроме этого самого Извергилия, а общий смысл все равно не улавливаю.

Проводница. Не Извергилий, а старуха Извергиль — у писателя Максима Горького рассказ такой есть, сеструхе он в школе нравился, она мне его вслух читала. (Смотрит на интеллигента.) Ишь, уставился, ирод! Натуральный Извергилий!

Интеллигент, передернувшись всем телом, ретируется в купе.

Женщина. Пойду я. Прямо голова от напряжения заболела. Нельзя столько думать, особенно — ночью.

Уходит.

Проводница. Смысл, смысл. Какой еще смысл!

Уходит.

Из шестого купе в куртке и с заплечной сумкой в руках выходит Бородач.

Бородач. Все свое ношу с собой. А вот тебя и сына не могу взять… Как он, спит?

Юля. Спит… Неужели все? Может быть, тебе поселиться в Калинове. Мать поймет, а сын, слава Богу, пока что маленький, родного отца не различает…

Бородач. А муж — не к ночи будь помянут?

Юля (сокрушенно). Да, конечно…

Бородач. Кроме того, меня в Калинове знает несколько хороших людей, которые рано или поздно меня увидят, не желая зла, проболтаются. А потом, дело не в Калинове или Москве. Мы могли бы поселиться хоть на Новой Земле, но снова став человеком от мира сего, я не смогу жить тихо. Сначала обрасту кучей знакомых, потом закручу какое-нибудь дело. Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, рано или поздно упрется в Москву, и тогда развязка неизбежна. Это я сейчас сидел тихо, как мышка, а обычно к концу поездки поднимаю на уши весь вагон. Нет, жить тихо — не для меня.

Юля (прильнув к нему). Но ты обещаешь, что вернешься?

Бородач. Я же сказал, что найду выход. Считай, что жизнь твоя гарантирована во всех отношения. Я построю для тебя новый город вместо Москвы и Калинова. Но пока мне нужно время, чтобы все обдумать и взвесить. Время — единственная вещь, которая играет сейчас на тебя.

Юля. Если ты обманешь и не появишься снова, я больше никому не буду верить… Если не останется тебя, для чего мне растить сына? Чтобы однажды и он оказался в этом мире теней и оборотней?..

Бородач. За сына не бойся. Если он молчит до сих пор, то лишь потому, что говорить особо не о чем. Может быть, он пришел, чтобы возвестить людям новую великую истину, мимо которой мы, взрослые недоумки, проходим, так ничего и не увидев? Может быть, он станет оправданием нашей бестолково прожитой юности… (После паузы.) Ну, ладно! Сейчас сойду в Александрове — и до скорой встречи!

Юля. Если до встречи, иди!

Отталкивает его. Бородач идет к выходу, там останавливается, тихонько машет рукой. Юля молча кусает пальцы, затем порывисто бросается к нему, целует, кусая губы, и обнимает, впившись пальцами в спину. Затем, отвернувшись, убегает к себе в купе.

Бородач уходит, потом возвращается и торопливо идет в конец вагона.

Бородач (вполголоса). Юля, Юля, а твой адрес! Как я тебя в Калинове искать буду?

Соседняя дверь отъезжает и лицом к лицу с ним оказываются Кракс и Левый. Бородач, сделав вид, будто ничего не происходит, проходит в хвост вагона, Кракс и Левый, словно зачарованные идут за ним. Уперевшись в дверь тамбура, Бородач, он же Писатель, поневоле поворачивается.

Кракс (выхватывая пистолет). Писатель!

Левый (выхватывая пистолет). Ты!

Бородач, вяло пожав плечами, разворачивается и хочет уйти, но Кракс и Левый хватают его за плечи.

Кракс. Какая трогательная встреча! Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!..

Левый. Дочь Иаира. Матфей. Стих 125. Чудо.

Кракс. Для покойника ты неплохо выглядишь, однако.

Бородач (оборачиваясь к ним). Здорово, ребята. У меня к вам сразу же предложение. Тут, совсем рядом младенческим сном спит маленький ребенок. Отойдемте в сторонку, и там дружески пообщаемся.

Кракс. Только не вздумай сбежать — пристрелим!

Отходят в дальний конец вагона.

Кракс. Славно ты нас подставил, Писатель, мир твоему праху! Мы за тебя поручились, от приговора тебя отвели, а ты взял, да слинял вместе с бабками.

Бородач. Я, конечно, на все ваши вопросы отвечу, но не найдется ли у вас для начала закурить.

Кракс. Только не думай, что открутишься. Как говорит Марат: что написано на перрон, не вырубишь топором. На!

Бородач (рассматривает пачку). «Парламент». Символично, однако… Ну, ребята, как вы жили все это время? За твоей карьерой я по мере возможности следил. Чем все кончилось?

Кракс. Банкротством, Писатель. Так что прибрал меня Марат, работы никакой не давал, только возил с собою по казино и на стрелки. Я поначалу маялся, а потом привык, вошел во вкус. И только я расслабился, как он говорит: «Хватит тебе, яхонтовый, жизнь свою за наш счет прожигать, отправляйся, золотой, парламентером в Калинов, и либо положи этот городишко к моим ногам, либо отомри за ненадобностью!» Понятное дело, во-первых, я сам калиновский, а во-вторых, работа расстрельная, никто добровольно не поедет, а я на счетчике, пришла пора баланс подводить.