Наконец они расспросили меня о моей жизни. Конечно, это сделала Роза.

– Мы с отцом приехали из Лондона, – рассказала я, – мы жили в мануфактурном магазине на Моунт-стрит.

– Где это расположено? Я собираюсь как-нибудь съездить в Лондон…

– В престижном районе, – ответила я, правильно поняв, что она имела в виду, – владельцем магазина был старый Элиу Пирсон. Из-за инвалидности он большую часть времени проводил в кресле, поэтому все дела приходилось вести моему отцу и мне. Мы прожили там четырнадцать лет. Затем мистер Пирсон умер, а магазин унаследовал его племянник. У него была слишком большая семья, и нам не хватило места. Отец решил податься в Австралию…

– А что вы продавали? – спросила она.

Я заметила, что Ларри тоже навострил уши, услышав о мануфактурном магазине, тогда как остальные явно скучали.

– Красивые ткани – шелк, муслин, бархат… атласные ленты. И все самого высокого качества.

И тогда я заметила, каким взглядом она обвела мое ужасное серое платье, давно вышедший из моды чепец и старушечий серо-коричневый платок. Мне хотелось объяснить ей, что эти вещи я выбирала не сама, но я не могла, потому что тогда неминуемо пришлось бы касаться меня прошлой, от которой я желала любыми способами откреститься.

Я надеялась, что она больше не станет меня ни о чем расспрашивать, и она действительно закончила свой допрос, так как мимо нас уже начали проплывать первые палатки старателей в близлежащих оврагах, первые фигуры, склоненные над лотками с песком, первые лебедки, отмечающие глубину погружения, и брезентовые рукава, служившие для вентиляции шахт. Мы въезжали в страну золота.

Глава вторая

Мы приехали в Балларат, когда уже начинало смеркаться – в сумерках голубые холмы казались лиловыми. Место представляло собой обширную долину, расчерченную изгибами небольшого ручья и окруженную невысокими горами, в которых было полно оврагов. Именно в них старатели находили золото. Местами на них оставалась скудная растительность, но там, где люди уже успели приложить руку, земля была безжизненно голой. Поросшие травой склоны под эвкалиптами походили на бесплодную пустыню, истоптанную тысячами ног. Они были перепаханы вдоль и поперек и покрыты бесчисленным количеством куч пустопородной земли, вырытой старателями в поисках золотоносного кварца. Спустя три года после первых находок в этой долине обитало уже сорок тысяч золотоискателей. Это был целый палаточный городок, словно вросший в землю; яркие ряды палаток тянулись вдоль золотой жилы с востока на запад, а также по берегу грязно-желтого ручья, который назывался Яррови. До сегодняшнего дня моя память помимо воли хранит названия всех приисков Балларата – Золотая вершина, где впервые было обнаружено золото, Эврика, Канадская жила, Итальянская жила, – это там, где прииск Золотые шахты сворачивает к Равнине камедных деревьев. Как и всем, кто бывал здесь хоть один раз, мне уже не суждено их забыть. Раскопки велись прямо посреди палаток, где и без того негде яблоку было упасть – они только что не сваливались в ручей.

Участок дороги при въезде в город был полностью отдан под торговлю – там заправляли те, кто, как и Ларри, приехал сюда, чтобы вытряхнуть золото из старательских карманов. Здесь были театры, отели, магазины– шаткие, вздрагивающие при каждом порыве ветра сооружения, обтянутые брезентом, готовые прекратить свое существование, лишь только в жиле кончится золото. Впрочем, было и каменное здание, единственное – в нем располагался банк. Каждый день сорок тысяч обитателей долины рылись в земле, пытаясь отыскать золото, а вечером многие из тех, кому это удавалось, проигрывали добытое в карты или безжалостно пропивали в барах. Здесь было все: бродячие собаки, босоногие дети, женщины, таскающие воду ведрами. Здесь продавались великолепные сафьяновые сапожки и шелковые платки из Гонконга. Из окон отелей днем и ночью слышалось бренчание рояля, а над улицами и в оврагах то и дело раздавались скрип работающих лебедок и хлопанье брезентовых рукавов, служащих для проветривания шахт. На Бейкери-хилл стояла церковь римских католиков; пресвитерианцы проводили свои службы в гаэльском храме на Спэсимен-хилл. Здесь говорили на всех языках, по крайней мере так мне поначалу казалось. Вот уже три года, как на этом маленьком клочке земли было сосредоточено величайшее богатство в мире.

Проехав через весь городок, Дэн Магвайр расположился для первой ночевки. Он поставил палатки немного в стороне от скопления людей, на земле, на которую никто не претендовал, – ведь пока у него не было своего участка. Я сразу же бросилась помогать разгружать повозку, распаковывать кухонную утварь и разводить костер из дров, которые принес Пэт. Я поняла, что Магвайры совсем не приспособлены жить в таких условиях. Сначала они взялись за дело как следует, но энтузиазма хватило лишь на то, чтобы разобраться с волами и повозкой, после чего все занялись сами собой. Я поджарила колбасу, вскипятила в котелке чай, хотя Кейт утверждала, что она главный кулинар. Я постелила почти все постели, пока Роза возилась со своим сундуком, набитым ненужной одеждой. Но мне была на руку их милая нерадивость, которая, к счастью, сочеталась с дружелюбием. Я и сама не была искусна в подобных делах, просто мне хотелось казаться незаменимой в глазах Кейт, да и вообще всех остальных. Для меня это была единственная возможность хоть как-то проявить себя. Я не собиралась уходить и не делала никаких попыток пойти и попробовать устроиться на ночлег где-нибудь еще. И они, надо отдать им должное, ни словом, ни взглядом не намекнули мне об этом. А когда пришло время доставать миски и кружки, они вели себя так, будто я была среди них всегда. Я ела хлеб с колбасой, запивая густым обжигающим чаем, и боялась вымолвить слово, чтобы лишний раз не напоминать о своем присутствии. Вдруг кто-нибудь из них скажет, что, мол, мы так не договаривались. И мне казалось, что они прекрасно понимают, о чем я сейчас думаю. Помню, Пэт даже подмигнул мне, желая подбодрить, и глаза его смеялись и говорили мне, какая я молодец.

Уже в первую ночь они привлекли к себе внимание местных жителей. В дальнейшем посетители стали неотъемлемой частью всех вечеров, проведенных в Балларате. Кон сразу же притащил к нашему костру еще одного мальчика – своего ровесника, Эдди О'Доннела. Через некоторое время за ним из соседней палатки пришел отец, однако не спешил забирать сына, а присел к нашему костру поболтать. Дэн предложил ему виски, и он решил посидеть еще немного. Таких на приисках было большинство – дружелюбных, всегда готовых познакомиться, помочь, чем только можно. Но все же в самих Магвайрах было еще что-то, отличавшее их от других. Возможно, оно исходило от Кейт.

Мужчина представился Тимом О'Доннелом.

– Необычайно рада познакомиться, мистер О'Доннел, – сказала она, слегка присев и грациозно наклонив голову, вся ее поза словно излучала радушие и гостеприимство. Я невольно взглянула на Тима О'Доннела еще раз, пытаясь понять, чем же он мог заслужить подобный торжественный прием. Это был худой человек с обвисшими усами, совершенно непредставительный и скромный. Теперь же благодаря Кейт он почувствовал себя королем или, по крайней мере, опытным и мудрейшим наставником, который сидит и неторопливо дает советы им, новичкам. Через некоторое время появились и его жена с дочерью. Люси О'Доннел была симпатичная девушка, хотя, конечно, не такая эффектная, как Роза. Интересно, что она точно так же, как и я, отреагировала на броскую красоту Розы: несмотря на приступ зависти и протеста, было видно, что она почувствовала к ней непреодолимую симпатию. Маленький Эдди уже уснул на плече своей матери, а О'Доннелы все сидели, слушая, как Кейт рассказывает о Дублине, а Дэн незлобно рассуждает на политические темы. Они даже с интересом выслушали проповедь Пэта об англичанах, хотя в том, что он говорил, не было ничего такого, о чем бы мог не знать рядовой ирландец. А Роза, чтобы сделать приятное отцу, спела куплет из его любимой баллады о Роберте Эммете и Саре Курран.