Ее глаза широко раскрылись.

– П-прошлой ночью? Это был сон. Мне снилось…

Он улыбнулся и поцеловал ее в висок.

– Нет, моя Кэт. То был мой сон. Находиться с женщиной, с таким пылом принимающей физическую близость, способную дать столь сильное наслаждение.

– Нет! Нет, я не…

– Как мне хотелось присоединиться к тебе, но нечто… отвращение к мужскому прикосновению, смешанное со страстным стремлением к нему, а затем выражение твоих глаз цвета лазури подсказало мне, что ты видишь перед собой кого-то другого. И все же в порыве страсти ты выкрикивала мое имя. Огонь горел в камине, а я не мог оторвать от тебя, спящей, взгляда, словно это ты была единственным источником тепла в комнате, способным согреть меня.

Зажмурившись, она всхлипнула, и из уголков глаз выкатились слезинки.

– Нет, – хриплым шепотом отозвалась она, отрицая все сказанное им.

– Кэт, – начал он, но она отчаянно закачала головой из стороны в сторону, как бы пытаясь избавиться от его голоса.

– Нет. Пожалуйста, Боже, нет, Александр. Это, должно быть, сон.

Она дрожала.

– Как пожелаешь, – сказал он и поцеловал ее в лоб. Она не пошевелилась, и он осторожно устроил ее поудобнее и накрыл покрывалом.

– Я так устала.

– Спокойной ночи, моя Кэт.

– Катарина, – пробормотала она, уютно устраиваясь на подушке.

– Нет, сегодня ты моя Кэт, – возразил он. К его удивлению, она кивнула:

– Хорошо. Сегодня.

Он улыбнулся и хотел отодвинуться, но она, погружаясь в сон, крепко сжала его руку. Он всмотрелся в прекрасное лицо женщины, мирно спящей рядом с ним. Ему по-прежнему очень хотелось знать, зачем женщина, обладающая такой силой духа и страстью, посещала дворец, в котором жил фон Меклен. Он снова почувствовал острую боль, но теперь он знал, то был не гнев… Ревность.

Когда они встали на следующее утро, погода была столь же серой и мрачной, как и их настроение. Ночь не разрешила их проблем. Катарина пришла в отчаяние от бессмысленности своей игры, но пока их лошадей готовили для поездки обратно в Карабас, а Александр прикреплял седельные сумки, она все-таки сумела передать поручение пивовару послать герцогу Таузенду пару куропаток от имени маркграфа Карабаса. Не в ее природе было сдаваться, если она затевала какое-нибудь дело.

Хозяин постоялого двора все кланялся и кланялся им вслед, щедрые чаевые Александра убедили его в том, что он дал приют представителям высшей аристократии. Катарина подумала, что не будет ошибкой упомянуть титул маркграфа Карабаса. Хозяин поклонился еще ниже.

– Можно подумать, что он никогда прежде не видел золота, – проворчал Александр, когда они выезжали через южные ворота Таузендбурга.

– После многих лет, когда он видел неполноценные и поддельные монеты, настоящие золотые, несомненно, показались ему даром небес, – сказала она. Улыбка на ее лице, казалось, воплощала невинность.

Он пристально вгляделся в тучи, собирающиеся на западе, и заметил:

– И небо готово предоставить нам еще один дар, если мы не поскачем во весь опор.

Она усмехнулась и пустила коня галопом.

Холодный ветер бил в лицо, но в горле ее клокотал готовый вырваться наружу радостный вопль. Свобода! Ни толп, ни интриг… только ее лошадь и дорога на юг, к Леве.

Погода не изменилась, и они остановились на той же ферме, что и по дороге в столицу. Их встретили улыбками и реверансами, и они остались здесь на ночь, а утром Катарина подарила хозяйке небольшой кусок французского мыла, при виде которого женщина, вспыхнув, пришла в немой восторг, затем небрежно упомянула о землях, принадлежащих маркграфу Карабасу. То, что слова сопровождались многозначительным взглядом на Александра, казалось не столь важным.

Позже, утром, они с Александром, оба храня неловкое молчание, миновали тропинку, ведущую к дому Грендель. Эта хижина, похоже, стала началом их новых, нежеланных, дружеских отношений. К тому времени, когда они достигли развилки, откуда одна из дорог вела к мельнице, погода стала портиться, холодный зимний ветер сгибал их и срывал с них одежду. Разыгравшаяся буря оказалась не на шутку жестокой, и они остановились в покинутой хижине угольщика, где провели бессонную ночь, дрожа у скудного огня, а утром возобновили свой путь, почти не разговаривая друг с другом. Погода всецело отражала их настроение.

Чем ближе они подъезжали к Леве, тем яснее становилось им обоим, как мало они добились в Таузендбурге. Какую возможность они упустили!

Катарина сжала поводья. Смех пропал, теперь она изо всех сил пыталась сдержать свое недовольство, поднимавшееся внутри, словно прокисшее вино.

Высоко на утесе у южного входа в долину возвышались белые камни крепости Алте-Весте. Окруженная деревьями, покрытыми по-зимнему унылой зеленовато-коричневой листвой, она походила на украшенную драгоценностями митру епископа, выделявшуюся среди ряс священников. Может, ей суждено стать их опорой? Крепость, построенная для войны, с орудиями на стенах.

– Ты была там? – спросил Александр. Она, вздрогнув, посмотрела на него.

– Где?

Он показал на сверкающие белые стены крепости.

– Там. В Алте-Весте.

Она кивнула.

– Да, была. В первый раз в том году, когда я вернулась в Леве. Тем же летом я отправилась туда посмотреть, не укрылись ли там враги, но там никого не оказалось. И однажды очень давно меня брал туда Виктор, чтобы обследовать крепость и посмотреть, не подойдет ли она для твоего гарнизона. Так он сказал.

Приблизившись к деревне Карабас, они замедлили бег своих лошадей, пустив их рысью.

– Возможно, она еще пригодится, Катарина.

По мере того, как они продвигались среди ровных рядов небольших домиков, стал собираться народ. Катарина махала им рукой и улыбалась.

– Мы не можем допустить, чтобы эти люди лишились крова.

– Возможно, это будет зависеть не от нас, – ответил Александр, глядя на нее, а не на увеличивающуюся толпу. Их лошади перешли на шаг.

– Они просто хотят жить в мире!

Клаус махал ей рукой из толпы, похоже, что он хотел ей что-то сообщить.

– Миледи! – закричал он. – Миледи!

Она остановила коня.

– Да, Клаус. Что-нибудь случилось? – Ее желудок свело от страха. – Изабо…

Легким движением руки он отогнал ее беспокойство.

– Вы как раз вовремя, миледи! – сказал он с усмешкой, поклонился Александру и снова обратился к ней: – Вы нам нужны для того, чтобы вынести приговор, и мы тогда сможем осуществить повешение!

– Что? – переспросила она.

– Повешение, миледи. Вполне мирное повешение, – прошептал ей Александр. – Добро пожаловать домой.

Глава 16

Холодная и серая мгла нависла над деревней, дыхание вырывалось наружу белым облаком, окутывая Катарину подобно пушечному дыму на поле битвы. Клаус проталкивался через взволновавшуюся толпу, пока не поравнялся с ее конем.

– Этот мерзавец, который напал на вас, сознался во всем, мадам! Но мы не повесили его сразу же, хотели, чтобы вы стали свидетельницей. Это было бы справедливо.

– Справедливо, – хриплым шепотом повторила она, борясь с желанием вырваться из крепких рук кузнеца, держащего под уздцы коня, и ускакать прочь. Но он повел коня к таверне, служившей деревенской ратушей в тех редких случаях, когда нужно было решать общественные дела. Ей хотелось оказаться в Леве, обнять смеющуюся Изабо, а не оставаться здесь среди обитателей деревни Карабас, раскрасневшихся от криков. Будут ли они столь же воинственно настроены, когда войска ее брата захватят долину и их деревню.

Какая-то слишком нетерпеливая душа уже вывесила из окна красную ткань в знак предстоящей казни. Катарина покачала головой. Слишком быстро. Слишком быстро. Ее разум все еще не мог примириться с мыслью, что им, возможно, придется использовать Алте-Весте как крепость и как убежище, и она не могла сосредоточиться на ритуальных тонкостях так называемого правосудия.