Нола оглядела стены, оклеенные обоями с экстравагантным узором из птиц и шпалер, увитых листьями, кровать в стиле модерн из красного полированного дерева ручной работы. Вся эта квартира похожа на нее – дизайн, построенный на экстравагантных контрастах: картина конца прошлого века, висящая рядом с эстампом Матисса, про который Таша говорила, что это – Гамби, перевернутый вверх ногами. И старый протертый турецкий ковер, на котором стояла подставка для коктейльных шейкеров, бронзовый торшер, зеленоватый от патины, и туалетный столик, непонятно к какому времени относящийся и творению какого мастера принадлежащий, который она нашла на толкучке.

Давным-давно, когда Маркус занимался торговлей ипотечными закладными, субсидированными правительством, его комиссионные позволили ей вернуться в школу и купить весь этот милый скарб. Теперь это живо напоминало ей о временах, когда надо было не убеждать себя в том, что поток денег неограничен, а класть их в чулок и прятать под матрац.

И теперешняя история с Грейс – такое же напоминание. О давних обещаниях, которые нельзя было давать. О детских годах, когда мама часто была взволнована и озабочена.

Она обманывала себя, посчитав, что если игнорировать Грейс Траскотт, то та в конце концов отстанет. Нола вспомнила маленькую девочку, которая силой прорвалась в тот день в дом ее матери. Нет, Грейс Траскотт так просто не сдастся.

Нола вздрогнула, как от удара. Все стало так ясно, словно она заглянула в хрустальный волшебный шар. Настало время кончить игру в прятки. Надо посмотреть в глаза Грейс Траскотт и просить ее, умолять, если нужно, бросить это дело.

Было уже поздно, но Нола понимала: если сейчас уснуть, то завтра она передумает. И, возможно, единственный раз чувство возобладало над разумом. Она подняла трубку и быстро набрала номер Грейс. Грейс столько раз оставляла его на автоответчике, что Нола выучила его наизусть.

Нола выбрала ресторан "Коломбо д'Ор", что на Двадцать шестой улице, как раз рядом с Лексингтоном. Модный, дороговатый для нее, но зато здесь точно не встретишь никого из знакомых.

Входя со свежего воздуха в зимний сад ресторана, напоминающий теплую нору, и слегка пригибаясь, чтобы не задеть за притолоку низкого входа, она почувствовала странную смесь уюта и интимности, переплетенную с нарастающей тревогой. Пристальным взглядом она обвела столы, вытянувшиеся вдоль кирпичной стены за баром, и наконец заметила одиноко сидящую женщину, в которой проглядывало что-то знакомое.

Да, это была она. Ставшая взрослой, эта женщина сохранила черты девочки, которые Нола хорошо запомнила много лет тому назад. Она помнила, что Грейс хорошенькая. Но, Бог мой, какая она крошечная! Даже увидев ее сидящей, можно сообразить, что она не выше ста пятидесяти сантиметров. Кукольного размера женщина, одетая в тонкую, прозрачную белую блузку, заправленную в плотно облегающие черные джинсы, в нарядной гобеленовой безрукавке и с золотым ожерельем на шее, которое напоминало волшебный браслет Бробдингнегов.[14] Нола в сшитых на заказ широких брюках желто-коричневого цвета и в коротком жакете с прямыми плечами в мелкую черно-белую клетку по сравнению с ней почувствовала себя гигантом – защитником Национальной футбольной лиги.

Она сдала пальто и направилась к столу, пользуясь тем, что может незаметно разглядывать Грейс. Темные волосы Грейс блестели, словно шелковые, в то время как ее – собраны в узел на затылке, чтобы не укладывать. И руки Грейс – такие маленькие, что серебряные кольца на пальцах казались игрушечными, словно у ребенка, одетого в маскарадный костюм.

Но, несмотря на ее миниатюрность, все в Грейс, казалось, говорило: "Я знаю, чего хочу и как это получить".

Грейс небрежно попивала «перье» с лимоном. Нола почувствовала, как у нее засосало под ложечкой, будто что-то тянуло к Грейс помимо ее воли. Черт ее подери за то, что она втянула меня в это!

Возможно, Грейс понимает, как это все ее взволновало? Сообщения на автоответчике, на которые она не могла заставить себя ответить, Нола прослушивала снова и снова. В поисках… чего? Ключа от капкана, который, быть может, уже расставляет Грейс?

А если я сама иду сейчас в западню? – подумала Нола, на мгновение замедлила шаг и, одернув полы жакета, подошла к столу.

– Привет. Должно быть, вы – Грейс.

Нола с каким-то оттенком злорадства наблюдала за тем, как Грейс, поднимаясь для рукопожатия, чуть не опрокинула бокал. Нола скользнула в свободное кресло напротив, чувствуя на себе изучающий взгляд Грейс.

Она никогда не испытывала неудобства от пристальных взглядов. Люди пялились на нее с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет, когда она была тощим подростком с ногами, растущими от подбородка, и платьями, которые всегда оказывались на несколько сантиметров короче, чем следовало бы. Потому что мама, вооружившись иголкой и ниткой, не поспевала за ней. Мама клялась, что каждую ночь она поздно ложится, чтобы отпустить юбку, но на следующее утро Нола вырастает на дюйм.

Подростком Нола сутулилась, чтобы выглядеть ниже ростом. Сейчас Нола села прямо и пристально взглянула на свою визави.

– Я так боялась опоздать, что пришла на десять минут раньше, – сказала Грейс с нервным смехом, отчего Ноле захотелось понравиться ей вопреки самой себе. – Если бы после всего я разминулась с тобой, то не пережила этого. – Легкий южный акцент, словно щепотка сахара в крепко заваренном кофе.

– А я вот… опоздала. Нола сдержанно улыбнулась.

Не извиняйся. Не объясняй. Нола отогнала дежурные фразы, которые возникли в голове. Пусть Грейс объясняется.

– Приятное место, – заметила Грейс, оглядываясь. – Я где-то читала, что здесь хорошо кормят.

– Не знаю, я раньше здесь не была, – ответила Нола, слегка улыбнувшись улыбкой женщины со скромным бюджетом, которой едва хватает времени бегло просмотреть утреннюю газету, не говоря о том, чтобы интересоваться обзором цен в ресторанах.

Она демонстративно положила сумочку на колени, с презрением заметив стильный кожаный мешок Грейс, небрежно брошенный на спинку кресла, словно специально для того, чтобы вор-карманник мог свободно поживиться его содержимым. Только тот, кто рожден и живет в достатке, может позволить себе такую неосмотрительность.

Грейс отпила "перье".

– По правде говоря, теперь мне все кажется вкусным. Вчера вечером, после вашего звонка, – опять эта обезоруживающая улыбка, – я и не пыталась заснуть, а утром смогла выпить только чашку кофе.

– Значит, мы коллеги. Безмятежные ночи и крепкий сон для меня ушли в прошлое.

Грейс непонимающе взглянула на нее.

– Я помню времена, когда моему сыну было шесть, – задумчиво произнесла Грейс. – Жаль, что нельзя было законсервировать его в этом возрасте и сохранить.

– Подростковые проблемы?

Слова Грейс навели Нолу на мысль, что недавно той пришлось пережить несколько штормов на этом фронте.

– И какие! Были дни, когда я думала, что остается только выскочить через крышу.

– В моей крыше тоже осталось несколько дырок, – с симпатией заметила Нола, округлив глаза. – И Таше предстоит пройти долгий путь, прежде чем она наконец добьется большого успеха в жизни.

– Надеюсь, я когда-нибудь увижу ваших девочек, – заметила Грейс.

Нола вдруг почувствовала, как куда-то уходит непринужденная атмосфера, которая непроизвольно возникла между ними. Необходимо оставаться бдительной, раздраженной, а не опускаться до этого дерьмового состояния – "мы с тобой в одной лодке".

Пристально взглянув в лицо Грейс, она сказала:

– Я не уверена, что в этом есть какой-нибудь смысл. Грейс резко наклонилась вперед, опершись локтями о стол и остановив на Ноле недвусмысленный, понимающий взгляд. Тихим голосом, не претендующими на вежливое добродушие, она сказала:

– Я знаю, о чем вы думаете. Вы пришли сюда не для того, чтобы слушать мою болтовню. – Она первая отвела взгляд, поигрывая красными пластиковыми соломинками в бокале с напитком, перекатывая их с отсутствующим видом в напряженных ладонях и напоминая при этом непреклонную девочку-скаута, пытающуюся разжечь костер двумя палочками. – Господи, не могу поверить, что вы здесь! Мы же были детьми, но я помню о вас абсолютно все… – она запнулась, потом подхватила: —… о том дне.