— О! я… я не знаю, что на меня нашло! Я имела в виду, что не предполагаю вас, способным причинить моей чести вред…

Ох, опять двусмысленно, но уже не так лестно! Что ты вообще несешь?!

— Я не считаю вас…

Дамир уже смеялся.

— Я понял, и польщен вашим доверием, — он даже слегка поклонился, — Если желаете, можете позвать кого-нибудь из своих слуг.

— Думаю, мы справимся, — смирилась Лизелла со своим падением.

В целом, ужин проходил на той же ноте приятного флирта, какой окончилась прогулка. Лизелла с удивлением обнаружила, что уже травит ему байки из школьной жизни, высмеивает директрису, змеюку подколодную, и даже призналась в своем единственном и самом крупном недостатке: она неисправимая соня. Синие глаза смотрели прямо на нее, и ей казалось, что они видят все и даже больше.

Однако теперь, наблюдая за ним вблизи и в отсутствие его ворона, Лизелла замечала жесты, которые его выдавали. Должно быть, ему трудно лишаться Хагена и возможности видеть, хотя бы через птицу… Она почувствовала себя виноватой за то, к чему приложила руку. Забывшись, Дамир заложил прядь волос — он носил их на пробор и стриг слишком коротко, что бы собрать в хвост — за ухо, и теперь седина у виска резала взгляд… Так значит, слухи о нем и покойнице Ровене — правда. Сколько ж ему тогда было!

— Если Совет согласится на договор, возможно, кто-нибудь из целителей сможет вам помочь, — сочувствующе заметила Лизелла.

— Не думаю, — спокойно ответил Дамир, — Госпожа Герда, которая меня осматривала, высказалась вполне категорично, а она была признанной целительницей.

— Герда? — имя ничего не сказало ей.

Дамир только улыбнулся с толикой грустинки.

— Вы действительно уверены, что мы можем жить в согласии? — серьезно и задумчиво поинтересовалась Лизелла.

— Мы можем хотя бы попытаться. Тот, кого вы называете Черным лордом, уже давно ведет жизнь самого простого человека. Если Совет пойдет на договор, я все же не думаю, что мастер Дамон объявит свое нынешнее имя и местонахождение, но поверьте, многие люди знают и уважают его отнюдь не как черного мага. Я знаю абсолютно точно, что он не хочет этой силы и этой власти…

В голосе Дамира, когда он упомянул наставника, скользнуло такое тепло, что Лизелла почти поверила, что человек, способный внушить подобное чувство, в самом деле не может замышлять ничего дурного.

— А чем бы занялись вы?

Совершенно неожиданно молодой человек страшно смутился.

— Я… пишу немного… — все-таки признался он, едва не покраснев.

Лизелла пришла в восторг.

— В стихах или в прозе? — в азарте она подалась вперед через небольшой столик.

— Пытаюсь и так, и так.

— Почитайте что-нибудь! — непререкаемо потребовала девушка на правах гостьи.

— Да ничего стоящего еще не выходило, — Дамир долго отнекивался, уже пожалев о своей обмолвке, — глупость… Я и не помню даже!

— Тогда придумайте сейчас! — Лизелла была неумолима, — Для меня.

И снова неожиданно, — он выпрямился, отчеканив:

Лизелла застыла: это было более чем признание. И осознание невозможного. Чем можно было ответить на такое, не опошлив и не принизив момент? Лизелла зачарованно смотрела на сидевшего перед нею задумчивого молодого человека и вдруг с удивлением услышала свой голос:

— Это ваше?! — изумился Дамир.

смущенно выдала Лизелла свой экспромт, — Было, баловалась… Вот к месту пришлось.

— Я поражен! — в его глазах было искреннее восхищение, — и подумать не мог, что эти переговоры обернуться таким удивительным знакомством!

Возникшее и все более крепшее чувство близости горчило утратой.

Неужели, — вдруг подумала Лизелла, — Совет ему откажет?! И он уедет, и в следующий раз она услышит о нем только из сводок происшествий… Если вообще услышит! А если не откажет, если ему позволят жить так как он хочет… Запомнит ли он ее, и если запомнит, то какой?

— Я надеюсь, что Совет согласится с вами… — Лизелла встала, подходя к раскрытому настежь окну.

— Да, — согласился Дамир, — всегда стоит надеяться. К счастью, обстоятельства имеют обыкновение меняться. И не всегда в худшую сторону.

За их словами стояло нечто совсем иное. Он поднялся тоже, приблизившись к ней. Пальцы отвели распущенные по плечам волосы с осторожной лаской… Лизелла уже вся замерла в ожидании последующего поцелуя, когда резкий голос возвратил их к реальности.

— Мы разыскиваем госпожу Лизеллу!

В проходе стоял Норт и — о, ужас! — господин Марат. Увиденная ими сцена была весьма красноречивой, а замешательство молодых людей еще больше усугубляло вину и не оставляло места для сомнений.

— Простите, госпожа Лизелла, что так долго вас задержал, — первым опомнился Дамир, — Благодарю за прекрасный вечер и не смею дольше злоупотреблять вашим вниманием.

— Что вы, это я должна вас благодарить, — деревянным тоном выдала Лизелла.

От обиды хотелось расплакаться и что-нибудь разбить. Например, голову недавнего приятеля.

Дамиру хотелось взять себя и хорошенько потрясти. Что он творит? Тоже мне, герой-любовник! Он здесь для чего, что бы за волшебницами волочиться? С ума сошел, не иначе! Как мальчишка, стихи ей читал… А не появись двое этих волкодавов, не приходилось сомневаться чем все закончилось бы. Как первый раз женщину увидел!

Увидел… Хаген хагеном, но что там можно разобрать под этим жутким балахоном, да еще и капюшоном, надвинутым чтобы защититься от солнца. А за ужином и того не было. Только и запомнил, что золотые искорки в глазах и походку восхитительно завораживающую: в ней была и дикая грация, и величавое спокойное достоинство… Век бы любовался, как она уходит!

Ей не откажешь ни в смелости, ни в скромности, ни в обаянии, ни в уме, и с чувством юмора и не чужда романтики, — подлинной, а не сопливых бреден, которые подразумевают под этим чувствительные барышни. И все это так органично сочетается… Кошка, которая гуляет сама по себе, где ей вздумается. Надо же, взять и принять его предложение! И не похоже было, что бы она испытывала по этому поводу какие-нибудь сомнения или переживания, хотя распущенностью от нее и не пахнет. А пахнет от нее…

Так, не устроить ли себе холодный душ? — осадил себя Дамир, правда сомневался, что это сильно поможет. Еще немного и он пойдет разыскивать ее окно, что бы распевать серенады! Или забраться через него и продолжить то, на чем их прервали.

Он постарался взять себя в руки и убедить, что его реакция вполне объяснима. Последние лет пять Дамир провел между Анкоррой и степью, и сказать по чести, Степь нравилась ему гораздо больше.

В степи он считался мужчиной, а не приживалой-калекой многоуважаемого мастера Райнарта. В Анкорре ему приходилось прятать Хагена, что значительно стесняло и уже откровенно раздражало. А если девицы и обращали внимание на видного парня то, уж слишком это внимание отдавало снисходительностью, пока Дамир их не осаживал, — после оно сменялось досадой и детским возмущением: незнатный, слепой, счастлив должен быть, а он еще и недоволен!

В степи скрываться ему не надо было, слово «колдун» становилось не печатью парии вне закона, а вызывало уважительно-завистливый вздох. В степи получают признание те твои достоинства, которые сможешь доказать. Его могли и на поединок вызвать, при чем именно Дамир считался опасным противником, за которым следили в первую очередь. Несмотря на четкое разграничение мужского и женского миров, на вопросы взаимоотношения молодежи степняки смотрели проще. Достаточно было затушить фитилек светильника, выставленного за полог приглашением и согласием. Даже рождение ребенка считалось не позором, а благословлением: у будущего мужа не будет сомнений в способности невесты укрепить его род крепким потомством, а уж для молодого отца и вовсе повод лишний раз похвастаться своей мужской силой.