Майор отпустил ее домой, уже едва владея собой. Он смотрел на Кортеля так, будто инспектор один был ответствен за затянувшееся следствие. А может, и на самом деле был?

– Я принял твою версию, – сказал майор. – Ничего не подтвердилось. Нет ни одного доказательства против Пущака.

– Я никогда не утверждал, что именно Пущак был на Валу Медзешинском.

– А кто же тогда?

– Узнаю, – заявил Кортель, – скоро узнаю… Шеф нехотя пожал плечами.

– Становишься таинственным? Предупреждаю, что у нас мало времени. Что ты затеваешь?

– Я хочу привести Окольского на виллу Ладыней. Может, там, на месте, вспомнит…

– Если, конечно, существует что-то такое, что он должен припомнить… Дальше?

– Допрошу Рыдзевского и жену Ладыня.

– Ты давно должен был это сделать, – с упреком бросил майор.

Кортель встал, полагая, что разговор окончен.

– Нет, нет, подожди, – сказал майор, он выглядел несколько озабоченным. – Ты разговаривал с Видавской?

– Нет. – Кортель встал посреди комнаты; солнце клонилось к заходу, и косые лучи его ударили инспектору в глаза.

– Я хотел сообщить тебе о решении прокурора. Он не применит санкцию; если следствие не подтвердит ничего сверх того, что уже установлено, ее дело, вероятнее всего, будет прекращено. Ты знаешь, что в июле объявляют амнистию?

– Знаю. Спасибо. – Он направился к дверям.

– Ты собираешься встречаться с ней? – спросил майор.

– Да. – Кортель встал на пороге. – И если она захочет, то станет моей женой.

Майор подошел к креслу, он был удивлен.

– Ты все взвесил?

– Да.

– Я думаю, что тебя ожидает еще не один разговор на эту тему.

– Знаю.

А действительно ли он все взвесил? И думал ли он серьезно об этом? Кортель вернулся к себе домой, когда уже стемнело. Он выпил кофе. Открыл окно. В комнату потянуло туманом и выхлопными газами. Внизу автомобили включили фары… Он подумал, что хорошо было бы уехать из Варшавы, например, к морю… Или поехать в Старгард и еще раз побеседовать с магистром Вальдемаром Репкой. Он снял трубку и набрал номер.

– Бася?

– Да, – услышал он. – Это ты? Зачем звонишь?

– Я хочу тебя видеть.

– Правда? Долго раздумывал, долго… Ты считаешь, что я заслужила такое доверие?

– Я хочу тебя видеть, – повторил он.

– Я еще не знаю, есть ли у меня желание встретиться с тобой, – ответила она. – Если когда-нибудь захочешь прийти сказать, что я права, приходи. – И повесила трубку.

XV

На следующий день шел дождь. Воздух был прохладный и резкий. Кортель широко открыл окно своего кабинета и посмотрел на часы. Скоро должен прийти Рыдзевский. Времени для разговора с ним было мало: Кортель предупредил жену Ладыня, что придет к ней на виллу.

Он собирался начать день с посещения виллы рано утром, перед выходом на работу, но ему позвонил Беганьский.

– Посылаю за тобой машину, приезжай. Шефу твоему я уже позвонил, – радостно сообщил он.

Наверное, что-то произошло важное, если Беганьский официально пригласил его в Главную комендатуру.

Беганьский сидел у себя в кабинете, большой, добродушный, в расстегнутом мундире.

– У меня для тебя опять кое-что интересное, – загадочно сказал он. – А вообще, старина, ты плохо выглядишь. Не нравишься ты мне.

– Трудно.

– Ты слишком впечатлительный, да и ведешь себя так, словно ты один на свете. Даже поболтать не забежишь.

– Ты можешь мне помочь?

– Может, и могу. Кого теперь подозреваешь в убийстве на Каневской?

– Не прикидывайся дураком.

– Смотри, старина, не влипни в какую-нибудь историю… Не забудь, что Ладынь и Рыдзевский известные специалисты.

– Это меня не касается.

– Ясно. – Беганьский улыбнулся. – Ты знаешь, ко мне постоянно возвращается дело про те экспрессы… Вроде милицейского ваньки-встаньки. Сплошные гипотезы и странные показания. Нашелся некто третий, кто опознал того типа.

– Кто же?

– Ты слышал о Езеке Часовом Мастере?

– Конечно, слышал. Да ведь ему под семьдесят!

– Да. Так вот, он клялся, что завязал, а два дня назад его снова накрыла районка в Радоме. Взлом в ювелирном и кража часов. Профессиональная работа. Но кто-то засыпал его. Он говорит, что у него не было выхода: наличные деньги все кончились, а остаток жизни он может провести и в тюрьме, потому что на спокойную старость никогда не рассчитывал.

И пошел рассказывать, как это он всегда делает. Байки разные, анекдоты… Иногда немного правды… И между прочим сказал, что узнал того человека, зарезанного поездом, – узнал его по фотографии в газете. Мне об этом доложили, и я поехал допросить его. «Пан майор, – сказал он, – я знаком с ним уже три года, клянусь богом. Весной он всегда приезжал в Варшаву, говорил, что должен увидеть пчел в Ботаническом саду. Такой был поэт! Приглашал меня всегда пообедать и любил слушать, как я рассказываю, у него всегда были оригинальные планы… Говорил, что, приезжая в Варшаву, он делает один налет, и этого ему хватает на все двенадцать месяцев… В этом году он приехал раньше обычного, я даже удивился. Он планировал налет в районе Жолибожа». И ты знаешь, где? – спросил Беганьский.

– Где?

– На виллу по улице Каневской. Езек Часовой Мастер назвал даже его имя: Ероним Мругал. Клянется вроде той женщины из Колобжега, что видел его паспорт.

– Чепуха, – сказал Кортель. – Все это фантазия Езека. Нельзя брать всерьез ни показания Езека Часового Мастера, ни этой из Колобжега.

– А тебя не настораживает такое совпадение: вилла на Каневской?

– Это случайность. Или подсознательный бред Езека. Вспомни, что этот человек погиб второго апреля, а Болек, Циклон и Желтый Тадек совершили кражу на вилле двадцать седьмого мая. Тут нет никакой связи.

– Пожалуй, да. Пожалуй, ты прав. Пора кончать с этим… Но, видишь ли, старина, меня постоянно что-то беспокоит в этом деле… Не могу сказать что…

– Меня тоже беспокоило, – сказал Кортель.

– А сейчас?

– Кажется, уже нет… Всегда найдется какое-нибудь не совсем разгаданное дело, ты его откладываешь, а оно снова возвращается к тебе, ты снова откладываешь…

– А я все же хотел бы узнать, кем же на самом деле был этот человек. Нам уже известны три его лица. Спроси у Циклона и Желтого Тадека, не встречали ли где они этого типа.

– Спрошу, – уверил Кортель и забыл об этом, когда вернулся в свою комендатуру.

Он допрашивал Циклона, но совсем по другому поводу. Если верить Окольскому, Циклон, а не Желтый Тадек вошел в кабинет вторым. В сущности, это было маловажно, но Кортель хотел еще раз проверить, что помнит Циклон – Мичинский. Циклон производил впечатление самоуверенного человека: он уже догадался, что ему отвечать за ограбление и вооруженное сопротивление, и только, но не за убийство. Но вопросы инспектора его обеспокоили.

– Я ведь уже все сказал!

– Правильно, Циклон. Повторишь еще раз. Что ты увидел, когда вошел в кабинет?

– Болека… лампу на столе… и девушку…

– Видел ли ты опрокинутый стул посреди комнаты?

– Не помню…

– А что лежало на столе?

– Клянусь богом, я не смотрел на стол.

– А на пол?

Циклон задумался.

– Я посмотрел на пол… взглянул и дал тягу… Тадек крикнул Болеку: «Наследил, фрайер!»

– Так кто был первым: ты или Тадек?

– Тадек.

– А Болек утверждает, что это был ты.

– У него, наверное, помешательство…

– Хорошо, вернемся к полу: что ты там увидел?

– Девушку.

– Вспомни, может, еще что-то? Не дури, если ты видел какой-то предмет и скажешь правду, то для тебя же лучше.

– Статуэтку видел, пан капитан.

– Статуэтку? – переспросил Кортель. – Почему до сих пор молчал?

– А меня никто о ней не спрашивал…

«Серьезное упущение в следствии, – подумал Кортель. – Циклона допрашивали я и Соболь – и не задать такого вопроса!»

– Как выглядела статуэтка?

– Я очень-то к ней не присматривался, вроде из бронзы… Изображает какого-то типа, похож на нашего ксендза, на голове у него что-то… И грудь голая…