Я киваю.
— Воды там порядочно, конечно, — продолжает Рэшэд. — Не менее трех четвертей, но и суши должно быть вполне достаточно. Я пометил пунктиром линии, прочерченные локаторами на поверхности Эффы. Они проходят, как видите, по океанам, но там, где они не прошли, может ведь быть и суша. Кроме того, из-за недостаточной аналитической способности тогдашних локаторов они могли показать влажную сушу или снег на полюсах Эффы, как воду. Короче говоря, я попробовал изобразить эту предполагаемую сушу в виде четырех или даже пяти материков. Пусть кто-нибудь докажет мне теперь, что это не так.
Рэшэд довольно улыбается. Забирает у меня свой чертеж и прячет в стол.
— Общего вида поверхности Эффы у нас, к сожалению, нет. Запись ее изображения повреждена, и вообще, как вам известно, показания большинства приборов ракеты либо сильно искажены, либо вовсе отсутствуют. Следовательно, данных для доказательства существования разумной жизни на Эффе, кроме магнитной ленты с изображением девушки, пока нет никаких. Не отказываться же нам из-за этого от своих убеждений?
Рэшэд снова улыбается, и в его светлых глазах я читаю такую уверенность в себе, что от недавних моих опасений не остается и следа.
— Нет, мы так просто не сдадимся, Шэрэль! Доказать нашу точку зрения будет, конечно, нелегко, но мы призовем на помощь все силы современной науки и вместе с теми, кто разделяет наши убеждения, добьемся своего.
Рэшэд возбужден и разговорчив, как никогда. Во всяком случае, со мною он ни разу еще не разговаривал так долго и серьезно. И я больше всего боюсь, что кто-нибудь войдет сейчас и прервет наш разговор.
— Меня почему-то упрекают в торопливости, — пожимает он плечами, — а я не понимаю, как можно медлить с этим? Разве неважно точно установить, обитаема ли Эффа, именно сейчас, когда решается вопрос о посылке Первой Звездной экспедиции? Не посылать же туда новую беспилотную ракету, а потом годы ждать ее возвращения на Джумму?
Рэшэд сокрушенно вздыхает, а я не нахожу слов для выражения сочувствия ему, да и не уверена, что он в них нуждается.
— Все ставится почему-то в зависимость только от восстановления показаний аппаратуры космической ракеты, — помолчав немного, продолжает Рэшэд. — Но ведь это дело не легкое, может быть, даже безнадежное. Зато, доказав, что изображение этой девушки могло быть записано только на Эффе, мы сразу же решим и все остальные вопросы. Станет бесспорным не только обитаемость этой планеты, но и высокая культура ее населения. Все внимание нужно, значит, сосредоточить на этой девушке.
Глава пятая
Сегодня мы весь день работаем с необычным подъемом. У техников, ведающих аппаратурой по регистрации коротковолновых излучений Желтой звезды, а также приборами, измеряющими интенсивность космических лучей в магнитном поле Эффы, дело идет сравнительно неплохо.
Моя аппаратура гораздо сложнее. Она должна рассказать о рельефе поверхности Эффы. Однако снимки, сделанные с помощью сильных телеобъективов и записанные на магнитные диски, почти безнадежно повреждены. Просто чудом каким-то уцелела запись телевизионной передачи. Но и в ней недостаточно четки сигналы изображения, а звуковое сопровождение основательно искажено. Но я все еще не теряю надежды восстановить хоть часть фонограммы.
К Рэшэду то и дело заходят какие-то неизвестные мне ученые. Сегодняшняя статья в «Астрономическом вестнике» о его гипотезе взбудоражила, конечно, весь наш ученый мир. Да и не только ученый, наука теперь — достояние многих.
Вот пришел к Рэшэду кто-то очень знакомый. Я даже злюсь на себя, пытаясь вспомнить, кто это такой.
Ну как же я забыла! Ведь это наш крупнейший биохимик! Вот бы послушать, о чем он будет говорить!
Напряженно придумываю повод, чтобы зайти к Рэшэду. Кажется, я оставила в его павильоне ферритовую головку для стирания магнитной записи. Осматриваюсь. Ни на пульте, за которым я работаю, ни под пультом ее нет. Видно, она действительно у Рэшэда. Повод подходящий.
Не без волнения открываю дверь:
— Можно?
Рэшэд приветливо кивает. Биохимик, небольшой, плотный, совершенно лысый мужчина, не обращая на меня ни малейшего внимания, возбужденно шагает по павильону. Движения его стремительны, неожиданны, жестикуляция настолько энергична, что кажется, будто он угрожает кому-то.
Окинув взглядом кабинет, я сразу же обнаруживаю ферритовую головку на отполированном до блеска светлом столе центрального пульта. Не торопясь иду к нему, прислушиваясь к словам биохимика. Он спорит с Рэшэдом Окхэем.
— Лично для меня, — очень громко и так строго, будто он отчитывает Окхэя, говорит знаменитость, — чудовищно непостижима эта ваша девушка с Эффы. Откуда она там? На этой планете не должно еще быть разумных существ.
— А вообще возможности жизни на ней вы, значит, не отрицаете? — улыбается Рэшэд.
Вот чьему хладнокровию нельзя не позавидовать: разговаривает с таким крупным ученым и ни чуточки не робеет!
— Нет, этого не отрицаю, — хмурится биохимик. — Но, судя по вашему легкомысленному тону, опасаюсь, что вы не очень ясно представляете себе, что же такое жизнь.
Я невольно задерживаю дыхание, — вот когда, кажется, достанется Рэшэду.
— И потому, наверно, — все тем же сердитым тоном продолжает биохимик, — так легко и не критически принимаете ничем пока не объяснимый факт наличия изображения какой-то девушки на магнитной ленте за доказательство реального существования ее на Эффе.
Биохимик наконец замечает меня и кивает в мою сторону.
— Не достойно разве удивления, что девушка с Эффы так похожа на наших? Вот на эту вашу лаборантку, например?
Я невольно заливаюсь краской под его ироническим взглядом. Но он недолго задерживает на мне свое внимание и снова принимается вышагивать по павильону.
— Откровенно вам скажу: портит вам эта девушка все дело. Будь вместо нее любое чудовище, этому скорее бы поверили. Я знаю, вы не из тех, что легко сдаются, и, признаюсь, мне нравится ваше упорство. Что, однако, дает вам это изображение? Допустим даже, что вы восстановите показания всех приборов и с их помощью докажете возможность существования разумной жизни на Эффе. Но ведь то, что эта девушка именно с Эффы, почти недоказуемо.
— Я надеюсь, вы не оговорились, что существование подобной девушки на Эффе не абсолютно недоказуемо, а почти недоказуемо? — вкрадчиво спрашивает Рэшэд.
Биохимик медлит с ответом, а я совсем перестаю дышать.
— Допустим, что не абсолютно, — неохотно произносит он наконец.
— Ну, так я воспользуюсь этим «почти», — убежденно говорит Рэшэд, — и докажу недоказуемое.
…Мы все — техники и научные работники лаборатории — трудимся сегодня дольше обыкновенного. Нас никто не просит об этом, мы сами задерживаемся у своих рабочих мест, чтобы ускорить расшифровку показаний приборов космической ракеты. Рэшэд даже не знает об этом. Он тоже все еще сидит в своем павильоне за какими-то расчетами. Дверь его закрыта.
Проходит еще полчаса, и дверь распахивается.
Рэшэд явно удивлен, увидев нас.
— Что это такое, друзья? — спрашивает он. — Вы еще не уходили или специально собрались по какому-нибудь поводу? Может быть, вы пришли сюда, чтобы коллективно отречься от меня и той бессмысленной работы, которую я поручаю вам делать?
Пожалуй, именно мне нужно объяснить ему, почему мы здесь, но меня опережает самая молодая и самая робкая из сотрудников нашей лаборатории.
— Просто мы очень верим в вас! — порывисто выкрикивает она. — И совсем мы не собрались, а просто не уходили еще…
Рэшэд заметно растроган. Молодец эта девчонка! Сказала хоть и не очень складно, но зато душевно. У Рэшэда не должно остаться никаких сомнений, что это — от чистого сердца.
Рэшэд действительно счастливо улыбается, пожимая всем нам руки.
— А в девушку с Эффы тоже верите? — спрашивает он весело.
— Она симпатичная, — снова выскакивает наша девчонка.
Все смеются. Я никогда еще не видела Рэшэда таким счастливым.