У Ленина ключевые вопросы - политические.
По существу, большая часть ленинской мысли относится к сфере политологии. Даже когда он, создавая теорию империализма, затрагивает экономические вопросы, для него особенно важны политические выводы, которые следуют из экономического анализа.
Ленин пытается выработать политическую теорию марксизма. Причем эта теория в известном смысле - прикладная. Она ориентирована на решение конкретных проблем, в конкретной специфической ситуации. Но при этом Ленин - не прагматик. Он подходит к практическому вопросу как к серьезной теоретической проблеме. Он рассматривает его в контексте накопленного прошлого опыта и пытается формулировать ответ таким образом, чтобы можно было сделать выводы на будущее.
Именно поэтому Ленин, хоть и не был мыслителем такого масштаба, как Маркс, в области политической теории - безусловно фигура выдающаяся, по-своему уникальная и, как мы увидим позднее, трагическая.
Ключевые вопросы для Ленина - партия, государство, отношение масс с государством, правящими классами и со своими лидерами в процессе политической борьбы. Ленину приходится обдумывать национальный вопрос - и позднее решать его на практике в качестве лидера многонациональной страны. Он открывает дискуссию по темам, которые раньше вообще не обсуждались, его полемика бывает грубой, некорректной, у него начисто отсутствует уважение к оппоненту (даже в тех случаях, когда речь идет о людях, с которыми его многое связывает, как в случае Мартова). Но именно благодаря его выступлениям марксизм снова становится живой динамичной системой, где идут споры не очень вежливые, идут реальные дискуссии.
Критикуя Бернштейна, Ленин прекрасно понимает, что речь идет не просто о теоретических ошибках одного лица. И тем более - не о предательстве (сам Бернштейн был человек исключительно порядочный и по-своему принципиальный). Значит, определенные процессы происходят с западным рабочим классом и с европейским капитализмом. Общество действительно изменилось по сравнению с временами Маркса. Но Ленин, в отличие от Бернштейна, не просто констатирует перемены и ссылается на несколько лежащих на поверхности фактов. Он пытается понять глубинные механизмы превращения того капитализма, что описал автор «Капитала», в нечто другое, новое. Так появляется у него теория империализма. Он обнаруживает неравномерность развития различных стран, показывает, что эксплуатация колониальных обществ позволяет капиталу смягчить противоречия в наиболее передовых государствах. А отсюда с неизбежностью следует, что весь революционный процесс, да и история в целом, пойдут не так, как прогнозировали марксисты конца XIX века.
Еще один вопрос, который остро стоит перед Лениным и на который он не находит ответа в работах Маркса, - вопрос о крестьянстве. Ленин живет в крестьянской стране, одновременно пытаясь построить в ней рабочую партию. Ему нужна марксистская социология крестьянства, а таковой нет. Здесь у Ленина больше вопросов, чем ответов. Но политическая реальность заставляет его формулировать проблемы - ответы будут давать уже другие марксисты, в других странах.
Россия
Если оценивать деятельность Ленина по достигнутым им политическим результатам, то перед нами, разумеется, история успеха. Другой вопрос - был ли это тот самый успех, к которому он изначально стремился. Победа над противниками была достигнута, но весьма дорогой ценой.
О том, что русская революция будет драматичной и кровавой, многие догадывались еще задолго до того, как рухнул царский режим. Энгельс несколько раз делал весьма мрачные пророчества по поводу будущего революции в России. И Маркс, и Энгельс подозревали, что нечто весьма драматичное произойдет в России либо в конце XIX века, либо в начале XX, но обязательно произойдет.
Вплоть до конца 1850-х годов Россия представлялась Марксу оплотом реакции, причем реакции тотальной. Она казалась ему страной, где царский режим настолько успешно вытоптал все ростки свободомыслия, что даже его оппоненты являются плотью от плоти такого же насквозь консервативного, неспособного к демократической самоорганизации общества. Отсюда, кстати, упорная и несправедливая неприязнь Маркса к Герцену.
Казалось бы, из всех русских мыслителей того времени Герцен ближе всего к Марксу, он тоже социалист, тоже материалист, тоже сформировался под влиянием философии Гегеля. А Маркс пишет о нем с нескрываемой злобой. Обычно эту неприязнь Маркса к Герцену объясняют чисто личными причинами. Иногда ссылаются на то, что Марксу была присуща известная доля русофобии. Действительно, западная и радикальная, и либеральная интеллигенция в Западной Европе очень сочувствует полякам и не любит Российскую империю (кстати, сами русские радикалы тех лет настроены точно так же). Еще говорили, будто Марксу наклеветали на Герцена, что виной всему дружба Герцена с Прудоном. И тем не менее в отношении Маркса к Герцену есть какой-то иррациональный страх. Его пугает то, что среди русских появились социалисты. У него есть ничем не обоснованное, нечетко сформулированное опасение, что в России может произойти какое-то противоестественное скрещивание социалистических идей с имперской идеологией.
Кроме того, Маркс и Энгельс могли наблюдать за деятельностью первых русских революционных организаций. И то, что они видели, не вызывало у них энтузиазма. Энгельс пишет, что в России действительно назревает революция, но может случиться, что революция произойдет раньше, чем капитализм там полностью сложится. А с другой стороны, эпоха классических буржуазных революций уже миновала.
В России уже возникает промышленность, пролетариат. Короче, социальная ситуация совершенно не такая, как, допустим, во Франции времен Великой революции. Легко предположить, что именно пролетариат, как наиболее революционный класс, окажется главной силой, ломающей старый порядок. Но поскольку пролетариат слаб и малочислен, он не сможет удержать власть, более того, он обречен будет принести себя в жертву процессу, который не он будет контролировать.
В другом месте тот же Энгельс неожиданно и пророчески начинает размышлять о диктатуре партии. Если рабочий класс слаб, власть класса превращается во власть партии, а сама партия становится авторитарной. Это будет не диктатура пролетариата, а диктатура партии. В конце концов диктатура одной партии обернется господством одного лидера, диктатурой одного лица не только над пролетариатом, но и над самой партией.
Подобные замечания, брошенные между делом, свидетельствуют о том, что Маркс и Энгельс уже начинали осознавать авторитарные опасности, заложенные в самом рабочем движении, чувствовали, что многие угрозы для революции скрываются в ней самой, в ее собственных противоречиях. Но это всего лишь теоретические догадки, причем не первого плана. К концу жизни Маркс, напротив, увлекся Россией, обнаружил мощный потенциал революционных перемен, назревающих в этой стране.
А для Ленина революция из теории превратилась в практику. То, что для Маркса и Энгельса было потенциальными угрозами и возможностями, стало реальностью. И готовых решений не было. Учебники Каутского и Плеханова оказались совершенно непригодны. Ленин обречен был руководить революцией, которая развивалась в условиях распада многонациональной империи, на фоне поражения в мировой войне. Он должен был создавать рабочую партию, оказавшуюся, в отличие от Западной Европы, партией меньшинства. Он должен был пройти через раскол и создать собственную организацию, жившую в иных условиях, нежели западная социал-демократия, а потому и существенно от нее отличающуюся.
Раскол русской социал-демократии на большевиков Ленина и меньшевиков Мартова стал началом размежевания между коммунистическим и социал-демократическим движениями. Но даже для самого Ленина подобная оценка оказалась возможна лишь задним числом, после Первой мировой войны и взятия власти большевиками в 1917 году. На первых порах это не было даже расколом между левым и правым крылом партии - часть меньшевиков придерживалась вполне революционных взглядов. Принципиальный раскол произошел между теми, кто, следуя за Лениным, готов был принять на себя риск борьбы за власть, теми, кто ответил на вызов истории и совершил рывок в неизвестное, и теми, кто отказался от этого вызова, спрятавшись за учебники написанные Плехановым и Каутским.