Жизель выглядела чрезвычайно довольной, а миссис Айронвуд расправилась со своей жертвой.

17

НОЧНОЙ КОШМАР, СТАВШИЙ ЯВЬЮ

В течение следующих дней я была похожа на сомнамбулу. Я бродила по коридорам и территории «Гринвуда», глаза глядят в никуда, ноги еле двигаются. Я едва слышала, как со мной заговаривали, не прислушивалась к разговорам вокруг. Я даже не знала, светит солнце или нет. Однажды после полудня я с удивлением обнаружила, вернувшись в общежитие, что вся промокла. Оказывается, шел дождь, а я и не заметила.

Каждый день, возвращаясь после занятий в общежитие, я надеялась получить письмо от мисс Стивенс, но его не было. Я подумала, что преподавательница боится навлечь на меня неприятности, будучи достаточно деликатной. Мне было так жаль ее, выброшенную отсюда из-за оскорбительной, предательской лжи. Я знала, что, даже если миссис Айронвуд и позволила мисс Стивенс уволиться, она все равно найдет способ обвинить ее в безнравственном поведении и помешать ей в поисках другой работы.

Наконец как-то днем я вернулась и обнаружила письмо. Но его прислал Луи.

«Дорогая Руби,

Прости, что мне понадобилось так много времени, чтобы написать тебе, но мне не хотелось этого делать, пока я не смогу писать самостоятельно. То, что ты сейчас читаешь, написал я сам. Я вижу каждую букву и каждое слово, появляющееся на бумаге. Наконец-то мне не придется ни от кого зависеть, чтобы выполнить простейшие действия. Мне не придется доверять мои секретные мысли или, отбросив стыд, просить сделать для меня что-то важное. Я снова полноценный человек. Еще раз благодарю тебя за это.

Врачи говорят, что мое зрение самостоятельно восстановилось практически на сто процентов. Я делаю некоторые упражнения для глазной мышцы и в настоящее время ношу коррекционные линзы. Но я больше не провожу львиную долю времени, занимаясь самолюбованием. Нет, я почти все время в консерватории, где работаю с величайшими учителями музыки, я в этом уверен. На них на всех я произвел впечатление.

Сегодня вечером я даю концерт в зале школы, и, кроме моих преподавателей и их жен, будет много высоких должностных лиц из города. Я стараюсь не волноваться, и знаешь, что мне помогает справиться с волнением? Я думаю о тебе и о наших замечательных беседах, которые мы вели раньше.

И знаешь еще что? Они собираются позволить мне сыграть часть твоей симфонии. Когда я буду играть, я буду думать о твоем смехе, вспоминать твой нежный голос, подбадривающий меня. Я очень по тебе скучаю, мне очень хочется снова тебя увидеть. Или мне следует сказать, увидеть тебя впервые?

Я получил письмо от бабушки, и, как всегда, она написала и о школьных новостях. Почему уволилась мисс Стивенс, учительница живописи? Разве не она была твоей любимой преподавательницей в «Гринвуде»? Все, что написала бабушка, – ей быстро нашли замену.

Напиши мне, как только у тебя появится возможность. Желаю удачи на экзаменах.

Как всегда, твой преданный друг

Луи».

Я отложила письмо в сторону и постаралась составить ответ таким образом, чтобы не выдать своей депрессии, не показать, насколько я несчастна. Но всякий раз, когда я начинала объяснять, почему уволилась мисс Стивенс, я разражалась слезами, и они капали на бумагу. В итоге я просто набросала короткую записку о том, что в разгаре экзамены и что я скоро напишу ему подробнее.

Между тем только к середине второй недели я смогла поговорить с Бо. Он извинился за то, что не звонил мне.

– Мне пришлось отправиться на семейное торжество, и меня не было весь уик-энд, – объяснил он. Потом добавил: – Ты и представить себе не можешь, как Дафна описала новогоднюю вечеринку моим родителям, когда вчера встретила их в ресторане. В ее устах это выглядело так, будто мы принимали участие в оргии.

– Могу себе представить.

– Почему у тебя такой расстроенный голос? Это потому, что ты скучаешь обо мне? Если так…

– Нет, Бо, – ответила я и рассказала ему о мисс Стивенс.

– Ты думаешь, что это Жизель?

– Я уверена, что это она, – подтвердила я. – Однажды сестра пригрозила сделать именно подобное, если я всем расскажу, что она больше не калека.

– Ты ее спрашивала?

– Разумеется, она все отрицает, – ответила я. – Но теперь это не имеет значения. Зло уже свершилось, и Жизель добилась того, чего хотела, – я все здесь ненавижу.

– Попроси Дафну, – предложил Бо, – может быть, она позволит вам вернуться домой.

– Сомневаюсь, – заметила я. – Да это и неважно. Я просто работаю, корплю над учебниками. Я не очень много пишу. Новый преподаватель – милый человек, но это не мисс Стивенс.

– Ладно, я приеду в этот уик-энд, – пообещал Бо. – В субботу утром, но не очень рано.

– Хорошо.

– Руби, мне невыносимо слышать твой печальный голос. Я тоже начинаю грустить.

Я плакала, но так, чтобы Бо не услышал. Я кивнула, задержала дыхание и сказала, что мне надо закончить домашнее задание.

Бо действительно приехал в субботу утром, и при виде любимого, выходящего из машины перед общежитием, немного солнечного света проникло в мое сердце. Накануне я отправилась на кухню и приготовила все для пикника – сандвичи и яблочный сок. Когда остальные девочки увидели Бо, они выразили свое одобрение аплодисментами и хихиканьем. Повесив на руку корзинку, я побежала встретить его и отвести в другую часть кампуса.

– Дафна собиралась дать нам с Жизель разрешение выходить с территории по выходным, но она этого не сделала, – объяснила я. – Поэтому нам придется остаться здесь.

– Все в порядке, тут очень мило, – отозвался Бо. Мы прошлись по территории, потом расстелили плед на лужайке. Мы оба легли на спину, смотрели в синее небо с пушистыми кремовато-белыми облаками и негромко разговаривали. Сначала ни о чем важном. Бо рассказывал о своих друзьях в Новом Орлеане, перспективах будущего бейсбольного сезона и своих планах в учебе.

– Тебе нужно вернуться к живописи, – сказал он мне. – Мисс Стивенс была бы очень огорчена, я уверен.

– Знаю. Но сейчас я делаю все механически. Я чувствую себя роботом, встающим с постели, одевающимся, отправляющимся на занятия, делающим домашние задания, узнающим новое, ложащимся спать. Но ты прав – я должна вернуться к самому главному для меня.

Я села. Бо играл с травинкой и попытался пощекотать меня ею. Но я все время думала о том, что мы делаем. Мы были у всех на виду. В «Гринвуде» не представлялось возможности уединиться, и я могла вообразить, как даже миссис Айронвуд глазеет на нас из окна, дожидаясь, чтобы мы сделали нечто такое, что она может посчитать неправильным.

Мы съели наши сандвичи, еще немного поговорили, а затем снова отправились гулять. Я показала Бо саму школу, библиотеку, главный зал, кафетерий. Все это время я чувствовала, что за нами наблюдают, за нами следят. Мне не хотелось вести Бо обратно в общежитие. Я радовалась, что мы смогли не встретиться с Жизель. Напоследок мы отправились к особняку Клэрборнов. Бо счел, что это внушительный старый дом, особенно из-за своего местоположения, когда деревья отделяют его от школы.

День клонился к вечеру, и мы направились обратно к общежитию и его машине, но по дороге обнаружили тропинку, ведущую в глубь леса, и Бо решил, что мы должны по ней пройти и посмотреть, куда она нас приведет. Я сначала сопротивлялась, потому что не могла отделаться от ощущения, что за нами наблюдают. Я даже оглянулась по сторонам – солнце на закате создавало немало тенистых уголков, – но никого не увидела и ничего не услышала. Поэтому я позволила Бо повести меня по тропинке. Мы шли все дальше и дальше через небольшой лесок, пока не услышали явственный шум воды, бьющейся о камни. Пройдя поворот, мы увидели маленький, но сильный поток, образующий водопад.

– Здесь очень красиво, – заметил Бо. – Ты здесь раньше не бывала?

– Нет, и никто об этом месте не говорил.