– Ой, Луи, я не смогу нести такую ответственность. Он рассмеялся.

– Я так и знал, что ты скажешь что-нибудь в этом роде. Ты слишком нежная и бескорыстная. Не беспокойся. Вся ответственность на мне. Разумеется, – добавил он, понизив голос, – моя бабушка совсем не в восторге от всего этого. Она так рассердилась, что хотела пригласить другого доктора. Бабушка позвала сюда кузину, чтобы та постаралась убедить меня, будто я чувствую себя так, как чувствую, оттого, что я очень уязвим. Но я им сказал… я сказал им, ты не можешь быть девушкой того сорта, что они описывают, одной из тех, кто потворствует мне и при этом ищет выгоды.

А потом я сказал им… – Луи помолчал, черты его лица стали тверже. – Нет, не сказал, а потребовал, чтобы тебе разрешили навещать меня, когда ты сможешь, пока я не уеду в клинику. На самом деле я ясно дал им понять, что не сделаю этого, если не смогу видеться с тобой так часто, как мне этого хочется, и… конечно, так часто, как этого захочешь ты. Но ты ведь хочешь видеться со мной, правда? – спросил молодой человек. Его вопрос больше походил на мольбу.

– Луи, я ничего не имею против того, чтобы приходить сюда, когда смогу, но…

– О, замечательно. Все решено, – объявил он. – Скажу тебе, что собираюсь сделать, – я буду продолжать писать симфонию. Буду работать весь месяц и посвящу ее тебе.

– Луи, – заговорила я, мои глаза наполнились слезами. – Я должна сказать тебе…

– Нет, – возразил он. – Я уже все решил. Если честно, часть ее уже написана. Именно эту музыку я играл, когда ты вошла. Хочешь послушать?

– Конечно, Луи, но…

Он встал, подошел к роялю и заиграл, прежде чем я смогла произнести хоть слово.

Мое сердце разрывалось. Каким-то образом я погрузилась в мир Луи настолько глубоко, что казалось невозможным вырваться без того, чтобы жестоко не ранить его. Может быть, после его отъезда в клинику, когда к нему полностью вернется зрение, я смогу заставить его понять, что меня связывают любовные отношения с другим. Тогда он сможет выдержать разочарование и идти своим путем, подумала я. А до тех пор я могу лишь слушать его прекрасную музыку и подбадривать Луи в его усилиях снова обрести зрение.

Его симфония была красивой. Мелодия взлетала и падала с таким изяществом, что я почувствовала, как меня уносит куда-то. Я расслабилась, закрыв глаза, и позволила симфонии Луи возвратить меня назад во времени, пока я снова не увидела себя маленькой девочкой, бегущей по траве. А позади слышится смех бабушки Катрин, когда я визжу от удовольствия при виде птиц, устремляющихся к воде, или леща, прыгающего в пруду.

– Итак, – заговорил Луи, перестав играть, – это все, что я уже написал. И как тебе?

– Это красиво, Луи. И очень необычно. Ты станешь известным композитором, я уверена.

Он снова засмеялся.

– Пошли, – сказал Луи, – я попросил Отиса приготовить кофе по-акадийски и подать пирожки с начинкой, привезенные из «Кафе дю монд» в Новом Орлеане. Все это ждет нас во дворике под стеклянной крышей. Ты сможешь рассказать мне о своей сестре и о тех ужасных вещах, что она делает, – добавил он. Луи согнул локоть, чтобы я могла взять его под руку, и мы ушли из музыкального салона. Пока мы шли по коридору, я оглянулась лишь однажды. Я уверена, что в тени позади нас видела миссис Клэрборн. Она стояла и смотрела нам вслед. Даже на таком расстоянии я ощущала ее неудовольствие.

Но только на следующее утро, в школе, я обнаружила, насколько твердым было желание миссис Клэрборн и миссис Айронвуд выбросить меня из жизни Луи.

13

ЛОЖНЫЕ ОБВИНЕНИЯ

Воспитатель-наставник только начал читать расписание на этот день, как пришел курьер из офиса миссис Айронвуд с приказанием мне немедленно явиться. Я посмотрела на Жизель и увидела, что она выглядит такой же смущенной и заинтересованной, как и все остальные. Не говоря ни слова, я вышла из класса и быстро пошла по коридору. Когда я вошла в офис миссис Айронвуд, миссис Рэндл стояла у внутренней двери с папкой в руке.

– Проходи, – сказала она, отходя в сторону и давая мне дорогу.

Сердце у меня билось так часто, что мне казалось, сейчас взорвется грудная клетка. Я вошла в кабинет миссис Айронвуд. Она сидела за своим столом, жестко выпрямившись, поджав губы, а в ее глазах полыхала такая ярость, какой мне прежде не доводилось видеть.

– Садись, – скомандовала директриса. Она кивнула миссис Рэндл, которая вошла следом за мной и закрыла дверь. Та быстро села на стул рядом со мной и положила на колени блокнот. В руке была зажата ручка.

– Что случилось? – спросила я, не в силах дольше выдерживать гнетущее молчание, окружавшее меня.

– Не могу припомнить другую ученицу, которую вызывали бы столь же часто в мой кабинет за такое короткое время, как я вызываю тебя, – начала миссис Айронвуд, сведя в одну линию темные брови. Она взглянула на секретаршу, желая получить подтверждение своим словам, и миссис Рэндл едва кивнула.

– В этом нет моей вины, – ответила я.

– Гмм, – пробормотала Железная Леди. Она взглянула на вторую женщину, словно они слышали голоса, которых не слышала я. – Они никогда не признают своей вины, – сказала директриса с глуповатой улыбкой, и секретарша снова кивнула, как и в первый раз. Она напоминала марионетку, чьи нити находились в руках миссис Айронвуд.

– Итак, зачем вы за мной послали? – спросила я. Прежде чем ответить, миссис Айронвуд еще дальше отвела назад плечи, став еще прямее и тверже.

– Я попросила миссис Рэндл вести протокол, так как я начинаю официальное слушание об исключении.

– Что? Что я сделала на этот раз? – воскликнула я и посмотрела на миссис Рэндл. На этот раз та не подняла головы. Я перевела взгляд на миссис Айронвуд, глядевшую на меня так пристально, что мне казалось, я чувствую, как ее взгляд проходит сквозь меня подобно лазерному лучу.

– Чего только ты не сделала? Лучше вопрос поставить так. – Директриса покачала головой и посмотрела на меня сверху вниз с высоты своего презрения. – С самого начала, по твоему происхождению, о котором мне откровенно рассказала твоя мачеха, по высокомерию и презрению, которое ты проявила во время нашей первой встречи, по твоему отношению к нашим правилам, когда ты практически сразу же нарушила запрет на выход с территории, по манере, с которой ты пренебрегла моими пожеланиями, я поняла, что твое пребывание в «Гринвуде» – гигантская ошибка, попытка, обреченная на провал. Наказания, предупреждения, даже дружеский совет оказались бесполезными. Люди твоей породы редко меняются к лучшему. Неудача у тебя в крови.

– В чем конкретно меня обвиняют? – с вызовом бросила я.

Вместо того чтобы немедленно ответить, директриса откашлялась и надела очки для чтения в перламутровой оправе. Затем взяла бумаги, лежавшие у нее под рукой, и начала читать.

– Этим мы делаем первый шаг к процедуре исключения, как предписывает устав школы «Гринвуд», утвержденный советом директоров. Ученица, о которой идет речь, – читала она, поглядывая на меня поверх очков, – некая Руби Дюма была вызвана, чтобы ее информировали о том, что состоится слушание по обвинениям, выдвинутым против нее администрацией школы «Гринвуд».

Первое, – продолжала директриса еще более уверенным голосом, – она сознательно и добровольно пошла в помещение, не разрешенное для посещения, расположенное на территории школы, и оставалась там после отбоя.

– Что? – воскликнула я, глядя на опустившую голову миссис Рэндл, быстро строчившую в своем блокноте. – Какое помещение?

– Второе, она сознательно и добровольно допустила аморальное поведение, находясь на попечении школы.

– Аморальное поведение?

– Перечисленные выше обвинения будут выдвинуты, и по ним будет принято решение на официальном слушании об исключении сегодня в четыре часа дня в этом кабинете.

Миссис Айронвуд положила бумаги и сняла очки.

– Информирую тебя, в чем состоит процедура. Решение принимают два преподавателя и председатель школьного совета Дебора[10] Пек. Мы заслушаем обвинения, обсудим доказательства и вынесем решение. Естественно, я буду наблюдать за происходящим.