Стулья для девочек из «Гринвуда» поставили по левой стене гимнастического зала, а для мальчиков из «Розвуда» – по правой. Как и остальные ученицы, мы направились сначала прямо к чаше с пуншем, взяли свои стаканы и нашли себе места на нашей стороне зала, дожидаясь приезда мальчиков из «Розвуда». Незадолго до восьми часов в зал вбежала Сюзетта Юпп, девочка из секции А нашего общежития, и объявила, что автобусы из «Розвуда» подъезжают. Все заговорили тише, ожидая, когда мальчики по очереди войдут в зал.

На каждом из них был надет форменный темно-синий блейзер и такого же оттенка брюки. На правом верхнем кармане клубного пиджака красовалась эмблема «Розвуда» – вышитый золотом щит с латинской фразой, которую Вики перевела так: «Мастерство – наша традиция». Предположительно дизайн соответствовал настоящему гербу семейства Розвудов, чьи корни шли из Англии.

Все юноши были с почти одинаковыми стрижками, ухоженные. Подобно девочкам из «Гринвуда», мальчики из «Розвуда» собирались небольшими группами. Они нервно оглядывали зал. Те, кто узнавал девушек, с которыми встречались на прошлых танцах, махали им рукой. Потом все они собрались вокруг чаши с пуншем и наполнили бокалы. Смех и разговоры стали громче, когда последняя партия мальчиков из «Розвуда» вошла в зал.

– Вот Джонатан, – кивком указала Джеки. Мы все посмотрели на высокого темноволосого симпатичного парня, который явно был лидером своей группы. Загорелый, с широкими плечами, он выглядел как разбивающая сердца кинозвезда. Легко было понять, почему юноша пользовался такой популярностью среди девочек «Гринвуда». Но он стоял, двигался и говорил так, словно знал об этом. Даже через зал я могла почувствовать это высокомерие южанина, унаследованное многими молодыми людьми из аристократических семей. Его глаза скользили по девочкам из нашей школы, он презрительно улыбнулся, негромко сказал что-то своим приятелям, заставив их захохотать, и выпрямился, словно все мероприятие устраивалось в его честь.

На подиум поднялась миссис Айронвуд, чтобы приветствовать юношей из «Розвуда». Все замолчали.

– Не вижу причины напоминать вам всем, что вы молодые женщины и молодые мужчины из аристократических семей, которые учатся в двух наиболее уважаемых школах штата, если не всей страны. Я уверена, что вы будете вести себя соответственно и уедете отсюда так же, как приехали сюда: гордыми и заслуживающими уважения и чести, которыми пользуются ваши семьи. Ровно через час мы прервем танцы, чтобы можно было попробовать великолепную изысканную еду, приготовленную поварами «Гринвуда» по этому случаю.

Директриса кивнула дирижеру, тот повернулся к своим музыкантам, оркестр заиграл первую мелодию. Те мальчики из «Розвуда», кто уже был знаком с девочками из «Гринвуда», направились через зал, чтобы пригласить их на танец. Постепенно и другие набрались храбрости и подошли к девочкам. Когда Джонатан Пек направился к нам, мы все подумали, что он собирается познакомиться с Эбби, как предполагала Жизель. Но он удивил нас, остановившись передо мной и пригласив на танец меня. Я посмотрела на Эбби, та улыбнулась, взглянула на Жизель, на лице которой появилось ликующее выражение, и подала руку Джонатану. Он вывел меня на середину зала, потом положил правую руку мне на талию и поднял мою левую руку на уровень подбородка, как и полагается по классической бальной традиции. С великолепной точностью учившегося танцам человека он начал двигаться и поворачивать меня в такт музыке, сохраняя на лице уверенное выражение, не спуская с меня глаз.

– Меня зовут Джонатан Пек, – представился юноша.

– Руби Дюма.

– Я знаю. Моя сестра все рассказала мне о тебе и твоей сестре Жизель.

– Неужели? И что же она говорила?

– Только приятное, – ответил Джонатан с усмешкой. – Ты теперь, вероятно, знаешь, что «Гринвуд» и «Розвуд» – это как брат и сестра. Мы в «Розвуде» обычно знаем все сплетни о девочках из «Гринвуда». Вам ничего не удается от нас скрыть, – самодовольно добавил парень и бросил взгляд на Жизель, привлекшую к себе внимание по меньшей мере уже дюжины розвудских мальчиков. Но куда больше меня удивила Эбби. Она стояла в стороне. Ни один из мальчиков не пригласил ее на танец. Никто из тех, кто смеялся и шутил с Жизель, не обращал на нее внимания.

– Кстати, – продолжал мой партнер, – я знаю, что ты воображаешь себя художником, верно?

– Я ничего о себе не «воображаю». Я художник, – отрезала я.

Его улыбка стала шире, и он закинул голову назад с коротким и, как мне показалось, деланным смешком.

– Ну конечно, ты художник. Как жестоко с моей стороны предполагать обратное.

– А что ты представляешь собой, кроме ходячей энциклопедии сплетен о девочках из «Гринвуда»? – бросила я. – Или ты стремишься только к этому?

– Ого! Сьюзен была права. Ты и твоя сестра остры на язык.

– Тогда будь осторожен, – предупредила я. – А не то порежешься.

Джонатан снова засмеялся. Он подмигнул и улыбнулся своим товарищам, потом быстрее закружил меня, но я не сбилась с ритма. После танцев на более чем десяти праздниках акадийцев мне не трудно было держать равновесие и выглядеть грациозно в объятиях Джонатана Пека.

– Вечер обещает быть очень интересным, – предсказал он, когда первый танец закончился. – Я еще приглашу тебя, – пообещал молодой человек, – но пока мне надо удовлетворить нескольких фанаток.

– О, смотри не перетрудись, – сказала я. Мои резкие слова на мгновение ошеломили его. Я повернулась и пошла прочь от Джонатана, торопясь к Эбби.

– Что случилось? – спросила она, заметив румянец на моих щеках.

– Это несносный, более наглый, чем змея, но, вероятно, такой же ядовитый тип. Держу пари, что у него вся комната увешана зеркалами.

Эбби рассмеялась. Начался следующий танец, ко мне подошел другой юноша, из скромных, что я сочла приятной переменой. Мальчики, окружающие Жизель, не сдвинулись с места, лишь один побежал принести ей еще один бокал пунша. И снова, когда я оглянулась на Эбби, я заметила, что пригласили всех девочек из нашего сектора, кроме нее. Оставшись в одиночестве во второй раз, моя подруга почувствовала себя неловко, но все-таки старалась сохранить веселый вид, улыбаясь и кивая мне.

– Прошу прощения, – обратилась я к мальчику, с которым танцевала, – но у меня разболелась щиколотка. Я подвернула ее несколько дней назад. Почему бы тебе не пригласить мою подругу, ведь танец еще не кончился? – Я кивнула в сторону Эбби. Юноша, рыжий, с веснушками на щеках, посмотрел на нее и быстро покачал головой.

– Все в порядке, – ответил он, – спасибо. – Мой партнер отошел от меня и заторопился обратно к своим приятелям.

– Что случилось? – спросила Эбби, когда я вернулась к ней.

– Я, должно быть, раньше подвернула ногу. Она начала болеть, поэтому попросила прекратить танец. – Я не сказала ей о том, что юноша отказался пригласить ее на танец.

– Музыка очень хорошая, – заметила она, покачиваясь в такт.

Почему никто из парней к ней не подходит? Сколько их стоит с другой стороны зала, выискивая, кого бы пригласить. Я посмотрела на Жизель, закинувшую от смеха голову. Кто-то из мальчиков что-то сказал ей. Она взяла его за руку и заставила нагнуться, чтобы что-то шепнуть ему на ухо, отчего его глаза зажглись, как огни на Рождество. Лицо покраснело, а затем он нервно улыбнулся своим приятелям. Жизель глянула на нас и сверкнула полной самодовольства улыбкой.

В начале третьего танца я была уверена, что кто-то пригласит Эбби танцевать, тем более, когда двое мальчиков направились к нам. Но один свернул в сторону, чтобы пригласить Джеки, а другой подошел ко мне.

– Нет, спасибо, – отказалась я. – Мне придется посидеть из-за моей щиколотки. Но ты можешь пригласить мою подругу, – добавила я, поворачивая голову в сторону Эбби. Мальчик посмотрел на нее и, не говоря ни слова, развернулся и заторопился прочь, чтобы пригласить кого-нибудь еще.

– У меня не те духи или что? – гадала Эбби. Мое сердце забилось сильнее. Ощущение паники зародилось где-то в желудке, постепенно поднимаясь к груди. Что-то происходило здесь, что-то очень странное. Подумав так, я снова посмотрела на мою сестру. Она выглядела веселой и довольной. Танец следовал за танцем, юноши приглашали меня, я отказывалась, предлагала им пригласить Эбби, они бормотали извинения и подходили к другим девочкам. Меня не только удивило, но и раздосадовало, что одна из самых хорошеньких – в этом не было никаких сомнений, – если не самая хорошенькая девушка в школе может так долго оставаться не приглашенной. Перед тем как объявили перерыв, я откатила кресло Жизель в сторону.