— Значит, говоришь, занимается торговлей… С такими типами нужно быть поосторожней.
— Да знаю я, знаю.
— И никакой он, может, не агент по продажам. Обманывает, чтобы втереться в доверие.
— Да, конечно.
Нет, Юкико вовсе не обольщалась на счет Уно. Она уже поняла, что Уно человек, мягко говоря, безответственный.
— Послушай, Юки-тян, вчера наш фотограф рассказывал, что видел тебя в ресторане с каким-то типом.
— Неужели…
Юкико совершенно не помнила, кто сидел рядом с ними в «Аромате небес».
— А откуда ваш фотограф меня знает?
— Однажды мы с тобой ехали до Синагавы, помнишь? На станции к нам подошел высокий молодой человек с вьющимися волосами. Это и был Асакава, наш фотограф.
Да, действительно, был такой эпизод, года два назад. Сестра, помнится, познакомила их. А теперь, выходит, этот Асакава приехал поснимать западное побережье полуострова Миура, зашел перекусить в «Аромат небес», увидел Юкико и рассказал об этом Томоко.
— У тебя прекрасные информаторы! Когда новости доходят через несколько дней, это еще можно понять, но чтобы на следующийдень… Потрясающе! Выходит, что слухи, как и дурная слава, опережают человека.
— А как ты думала? Ведь я работаю в средствах массовой информации! — гордо изрекла Томоко.
— Вряд ли я еще увижу этого человека, — произнесла Юкико заведомую ложь. — Я и адреса его не знаю, и вообще не хочу с ним встречаться.
— Ну, если так, — хорошо.
Томоко вновь обрела душевный покой.
глава 3. Выродок на крыше
Магазин «Уно Сэйка» находился в оживленном квартале Йокосуки. Двухэтажное здание из блочных панелей выходило на угол. Справа примыкала посудная лавочка — керамика, фаянс и фарфор, а слева помещалась отделенная узкой полоской земли кондитерская под названием «Молодая листва», где продавали японские сладости.
Изначально на плоской крыше не было ничего, но потом там надстроили маленькую, в шесть татами,[15] мансарду. Ее выставили на продажу как «тихое место для занятий абитуриентам вузов». Конечно, ни туалет, ни умывальник изначально не предусматривались.
Фудзио Уно, обретя после развода эту маленькую комнатушку, коротал там почти все свое время. Сначала он уверял, что ему достаточно одних стен, но, естественно, стенами дело не ограничилось. Вскоре он притащил туда керосиновую печку. Когда наступило лето, он снова принялся ныть, и родители разрешили поставить кондиционер, но под раскаленной крышей все равно было настоящее пекло.
Летом Фудзио бесцельно шлялся по окрестностям, выжидая, когда зайдет солнце. Чтобы не попадаться на глаза соседям, он убивал время в Курихаме или Оппаме, слоняясь по кинотеатрам и залам с игральными автоматами. Изредка он помогал родителям в магазине, но это ему быстро надоедало, и Фудзио удалялся в мансарду, где спал, смотрел телевизор или листал порнографические журналы. Ни родители, ни муж старшей сестры на него уже и не рассчитывали.
Закончив разговор с Юкико Хатой, Фудзио широко зевнул. Вообще-то, знакомясь с женщинами, он обычно назывался вымышленным именем. Но на сей раз почему-то сказал настоящее. А вот с возрастом он присочинил. На самом деле Фудзио было тридцать два, а не тридцать пять. Некоторым женщинам нравятся молодые мужчины, но Юкико была не из таких, Фудзио это сразу понял. Сверхъестественное чутье на женщин ни разу его не подводило.
Юкико, в общем-то, серая мышка, размышлял Фудзио. Сразу видно, что не молода. Правда, у нее тонкая и красивая кожа. Однако Фудзио предпочитал молодых. Максимум двадцать пять лет, а лучше не старше двадцати.
В тот день он, кстати, вовсе не рвался встречаться с Юкико и вести долгие беседы. Вот отправиться в отель — это другое дело. А что наплел, будто бы мечтает встретиться с ней прямо сейчас — так то исключительно ради красного словца. К тому же Фудзио не знал, как убить сегодня время.
Мужа его старшей сестры Ясуко звали Сабуро Морита, он был компаньоном отца и безвылазно торчал в магазине. Они с Ясуко купили хорошую квартиру в пяти минутах ходьбы от магазина и теперь выплачивали ссуду. У них было две дочери — десять и шесть лет.
Сабуро и Фудзио грызлись, как кошка с собакой. Безответственному лодырю Фудзио родители выплачивали ежемесячное пособие. Выходили вполне приличные деньги, поэтому Сабуро сначала возмущался, а когда увидел, что в семье жены его и слушать не желают, вообще перестал здороваться с Фудзио, сталкиваясь в магазине нос к носу. По этой причине Фудзио старался не вылезать из своей берлоги.
Фудзио набросил на плечи куртку, валявшуюся на татами, и собрался на прогулку. Он еще не знал, куда податься. Его бесила сама мысль, что внизу, прямо под ним, сидит ненавистный Сабуро.
С утра снова дул западный ветер. День был солнечный, но тем пронзительней был зимний холод.
Он никому не сказал, что уходит, однако Сабуро, вероятно, услышал, как Фудзио спускается по лестнице. Во всяком случае до Фудзио донесся голос шурина, обращавшегося к матери Фудзио — Яэко:
— Матушка! — Яэко сидела в столовой, помещавшейся в глубине дома. — Фудзио, кажется, ушел. Пойду проверю, выключил ли он печку!
Фудзио почувствовал, как игла гнева пронзает его душу. Машина стояла на узкой полоске земли за магазином. Он уже направился было туда, но остановился, борясь с острым желанием вернуться и задать хорошую трепку Сабуро. Однако, предвидя реакцию матери, взял себя в руки и сделал вид, что ничего не слышал.
Собственно, что случилось? Сабуро нахально заявил, что хочет проверить, выключил ли Фудзио печку. Фудзио уже несколько раз уходил, оставив ее зажженной, и Сабуро был убежден, что когда-нибудь из-за этого непременно случится пожар. Расхлябанность Фудзио действовала ему на нервы. И в самом деле, Фудзио уже дважды случалось подпалить одежду, лежавшую рядом с печкой.
Раньше, когда ветер немного стихал, Фудзио уходил на прогулку, но в последнее время ему надоело ходить пешком. Ему было невыносимо сталкиваться с людьми. Проходя мимо знакомых, он даже не раскланивался. Соседи относились к нему соответствующе, полагая, что он рыщет здесь неспроста, — вынюхивает что-то… Все соседи были заклятыми врагами.
Лишь забравшись в свой небольшой автомобиль «Эсперанса», он, наконец, мог погрузиться в покой собственного мирка. В этом замкнутом пространстве никто его не осуждал, никто не сдерживал его порывов. Прежде, когда ему приходилось чаще бывать на людях, он страдал от отвращения. «Человек — существо одинокое», — Фудзио очень нравилась эта фраза. Он ненавидел даже спортивные состязания, когда нужно было вместе с другими бегать с мячом. Но когда он бежал один, то старался изо всех сил. Мать Яэко всячески поощряла индивидуализм сына:
— У Фут-тяна независимый дух. Он не надеется на других, он любит действовать в одиночку, и это превосходно!
В результате после окончания школы высшей ступени Фудзио сменил множество занятий, но поскольку везде приходилось общаться с людьми, он нигде не задерживался надолго. После школы он поступил на работу в крошечную гостиницу, посчитав, что это все-таки лучше, чем овощная лавка отца.
Он уволился через три месяца. Куда его только ни прибивало потом — в закусочную, где подавали суси,[16] в бюро ритуальных услуг, на стройку, где он был разнорабочим… Фудзио поработал барменом, помощником в магазине сельхозтоваров… Лишь на последнем месте он продержался целых полгода, ухаживая за саженцами в питомнике. Однако наступила зима — и он снова уволился.
Выводя машину, Фудзио перехватил пристальный взгляд хозяйки кондитерской. Старая карга пялилась на него из окна кухни.
Эта тварь все время следит за ним. И всегда распускает слухи, которые вредят его репутации. При этой мысли Фудзио захотелось перейти дорожку, вломиться в дом и угостить тумаком эту чертову ведьму. Но еще сильнее было сейчас желание немедленно убраться подальше от «отчего» дома, — а потому он заставил себя отвести глаза.