Фудзио слушал Сабуро совершенно хладнокровно. Ничто не шевельнулось в его душе.

Они допускают мысль, что Фудзио может убить их, но не помышляют о том, чтобы самим расправиться с Фудзио. Это совершенно явственно следует из слов Сабуро. Таковы понятия шурина о справедливости и порядочности. Пусть лучше Фудзио умрет сам — и поскорее. Они рассчитывают на такой исход.

Если верить средствам массовой информации, можно подумать, что все люди в мире только и делают, что желают друг другу счастья и долголетия. Только вранье все это. В действительности слишком многие жаждут смерти своих знакомых и близких, просто ждут не дождутся этого. Вот и Сабуро мечтает о том, чтобы Фудзио умер.

Но Фудзио сейчас не чувствовал никакого негодования по этому поводу, его даже удивило собственное равнодушие. Ведь это проще пареной репы — схватить хилого Сабуро за шиворот и хладнокровно размозжить его дурную башку о столб в токонома. Его семья хочет его смерти… От этого Фудзио испытал довольно странное чувство — близкое к удовлетворению.

— Может, ему лучше будет пожить отдельно? — с надеждой спросил отец. Он явно цеплялся за последнюю соломинку, пытаясь найти хоть какой-то выход из положения. Видимо, устал от бесконечных попреков Сабуро.

— Ну, о таком варианте можно было бы только мечтать… Но при условии, что вы не будете ничего давать ему сверх того, что он получает теперь. Это и так баснословная сумма.

«Баснословной суммой» были жалкие сто пятьдесят тысяч иен. Сабуро считает, что это верх расточительности — давать такие деньги бездельнику, который палец о палец не желает ударить. Мнением Фудзио на этот счет, ясное дело, никто не удосужился поинтересоваться. А если бы и спросили, то Фудзио ответил бы, что вкалывать каждый день за такие гроши просто глупо.

— Впрочем, если даже он скажет «да», я все равно не поверю. Матушка все равно станет ссужать его деньгами, так что Фудзио будет как сыр в масле кататься. Все кончится этим.

У Сабуро было достаточно оснований, чтобы делать подобные заявления. Однажды Фудзио пожаловался матери, что ему не хватает денег, и та украдкой от Сабуро стала подкидывать ему по пятьдесят тысяч иен в месяц. Злопамятный Сабуро не забыл этого, и теперь уже не верил ни единому слову матери, когда речь шла о деньгах.

— Вы и впрямь решили, что достаточно развести нас с Фудзио по разным углам — и все проблемы решатся сами собой? Что дело просто в том, что мы не сошлись характерами? Да как вы не видите!..

Визгливый, как у женщины, голос Сабуро отчетливо доносился до Фудзио, притаившегося на верху лестницы.

— …Даже если он будет жить отдельно… Неужели вы думаете, что ваш сынок способен ужиться с людьми и добросовестно трудиться? Если на него не найдется управы, он может наделать черт знает чего! Не задумываясь! Тут-то, по крайней мере, я всегда начеку… Как чувствовал, что он подпалит дом — вот и припас огнетушитель на этот случай. Но то я. А ведь большинство людей даже не умеет толком обращаться с огнетушителем. И если Фудзио вытворит такое же, как сегодня, в другом доме, то спалит не только свое жилье, но и соседей! Возможно, кто-то погибнет в результате пожара — и тогда ваш сын станет убийцей. Я против того, чтобы он жил отдельно. Потому что здесь сгорим только мы. Пусть будет так, если суждено судьбой. Когда злая собака кусает людей, то отвечает ее хозяин. Вот так и с нашим Фудзио.

— Но он же взрослый человек. Он будет сам отвечать за свои поступки, — без особой уверенности возразила мать.

— Юридически да. В суде. Но не в жизни. Вы надеетесь, что газеты и телевидение пощадят нас? Думаете, они станут считаться с чувствами родственников? Да они только трезвонят о гуманности и справедливости, а сами готовы раздавить человека. Неужели вам это не ясно? И так уже идут разные слухи. У моих детей выпытывают в школе — а что, дядя у вас безработный? А что он делает каждый день? Уже это — позор.

Дослушав до этого места, Фудзио, намеренно грохоча каблуками, сбежал по лестнице на улицу. Пусть знают, что он все слышал.

Не будь рядом строгого зятя, мать непременно выскочила бы следом: «Фут-тян, ты куда?» Но под суровым взглядом Сабуро она не смела пошевелиться.

Фудзио направился прямиком к машине. Открывая дверцу, задумался: куда же податься? В кино ничего интересного не идет. К тому же утро, еще только половина десятого. Но… Есть человек, который в это время дома — и сидит один! Эта… женщина, которая шьет. Фудзио не сразу сообразил, как ее зовут, — он только помнил, что она сажает вьюнки.

Фудзио был так возбужден, что до самого ее дома не мог припомнить, как ее имя. Он даже не был уверен, что найдет ее дом. Сейчас, когда не цветут вьюнки, он ничем не отличается от других домов. Да и сам он хорош, никогда ничего толком не сделает, даже места не запомнил. Думая о той женщине, он мысленно слышал ее голос. А вот Дом… Дом он решительно не помнит.

Однако дом с вьюнками он узнал. И, увидев у входа табличку с фамилией «Хата», конечно, вспомнил и имя — Юкико.

Дверь в прихожую была приоткрыта. Однако Фудзио счел нужным позвонить.

— Иду! — послышалось из глубины дома, затем донеслись звуки приближающихся легких шагов. На Юкико был кремовый свитер и серая юбка, лицо, как и всегда, без тени косметики.

— Это я, Уно, — сказал Фудзио. Здесь он назывался своим подлинным именем, и от этого испытывал какую-то странную неловкость. — Опять занесло в ваши края… Как поживаешь?

— Спасибо, нормально.

— Если ты занята, то не буду тебе мешать…

— У меня сейчас срочный заказ — кимоно для выпускного вечера в школе. Но ты все равно проходи. Мы же можем поговорить за работой…

Как и в прошлый раз, Фудзио, войдя в комнату, не знал, куда деться от смущения. Однако Юкико тут же положила на прежнее место дзабутон, и Фудзио сел.

— Как твои дела? Успешно?

— Отвратительно.

— Что случилось?

— Я врал тебе, что все прекрасно. На самом деле я уже тогда прикидывался. Такой уж у меня дурацкий характер, — засмеялся Фудзио. Конечно, бурная утренняя стычка не прошла даром, и настроение у него было не из лучших, однако эта дежурная реплика прозвучала вполне искренне.

— Однако ты ведь не умираешь от голода, верно? А вот другим приходится работать, чтобы сводить концы с концами. — Юкико слегка нахмурила брови. Белый воротничок блузки очень шел ей, подчеркивая чистоту ее честного лица.

— На самом деле торговлей занимаются мои родственники, а я помогаю в магазине, но только когда есть настроение. К тому же, я теперь холостой, а если живешь с родителями, не нужно платить за квартиру и за питание. Тем более, что я сейчас безработный, — беспечно сообщил Фудзио.

— Смотрю, балуют тебя твои родные.

— Меня? Да ты что?! Все считают меня обузой! Из-за этого я и сбежал к тебе!

— Почему ты решил, что тебя считают обузой? Никто в мире не может быть обузой для семьи.

В голосе Юкико прозвучала такая уверенность, что Фудзио охватило смятение:

— Это не так. В мире много людей, чьей смерти желают все окружающие. Я — один из таких.

— Не переживай, — примирительно сказала Юкико. — Некоторые способны понять, что такое счастье, лишь когда жизнь изрядно побьет их. Ничто не случается просто так.

— Интересный у тебя взгляд на вещи.

— Неужели? По-моему, самый обыкновенный. — Юкико помолчала немного. — А что с семенами моих вьюнков?

— С семенами-то?… Я их храню. Посажу весной.

— Зачем ты врешь? Ты же выбросил их прямо у моего дома. А я их случайно нашла. Впрочем, выбросил или нечаянно обронил — это не имеет значения. Просто мне стало жаль бедные семена.

— Я и не думал обманывать, — сказал Фудзио. — Да и не Семен мне были нужны. Просто хотел с тобой познакомиться.

— Я считала тебя лгуном, а ты — честный человек. Я была неправа, когда подумала о тебе плохо, — сказала Юкико.

— Да что ты! Ты меня не знаешь. Ведь я только и делаю, что всем вру.

Это признание оказалось для Фудзио на удивление приятным.