— Чем же она так вам не угодила? Рассказывайте, — велел Хигаки.
— Просто она была тупая, даже в электричке толком себя вести не умела. Когда кто-то из пассажиров делал ей замечание, чтобы она не выставляла ноги в проходе, она начинала грубить.
— Но таких людей в электричках довольно много.
— Вот я их всех и поубивал бы! Хигаки посмотрел на Фудзио с иронией.
— Чего это вы надо мной смеетесь? — спросил Фудзио, хотя ирония Хигаки его вовсе не задела.
— Когда человек хочет поубивать всех, так и подмывает сказать ему: «Не перетрудись».
— Поиздеваться решили?
— Нет, я только хотел сказать: «Не перетрудись». — Допрос перешел в русло приятной беседы. — Судя по вашему объяснению, Уно-сан, убив девушку, вы как будто пришли в себя. Вам захотелось, чтобы она вернулась домой. Но мертвые не воскресают, даже если вам очень захочется.
— Хигаки-сан, это глупо. Невозможно поверить, что вы настолько примитивно оцениваете меня, — доброжелательно заметил Фудзио. — Когда люди поступают плохо, я даю отпор. Это всего лишь вопрос принципа.
— Что вы имеете в виду?
— То, что я ненавижу весь мир.
— Какой мир?
— Мир — это мир. Полицию, которая презирает людей и отдает их под суд. Дотошных, наглых журналистов. Идиотов, которые изводили меня в школе, считая, что ничего хорошего из меня не получится. Мою сестру и ее муженька, мечтавших о том, чтобы я умер. Женщин, похожих на похотливых самок. Они — мои враги.
— И Хата-сан тоже?
— Нет, она другая.
— Выходит, только она — человек?
— Нет. Она — вьюнок. Вы этого не поймете, — Фудзио на мгновение умолк. — Мне захотелось сделать вам сюрприз. Хочу вернуть дочерей их матерям. Я покажу, где все это произошло, — Фудзио постарался придать своему лицу дерзкое выражение. Однако сердце его затрепетало.
Фудзио уже рисовал в своем воображении чудные картины. Он увидит прозрачный рассвет, золотые лучи утреннего солнца в легкой дымке, услышит шум морского прибоя, и шум ветра в соснах. А может быть доведется увидеть волны, горящие в отблесках вечерней зари, первую звезду, луну, глядящую с небес.
Только едва ли он все это увидит… А если пообещать, что он покажет, где спрятан труп? Тогда они повезут его на место преступления. Тогда появится шанс увидеть все это, услышать шум моря. А после этого еще подумает, стоит ли рассказывать, где он действительно бросил тело Каё Аоки.
Спустя несколько дней Фудзио сказал старшему инспектору Такарабэ, что готов объяснить, где спрятал труп, но при некоторых условиях.
— При каких еще условиях?
— Запишите, я продиктую. Я умный, так что мы без труда составим соглашение.
— Полиция не заключает соглашений, — сказал Хигаки.
— Прежде, чем отказываться, все-таки лучше записать и подумать. Может, вам захочется рассмотреть мои условия.
Затем Фудзио продиктовал условия, которые он обдумывал всю ночь, не сомкнув глаз.
Первое. Во время следственного эксперимента репортеры не должны следовать за ними к месту захоронения трупа.
Второе. До следственного эксперимента Фудзио не будет составлять никаких схем, карт и давать письменных показаний.
Третье. Когда тело девушки будет опознано, Фудзио разрешат встретиться с родителями и с Юкико Хатой.
Четвертое. Сабуро Морита подпишет обязательство о том, что после приведения в исполнение смертного приговора возьмет на себя похороны Фудзио.
Пятое. Фудзио предоставят время и возможность написать статьи для средств массовой информации, в которых он изложит свой взгляд на произошедшие события.
Фудзио рассчитывал, что, горя желанием заполучить труп, полицейские согласятся на все условия. Но Хигаки отклонил все пункты его наивного плана, за исключением одного.
— Репортеров мы удалим. Это я обещаю, — сказал он.
— Правда? Только не обманите, — Фудзио хотел проверить, лжет полицейский или говорит правду.
— Журналисты просто облепили управление. Нужно будет хорошенько продумать этот вопрос.
— А если сделать это ночью или рано утром? Но если вы заставите меня рисовать схему или давать письменные показания, то разговора у нас не получится.
— Значит, эта беседа тоже ни к чему не приведет… — небрежно бросил Хигаки.
— Даже если я захочу нарисовать план, вряд ли мне удастся все вспомнить. Дело было ночью, я был в невменяемом состоянии, поэтому описать все правильно не смогу.
— Вы хотите сказать, что не знаете, где именно было дело? Значит, вы притворялись?
— Не притворяюсь. Просто пока я сам туда не поеду, не вспомню, где точно находится это место. Но если меня повезут туда на машине, то я сразу соображу, где искать.
Хигаки молчал. Казалось, он видит Фудзио насквозь, — понимает, что тот решил любой ценой вырваться из стен тюрьмы.
— Хорошо, мы поедем туда. Сделаем, как вы сказали. Но если вы не нарисуете хотя бы приблизительную схему маршрута, ничего не выйдет.
— Приблизительную схему я нарисую. Но память может меня подвести, даже если я и поеду туда.
— Ничего не поделаешь.
— А с родителями и Юкико Хатой вы разрешите встретиться?
— Мы не заключаем сделок. Но у меня тут письмо от Хаты-сан. Фудзио почувствовал, как кровь прилила к голове.
— Она прислала мне адвоката. После этого совсем пропала. Я даже думал, что она от меня отреклась.
— Нарисуйте план и дайте письменные показания. Тогда отдам письмо.
— Значит, план в обмен на письмо?
— Нет. Просто такой порядок. Мы не можем заниматься двумя вещами. Нельзя одновременно есть овощной суп и сладкую булочку. А тот, кто на это решится, боюсь, будет выглядеть идиотом, — ворчливо заметил Хигаки.
Фудзио не боялся показаться ему идиотом, но все-таки промолчал. Это было воспринято как знак согласия.
— Так вы отдадите письмо?
— Если вы сделаете то, о чем мы условились, у вас будет время прочесть его.
После этого Фудзио нарисовал приблизительный план местности, где сбросил тело Каё Аоки, но она оказалась довольно далеко от того места, где он оставил обнаженную Томоко Симаду.
«Когда я сажусь писать Вам письмо, то просто не могу подобрать подходящих слов…»
— так начиналось письмо Юкико.
«…Было бы глупо спрашивать, здоровы ли Вы. Человек, совершивший убийство, не должен быть здоров.
Я не могу представить себе, как протекают Ваши дни. В газетах и журналах сейчас много статей о Вас. Наверное, в них есть много правды, но и много лжи. Что касается меня, то я не поверю ничему из того, что написано там, пока не услышу об этом лично от Вас. Я хочу, чтобы Вы сами рассказали мне правду, пусть это будет повторением того, что о Вас пишут. Услышать от чужих людей, и услышать от Вас — разные вещи.
Нельзя допускать, чтобы о Вас рассказывали посторонние люди. Во-первых, это неуважение к себе. Например, человек родился умственно отсталым. Тогда за него должны говорить другие. Но Вы родились нормальным, а может, даже более одаренным, чем большинство людей. Как же несмотря на это Вы спокойно относитесь к тому, что пишут о Вас журналы и газеты?
Если Вы пошли на убийство, на то, вероятно, были причины, не так ли? Может быть, многим они покажутся неубедительными, но я обещаю, что постараюсь понять. Я не могу гарантировать, что пойму, но очень постараюсь…»
Дочитав до этих слов, Фудзио поднял глаза. Он видел, что Хигаки не отрывал от него глаз.
— Мудреное письмо написала, — проворчал Фудзио.
— Не можете понять?
— Да нет, ничего непонятного, но…
— Так в чем же дело?
— Я хотел получить немного другое письмо.
— Какое?
— Не знаю, более интимное, что ли…
— У вас что, интимные отношения с Хатой-сан?
— Ну, мы же все-таки не дети…
— Если вам не нравится, не читайте.
Хигаки потянулся, чтобы забрать письмо, но Фудзио проворно отдернул руку.