армии из-под Смоленска, Барклай и Ермолов ночевали в арьергарде близ самого

города. Барклай, предполагая, что прочие корпуса армии станут между тем

выдвигаться по дороге к Соловьевой переправе, приказал разбудить себя в

полночь для того, чтобы лично приказать арьергарду начать отступление.

Когда наступила полночь, он с ужасом увидел, что второй корпус еще вовсе не

трогался с места; он сказал Ермолову: "Nous sommes en grand danger; comment

cela a-t-il pu arriver?" (Мы в большой опасности, как это могло произойти?

(фр.) К этому он присовокупил: "Поезжайте вперед, ускоряйте марш войск, а я

пока здесь останусь". Дурные дороги задержали корпус Остермана, который

следовал потому весьма медленно. Прибыв на рассвете в место, где корпуса

Остермана и Тучкова 1-го располагались на ночлег, Ермолов именем Барклая

приказал им следовать далее. Князь Багратион, Ермолов и Толь утверждают,

что Тучкову 3-му надлежало не только занять перекресток дорог, но и

придвинуться ближе к Смоленску на подкрепление Карпова и смену князя

Горчакова. Услыхав пушечные выстрелы, Ермолов писал отсюда Барклаю: "Если

выстрелы, мною слышанные,- с вашей стороны, мы можем много потерять; если

же они со стороны Тучкова 3-го,- большая часть нашей артиллерии может

сделаться добычей неприятеля; во всяком случае прошу ваше

высокопревосходительство не беспокоиться, я приму все необходимые меры".

В самом деле, сто восемьдесят орудий, следуя медленно и по дурным дорогам,

находились еще в далеком расстоянии от Соловьевой переправы. К величайшему

благополучию нашему, Жюно, находившийся на нашем левом фланге, не трогался

с места; Ермолов обнаружил здесь редкую деятельность и замечательную

предусмотрительность. По его распоряжению граф Кутайсов и генерал Пассек

поспешили к артиллерии, которой приказано было следовать как можно скорее;

здесь в первый раз была употреблена команда: "На орудие садись". Ермолов,

достигнув перекрестка, поехал далее по направлению к Соловьевой переправе и

возвращал назад встречаемые им войска. Принц Александр Виртембергский, не

имевший команды, просил Ермолова поручить ему что-нибудь; придав принцу

сведущего штаб-офицера с солдатами, он просил его заняться улучшением

дорог. Возвратившись к перекрестку, Ермолов узнал здесь от генерала

Всеволожского, что Тучков 3-й находится лишь в трехстах саженях отсюда.

Князь Багратион в письме своем Ермолову от 8-го августа, между прочим,

пишет: "Надо примерно наказать офицера квартирмейстерской части, который

вел Тучкова 3-го; вообрази, что за восемь верст вывел далее, а Горчаков

дожидался до тех пор, пока армия ваша пришла". Взяв в плен двух вестфальцев

корпуса Жюно, Тучков 3-й препроводил их к Ермолову, которому они объявили,

что у них шестнадцать полков одной кавалерии. Ермолов писал отсюда с

капитаном квартирмейстерской части Ховеном (впоследствии тифлисским военным

губернатором) великому князю Константину Павловичу, следовавшему в колонне

Дохтурова, что надо поспешить к Соловьевой переправе, перейти там реку и,

расположившись на позиции, покровительствовать переправе прочих войск.

Приказав именем Барклая Остерману и Тучкову 1-му подкрепить Тучкова 3-го,

Ермолов направил графа Орлова-Денисова к Заболотью, где он, однако, не мог

бы выдержать натиска неприятеля, если бы вместе с тем не ведено было

командиру Екатеринбургского полка князю Гуриелю занять рощу; во время

нападения неприятеля па графа Орлова-Денисова Гуриель поддерживал его

батальным огнем из рощи.

Получив записку Ермолова, Барклай отвечал: "С богом, начинайте, а я между

тем подъеду". Прибыв вскоре к колонне Тучкова 3-го и найдя, что здесь уже

были приняты все необходимые меры, Барклай дозволил Ермолову распоряжаться

войсками. Между тем неприятель, заняв одну высоту несколькими орудиями,

наносил нам большой вред; Ермолов приказал Желтухину с своими

лейб-гренадерами овладеть этой высотой. Желтухин, не заметив, что высота

весьма крута, повел слишком быстро своих гренадер, которые, будучи весьма

утомлены во время подъема, были опрокинуты неприятелем. Неприятель,

заметив, что этот храбрый полк, здесь сильно потерпевший, намеревается

вновь атаковать высоту, свез свои орудия. Между тем Наполеон навел пять

понтонов, чрез которые французы могли атаковать наши войска с фланга и

тыла; если б Тучков 3-й придвинулся бы ближе к Смоленску, он бы мог быть

отрезан. Все наши войска и артиллерия, благодаря неутомимой деятельности,

энергии и распорядительности Ермолова, но в особенности бездействию Жюно,

достигли благополучно Соловьевой переправы. Барклай, оценив вполне заслуги

Ермолова, поручил ему представить от своего имени рапорт о том князю

Кутузову.

Однажды Барклай приказал Ермолову образовать легкий отряд. Шевич был

назначен начальником отряда, в состав которого вошли и казаки под

начальством генерала Краснова. Хотя атаман Платов был всегда большим

приятелем Ермолова, с которым он находился вместе в ссылке в Костроме в

1800 году, но он написал ему официальную бумагу, в которой спрашивал, давно

ли старшего отдают под команду младшего, как, например, Краснова

относительно Шевича, и притом в чужие войска? Ермолов отвечал ему

официальною же бумагою, в которой находилось, между прочим, следующее: "О

старшинстве Краснова я знаю не более вашего, потому что в вашей канцелярии

не доставлен еще формулярный список этого генерала, недавно к вам

переведенного из Черноморского войска; я вместе с тем вынужден заключить из

слов ваших, что вы почитаете себя лишь союзниками русского государя, но

никак не подданными его". Правитель дел атамана Смирной предлагал ему

возражать Ермолову, но Платов отвечал: "Оставь Ермолова в покое, ты его не

знаешь, он в состоянии сделать с нами то, что приведет наших казаков в

сокрушение, а меня в размышление".

[7] П. П. Коновинцын был в полном смысле слова благородный и неустрашимый

человек, отличавшийся весьма небольшими умственными способностями и еще

меньшими сведениями. Будучи назначен дежурным генералом всех армий, он

вначале посылал бумаги, им получаемые, к Ермолову, прося его класть на них

резолюции. Ермолов исполнил на первый раз его просьбу, но, выведенный из

терпения частыми присылками большого количества бумаг, он возвращал их в

том виде, в каком получал, с адъютантом своим Фонвизиным, который будил

ночью Коновницына и обратно возвращал ему бумаги. Коновницын, прочитав

однажды записку Ермолова, в которой было, между прочим, сказано: "Вы

напрасно домогаетесь сделать из меня вашего секретаря", сказал Фонвизину:

"Алексей Петрович ругается и ворчит". Он приобрел отличного руководителя и

наставника в квартирмейстерском полковнике Говардовском, авторе знаменитого

письма графа Буксгевдена к графу Аракчееву. Этот даровитый штаб-офицер