не знаю, по моему ли представлению или по представлению другого.

Насчет направления моего я только получил повеление догонять французов чрез

Ушу, Борисовское мостовое укрепление, Логойск, Илию и Молодечно. А так как

партия моя, обремененная двумя орудиями, не могла следовать за мною прямою

дорогою к Шеверницам, то и заставила меня ожидать прибытия ее до полуночи.

Между тем флигель-адъютант Мишо (что ныне генерал-адъютант и граф Мишо)

пристал ко мне, чтобы под покровом моей партии догнать Чичагова, к армии

которого он был командирован. Оставя орудия наши, как обузу слишком

тягостную для усиленных переходов, мы выступили к Жуковцу в четыре часа

пополуночи.

Переправа совершилась по тонкому льду. Мы прибыли в Ушу к ночи.

Двадцатого партия выступила в поход и ночевала у Борисовского мостового

укрепления. В сей ночи полковник князь Кудашев, проездом к Чичагову, пробыл

у меня два часа, взял с собою Мишо и отправился далее с прикрытием одного

из моих урядников и двух казаков, из коих один только возвратился, прочие

два были убиты поселянами. Это было лучшее доказательство истинного рубежа

России с Польшею и намек в умножении осторожности.

Около сего времени морозы, после несколькодневной оттепели, усилились и

постоянно продолжались. 20-го я получил повеление, оставя погоню, идти

прямо на Ковну[58], чтобы истребить в сем месте всякого рода неприятельские

запасы. Такое же - было послано и Сеславину; но ни он, ни я не могли

исполнить означенного предписания: я - по причине крутого отклонения моего

к Нижнему Березину, отчего отстал на сто тридцать верст от неприятельской

армии; а Сеславин - оттого, что, сражаясь с головой оной, чрез удаленность

свою от главной квартиры, не прежде мог получить повеление сие, как по

занятии Вильны и уже раненным.

Пока я шел от Днепра к Березине, все отряды, кроме графа Ожаровского, и все

партизаны, кроме меня, следовали за главною неприятельскою армиею.

Армия сия находилась 11-го в Бобрах, имея авангард в селе Наче, 12-го - в

Неменице, оставя арьергард в Лошнице. 14-го, в восемь часов утра, авангард

оной начал переправляться чрез Березину у Веселова, и 16-го, к вечеру, все

силы были уже на противном берегу. С нашей стороны отряд генерала Ермолова,

состоявший в четырнадцати баталионах пехоты, в нескольких полках линейной

кавалерии и в двух ротах артиллерии, преследовал неприятеля от Орши к

Борисову, куда прибыл 16-го числа.

Большой авангард генерала Милорадовича прибыл из Копыса в Глин 15-го, а в

Негновище 17-го числа.

Пятнадцатого числа генерал Бороздин сдал отряд свой графу Орлову-Денисову,

который 17-го поступил с ним в состав малого авангарда, порученного

генералу Васильчикову. Сей авангард был в Ухвале 16-го и в Вилятичах 17-го

числа.

Пятнадцатого отряд атамана Платова - в Колпенице, а 16-го - у самой

Березины, в пятнадцати верстах выше Борисова.

Пятнадцатого под Кричею Сеславин напал с успехом на польские войска графа

Тишкевича, множество поколол, набрал в плен и продолжал путь к Лошнице, где

снова имел жаркую схватку с неприятелем.

Шестнадцатого сей отважный и неутомимый партизан, открыв сообщение с графом

Витгенштейном, получил от него повеление во что бы то ни стало подать руку

адмиралу Чичагову чрез Борисов. Исполнение немедленно последовало за

повелением. Борисов был занят Сеславиным; три тысячи человек взято им в

плен, и сообщение с Чичаговым открыто[59]. 17-го французская армия тянулась

к Зембину, и Наполеон прибыл в Камень. Генерал Ланской, занимавший

Белорусским гусарским полком и казаками село Юрово, что на реке Гайне,

выступил 16-го числа чрез Антополье и Словогощь к Плещенице, куда прибыл

17-го в полдень.

Он имел благое намерение идти впереди неприятеля к Вильне и преграждать

всеми средствами путь головы его колонны, что мог исполнить

беспрепятственно, ибо в тот день Плещеницы заняты были одною только

придворною свитою Наполеона и конвоем раненого маршала Удино. Но в то время

обязанности партизана столь мало понимаемы были в нашей армии, что сей

известный неустрашимостию и отважностию генерал, быв атакован подходившими

от Каменя войсками, вместо того чтобы обратиться на Илие и Молодечну,

истребляя магазины и заваливая дорогу, отступил обратно к авангарду

Чичагова армии, тянувшейся на Зембин по пятам неприятельской армии, и

довольствовался взятием генерала Каминского, тридцати штаб- и обер-офицеров

и до трехсот рядовых.

Между тем граф Ожаровский получил повеление наблюдать за армиею князя

Шварценберга, находившеюся в Слониме. Вследствие чего он выступил на

Воложин, 26-го прибыл в Вишнев и в тот же день пошел на Трабы, Деневишки и

Бенякони - в Лиды, куда вступил 1-го декабря. Отряд генерала Кутузова шел

от Лепеля на Вышнее Березино н Докшицы, для наблюдения за Баварским

корпусом, находившимся в последнем местечке, и для преследования главной

неприятельской армии по северной стороне Виленской дороги.

Партизан Сеславин шел на местечко Забреж, которое 22-го ноября он занял с

боя. За малым дело стало, чтобы на другой день сам Наполеон не попался ему

в руки; во второй раз в течение сей кампании судьба спасла его от покушения

казаков, везде и повсюду ему являвшихся как неотразимые вампиры! О случае

сем говорено в вступлении сей книги.

Двадцатого партия моя обогнала отряд графа Ожаровского около Антополья,

21-го обошла кавалерию Уварова в Логойске, 22-го прибыла в Гайну, 23-го - в

Илию и 24-го - в Молодечну, где догнала хвост Чичагова армии, то есть часть

павлоградских гусар и казаков под командою полковника Сталя. Вследствие

повеления идти прямо на Ковну, мы свернули 25-го на Лебеду, 26-го пришли в

Лоск, 27-го - в Ольшаны, 28-го - в Малые Солешки, 29-го - в Парадомин и

30-го - в Новые Троки. Там я получил повеление остановиться и ожидать

нового направления.

Во время моего долговременного и бездейственного похода отряды и партии

наши ворвались в Вильну, заваленную несметным числом обозов, артиллерии,

больных, раненых, усталых и ленивых.

Впоследствии каждый отрядный начальник приписал себе честь занятия сей

столицы Литовского государства; но вот истина: пока Чаплиц жевал и

вытягивал периоды витийственной речи к жителям, пока Бенкендорф холился для

женщин и пока Кайсаров медлил у неприятельских обозов, - Тетенборн с

обнаженной саблею повелел редактору виленских газет объявить свету, что он

первый покорил город, и смеялся потом возражениям своих соперников.

Сеславин сделал иначе. Чтобы не обезобразить подвиг сей, я представляю

читателю донесение его, сколько память мне позволит; пусть различит он

самохвальство иноземца с геройским умалением истинного россиянина, едва

намекнувшего о жестокой ране своей в описании деяний своих сотрудников. Вот

оно:

"Генералу Коновницыну. С божиею помощию я хотел атаковать Вильно, но

встретил на дороге идущего туда неприятеля. Орудия мои рассеяли толпившуюся