Обряд играл в ведической религии исключительно важную роль. Он требовал невероятной точности и изощренности. О том, чтобы простой человек мог правильно принести жертву, нечего было и думать. Культ превратился в сложнейшее искусство: «вызывать» божество умел только особый жрец «вызыватель», прославлять бога в гимнах — только специальный жрец-песенник, а возложить жертву по уставу мог лишь «жертвоприноситель». При отправлении культа произносилось множество молитв и заклятий, которых никто не понимал, так как они были сложены на древнем языке.
Уже в глубокой древности в Индии образовалась особая варна (замкнутое сословие) жрецов-брахманов. (Кроме этой варны были еще три: правителей и воинов — кшатриев, земледельцев, ремесленников и торговцев — вайшья, неполноправных и рабов — шудр. Две первые варны занимали в обществе ведущее положение.)
В таком виде ведическая религия просуществовала несколько веков. Но около VIII в. до Р.Х. индийское общество пережило своего рода нравственный и религиозный надлом. Старые религиозные догмы все меньше удовлетворяли людей, ищущих духовности. Проявлением истинного благочестия стал считаться отказ от мирских радостей. Внешне это выразилось в движении муни. Не порывая открыто с традиционной религией, муни бросали свои дома, имущество, семьи и уходили в джунгли, чтобы вести жизнь отшельников-аскетов. Уединившись там, отшельники надеялись молитвами и умерщвлением плоти достичь высшей силы духа. Постепенно в их среде выработалось глубоко философское учение о Брахмане. Понятие о нем дают Упанишады. Само слово «Упанишад» означает «сидение подле» (имеется в виду сидение слушателей вокруг учителя), но уже с древних времен под Упанишадами стали понимать сокровенное знание о Божественном начале. В этих мистических поэмах разрабатывались глубочайшие религиозные и философские вопросы. Понять их могли лишь те люди, которые прошли известную подготовку и глубоко осознали, что жизнь и материальные утехи — все это суета, не заслуживающая серьезных усилий и трудов. Хотя авторы Упанишад признавали значение старых Вед, они называли их «низшим знанием». В «Катхе-Упанишаде» прямо говорится, что Высшее нельзя постичь ни при помощи Вед, ни при помощи обычной человеческой мудрости. Таким образом, авторы Упанишад обещали путь к высочайшему, единственно истинному знанию.
Согласно Упанишадам, весь мир явлений — это всего лишь иллюзия, «майя». Жизнь, прожитая ради земных, чувственных благ — растрачена попусту. Древние чтили сотни богов, которые, как им казалось, наполняли пространство, горы, джунгли и дома. В противоположность им творцы Упанишад пытались пробить дорогу к Единому Существу.
Когда мудреца Яджнявалкья, которого традиция изображает выдающимся мастером проповеди и философского спора (жил он, как считают, в VII в. до Р.Х.), спросили, сколько существует богов, он сначала назвал каноническую цифру ведийской мифологии: три тысячи триста три. Но потом, когда ученик, чувствуя, что наставник не сказал ему всей правды, продолжал спрашивать, Яджнявалкья ответил: это — только проявления, богов же — тридцать три. А в конце концов, уступая настойчивым просьбам, он признал, что в сущности Бог только один. Если боги и существуют, то они — лишь отдельные волны единого моря Божества. «Он — единственный, не имеющий цвета, многоразлично прилагающий свою силу, создающий много цветов для скрытой цели, в нем, как в конце и начале, растворена Вселенная…» Истинный мудрец не поддается соблазнам материального, он ищет «Того, Кого многие слышат, но не знают», Того, кто «невидим, неосязаем, не имеет ни рода, ни варны, ни слуха, ни рук, ни ног». Это Единственное, обладающее реальностью, есть Брахман — мировой дух, безличная и бесконечная божественная субстанция, лежащая в основе всего сущего, источник жизни, принцип единства, сокровенное «я» Вселенной. Каждая индивидуальная душа — Атман — является его частью. По сути дела, Атман — это тот же Брахман, такой же великий и непостижимый. Яджнявалкье говорил, что Атман не рожден, а существует извечно.
Будучи тождественен Брахману, он предстает как вселенский правитель. «Он — властитель всего, он повелитель существ, он хранитель существ… — писал Яджнявалкья. — Знающий это сам становится Брахманом».
Конечная цель любого мудреца состоит в слиянии с Брахманом. Но как достичь этого состояния? Яджнявалкье учил, что душа постоянно переходит из одной телесной оболочки в другую, следуя карме — закону о посмертном воздаянии человеку за его дела при жизни. («Подобно тому как гусеница, достигнув конца былинки и приблизившись к другой былинке, подтягивается к ней — говорил Яджнявалкья, — так и Атман, отбросив это тело, расееяв незнание и приблизившись к другому телу, подтягивается к нему».) Если человек точно придерживался при жизни дхармы — линии поведения, определенной Брахманом для людей каждой варны, то после смерти его душа могла возродиться в теле человека более высокого общественного положения, вплоть до брахмана. Душа грешника, напротив, деградировала и могла вселиться только в тело человека более низкой общественной категории, или даже в тело животного, вплоть до самого нечистого и презренного.
Однако спасение (мокша) состоит не в том, чтобы стремиться к лучшим воплощениям.
Оно в том, чтобы навсегда уйти из этого нереального мира, соединиться с Брахманом, раствориться в Нем и таким образом достичь полного освобождения — нирваны (буквальный смысл этого слова означает «полное безветрие», «абсолютное затишье»). Для этого человек должен отстраниться от всего внешнего, отбросить все, что связывает его с миром, и полностью погрузиться в свое внутреннее «я», в свой Атман. «Как текущие реки исчезают в море, теряя имя и облик, так и мудрец, отрешенный от имени и облика, приходит к божественному Духу, что выше высокого».
Те, кто не в состоянии сделать этого, обречены вновь и вновь возвращаться в поток бытия. «Тот, кто имеет желания и думает о них, вновь рождается здесь и там из-за желаний. Но все желания того, у кого совершенный Атман и чье желание исполнилось, исчезают в этом мире». Свобода от желаний — вот истинная свобода, отказ от мира — это и есть подлинное бессмертие. Через свое «я», через свой Атман, человек приближается к мировому Брахману. Но до тех пор, пока он опирается на внешний опыт, человек не замечает Бога, который совсем рядом с нами. Лишь наше «я» соприкасается с космическим Брахманом и нужно войти в себя, чтобы познать Его Ибо «Его облик невозможно увидеть. Никто не видел его глазами.
Его воспреемлют сердцем, умом, мыслью. Тот, кто знает это, становится бессмертным» Но и этого мало. Нужно побороть не только чувства, но и саму мысль, чтобы обрести единение со всемирным «я». Лишь в состоянии, когда бездействует рассудок, человек может пережить слияние с Брахманом, победить смерть и возвыситься над тлением. «Не рождается и не умирает знающий Брахмана, он не происходит ни от кого и не становится никем. Не рожденный, постоянный, вечный, изначальный, он не гибнет, когда погибает тело». Он оказывается там, где невозможно найти ни одно из свойств мира, природы и духа; там нет ни добра, ни зла, ни света, ни тьмы, ни движения, ни покоя. Там царит нечто, превосходящее самую глубокую мысль человека, превосходящее само бытие. Там — страшная, непереносимая тайна, «владыка молитв» — Брахман, но в нем нет личности, какой мы ее знаем. Брахман — сверхличность, сверхсознание. Он есть и его нет, ибо он стоит выше даже этих категорий. Говоря о Нем, можно лишь отрицать качества.
Однако как из этой субстанции, о которой можно говорить лишь в отрицательных терминах, мог возникнуть пестрый мир существ и явлений? Единого ответа на этот вопрос Упанишады не давали. Но при всей запутанности брахманских космогонии их роднила одна общая идея: в творении они видели не что иное, как рождение, излияние мира из недр Абсолюта. «Как паук выпускает из себя и вбирает в себя паутину, как растение возникает из земли, как волосы возникают на голове человека, так из Непреходящего возникает все в этом мире». То есть Абсолют и мир оказываются в конце концов в чем-то тождественны. Бог в конечном итоге есть все, и материальный мир есть одно из проявлений его природы. По какой же причине Абсолют из области идеального переходит в материальное? В отличие, к примеру, от христианства, где настойчиво проводится мысль о том, что причиной творения была Любовь и что бытие есть создание любви Сущего, брахманы отрицали в этом акте какое бы то ни было этическое или нравственное начало. Миротворчество для Брахмана не более чем игра, он входит в рожденный им мир, стремясь испытать низшие виды существования и насладиться неведомыми ощущениями. Материальный мир- всего лишь сон, греза Брахмана. Испытав этот сон, он в конце концов ощущает жажду покоя и стремится уйти в свое исконное безмятежное существование. Таков вечный и неизменный круговорот космоса, в котором он то выплескивается из Брахмана, то вновь утопает, растворяется в Бездне. Вселенная, таким образом, есть что-то недолжное и даже бессмысленное. Упанишады представляли явление мира как добровольное самоограничение Божества. Но в этой «жертве» нет никакой любви и вообще ничего возвышенного — это, как уже говорилось, всего лишь божественная игра — Лила.