Она указала на огромный пирог, стоявший совсем близко от нее, всего в двух шагах.

– Охотно! – воскликнул Бырохх. – Только вот расправлюсь с этими колбасами, больно уж они вкусны.

Он продолжал жевать и, жуя, поглядывал на Скельдвеа.

– А скажи-ка мне, королева фэйри, есть ли среди твоих невидимых рабов тролли? – спросил вдруг Бырохх.

– Разумеется, – ответила фэйри высокомерно. – Я ведь поселилась на этих землях неспроста. Одни фэйри предпочитают залучать к себе людей, потому что именно людей они находят и забавными, и полезными, и даже необходимыми. Я же считаю, что от троллей больше пользы, потому что в них куда больше жизненной силы.

– А ты, кажется, пытаешься польстить мне, шалунья, – сказал Бырохх. – Что ж, это мне так нравится, что я, пожалуй, отведаю и мясного пирога… Но дай твоим фаршированным кишкам удобнее устроиться в моих кишках, ведь в правильном расположении еды по всем внутренностям едока – залог долголетия.

– Как хочешь, – ответила Скельдвеа с наигранным равнодушием. – Рабство у королевы фэйри – вещь совершенно добровольная, и никого я к этому не принуждаю.

И снова заиграла музыка, только на сей раз не разудалая, а немного даже печальная. Она тоже возбуждала аппетит, но по-другому, более тонко и хитро. Другим способом невозможно было заставить тролля съесть огромный жирный мясной пирог после того, как он уже умял, считай, полкабана и целую гору фаршированных кишок.

Тролль сказал Скельдвеа:

– Мне просто плакать хочется, такая замечательная играет у тебя музыка! – и засмеялся.

Скельдвеа пожала плечами:

– Ты не видел и тысячной доли тех богатств, которые спрятаны в моих чертогах.

– А что, – спросил Бырохх, – ты живешь тут одна?

– Да здесь полным-полно слуг, – ответила Скельдвеа. – С чего ты взял, что я живу в одиночестве?

– Да кто же считает слуг за компанию! – ответил Бырохх.

– Эй, поосторожнее, – предупредила Скельдвеа, – ведь мы говорим о твоих соплеменниках.

– Мне они, может, и соплеменники, а то и близкие родственники, – ответил на это Бырохх, – да тебе-то они никто. Вот я и удивляюсь, как ты выдерживаешь.

– Так ведь я их не вижу, – объяснила Скельдвеа. – Я нарочно погрузила их в туман, чтобы на виду оставались только их руки.

– Я бы поглядел на кого-нибудь из твоей родни, – сказал Бырохх.

Он подмигнул пустоте, и вдруг музыкальные инструменты зарыдали почти как люди, и весь чертог наполнился такой печалью, что по сметане, налитой в широкую глиняную плошку, пробежала рябь, как по песку после того, как море схлынет.

Скельдвеа сжала губы, превратив их в красную точку на очень бледном лице.

А Бырохх передвинулся к мясному пирогу и преспокойно принялся чавкать. Теперь он находился в двух шагах от Скельдвеа и знал, что ни при каких условиях не сможет увеличить это расстояние. Но тролль не слишком-то волновался: ведь если он не мог покинуть Скельдвеа, то и Скельдвеа, в свою очередь, оказывалась намертво привязанной к нему.

Скельдвеа проговорила мстительно:

– Теперь только одна вещь освободит тебя от моего общества, тролль: если ты согласишься стать моим рабом и прислуживать мне до конца твоих невидимых дней.

– Ну вот еще, – сказал тролль. – Может быть, я еще и не захочу этого. Мне нравится, когда ты так близко, Скельдвеа.

Она скрипнула зубами и делано рассмеялась.

– Все так говорят поначалу, а потом соглашаются.

– Посмотрим, кто первым из нас не выдержит, – предложил тролль, продолжая запихивать в рот огромные куски пирога. – Сдается мне, это будешь ты, Скельдвеа. Неужели ты согласишься долго выносить близость тролля? Я ведь в зубах ковыряю, и ножом, и ногтями, а вы, фэйри, такого не переносите.

– При всем желании я не сумею увеличить расстояние между нами, – сказала Скельдвеа. – Это может произойти лишь единственным способом, тем, о котором я тебе уже говорила.

– Стать твоим рабом? Превратиться в невидимку? Ну уж нет, ни за какие блага обоих миров и третьего мира в придачу! – возмутился тролль. – Ты только глянь на мои прекрасные рыжие волосы, на мои замечательные мышцы! А ты еще не видела, как они лоснятся, когда я раздеваюсь по пояс, раскрашиваю тело узорами и смазываю его маслом! У меня есть специальная меховая тряпочка, которой я себя натираю, чтобы блестеть, и клянусь тебе всем святым поднебесным, что после этих процедур я сверкаю, как настоящий бриллиант! И если ты намерена превратить эту драгоценность в нечто незримое и недоступное взору, ты просто злобная жаба и величайшая преступница по обе стороны границы, вот что я тебе скажу.

Скельдвеа пропустила всю эту тираду мимо ушей. Она внимательно смотрела на тролля, озаренного светом факелов, – толстого, с сальными губами и слипшимися от жира ресницами, и во рту у нее сделалось липко.

Однако кое-что из сказанного Быроххом не давало Скельдвеа покоя, и она поинтересовалась:

– Почему ты заговорил о моей родне?

– Может, жениться хочу! – сказал Бырохх дерзко. – Мало ли с кем ты окажешься в родстве! Не хотелось бы, знаешь ли, брать за себя проходимку. – И он принялся ковырять грязным ногтем в зубах.

Вид этого действа показался Скельдвеа отвратительным, она поскорее закрыла глаза и заткнула уши. Бырохх что-то проговорил в добавление к уже сказанному.

Скельдвеа переспросила:

– Что?

Бырохх схватил ее за руку, выдернул ее палец из уха и заставил слушать.

– Мне доводилось встречать твоих родственников, Скельдвеа, точно тебе говорю. У тебя ведь было… э… что-то вроде сестры?

– Да, – призналась Скельдвеа, не открывая глаз.

– Ага, – обрадовался Бырохх, – ну, я так и подумал. – (На самом деле он никакой сестры не видел, а просто угадал.)

– Где ты видел ее? – напустилась на него Скельдвеа.

– Там, и там, и там… – Бырохх сделал несколько неопределенных жестов, как бы желая охватить движением руки половину обитаемого мира. – Не помню где.

– У меня больше нет сестры, – произнесла Скельдвеа печально.

– Ну да? – удивился Бырохх. – А кто же тогда была та фэйри, что подарила мне свой ноготь?

Он не ожидал, что угадал настолько хорошо. Королева фэйри так и вспыхнула!

– Где ты его хранишь? – Скельдвеа вцепилась в руку Бырохха с такой силой и яростью, что тролль даже крякнул. – Где ты держишь ноготь моей сестры? Да отвечай же, громила!

– Я всегда говорил, что маленьким существам нельзя доверять, у них очень цепкая хватка, – недовольно пробурчал Бырохх.

Тролль долго шарил у себя за пазухой и наконец вынул орех.

– Я держу ее ноготь вот здесь. – Он показал орех Скельдвеа на раскрытой ладони, но когда она потянулась, быстро убрал руку. – Это моя вещь, не трогай.

– Если там ноготь моей сестры, я должна убедиться… – пробормотала Скельдвеа, жадно глядя на орех.

– Ладно, – разрешил Бырохх, – забирайся внутрь, если тебе так охота.

Скельдвеа нырнула в орех и принялась бродить там.

– Тут ничего нет, кроме шелухи, – донесся из скорлупы ее недовольный голос.

– Наверное, жучки съели ядрышко, – добродушно проговорил Бырохх. – Ищи лучше, ноготь должен быть где-то там.

Некоторое время Скельдвеа еще шуршала внутри ореха, а потом потребовала:

– А ну, выпусти меня наружу! Ты все наврал, злодейский тролль. Здесь нет никакого ногтя. Ты небось и в глаза мою сестру не видывал!

Тут Бырохх захохотал так громко, что со стен чертога посыпались арфы и барабанчики.

– Это точно, Скельдвеа, я все тебе наврал! – прокричал Бырохх. – Но ведь у тебя точно была когда-то сестра и ты ее потеряла, вот я догадался об этом и наплел тебе, будто встречал ее и храню у себя ее ноготь. Ловко придумано, а?

– Выпусти меня, – рассердилась Скельдвеа и застучала кулачками по скорлупе изнутри ореха.

– Ни за что! – воскликнул Бырохх. – Ты ведь помнишь наш первоначальный уговор: я не смею отходить от тебя дальше, чем на два шага, иначе становлюсь твоим рабом-невидимкой. Я выбрал первое – и теперь ты всегда будешь находиться при мне, Скельдвеа, внутри ореха, который я стану носить за пазухой.