— Не бойся. Мы выберемся. Это мелочи, мальчик.

Но он ревел напропалую, только иногда с трудом выплевывая из себя слова. Я и не знал, что он заикается.

— э-э-т-т-та бб-б-боль, м-м-милор-д-д… она в-в-все еще з-з-д-десь..

Не имея возможности сказать, он просто провел по своей руке и бедру. Я поднял его лицо к себе, он тут же уткнулся мне в плечо и продолжал плакать. Я старался размять ему суставы, тщательно затыкая свои, точно такие же, ощущения. Я старался его отвлечь, уже поняв, что боль отступает, когда стараешься о ней не думать. Увы… но отвлекать его я мог только одним способом — и он оскорбленно вывернулся из моих рук.

— Нам н-надо п-под-думать о освобожд-д-дении, а не об эт-том..

— Запомни, мальчик: кто никуда не торопится, тот никуда не опаздывает. Всему свое время.

И я твердо вернул его назад в свои обьятия. Стараясь не думать о том, почему же все суставы так мучительно ноют, а в мышцах словно навек затаилась странная слабость.

Утром я был вполне готов к действиям. Спать на полу было неудобно, но я все же заставил себя выспаться. Мальчик не смог заснуть до утра, беспокойно вертясь у меня под боком и тихонько постанывая от боли. Я сидел на полу у бассейна и тихо ждал. И дождался. Дверь открылась. Тут же в нее полетел мощный заряд моей силы, сметая и отбрасывая тех, кто за ней стоял. Я схватил Мейтина за руку и мы побежали по коридору. На бегу я отшвыривал ударами руки и ног тех, кто попадался на пути. Направление к поверхности я угадывал безошибочно. Нас пока никто не преследовал — а когда кто-то попытался, я с удовольствием размазал его по стене. Дверь на поверхность, а вернее, систему шлюзов, я взорвал вдребезги. Осколки полетели нам в лицо, но я успел швырнуть Мейтина на землю, и упал сам, прикрывая его. Судя по всему, спина у меня была изрядно поранена — горячие струи потекли по спине вниз.

Тут же я вскочил и мы побежали на поверхность, спотыкаясь на неудобно мелких ступенях. Отбежав несколько шагов от выхода, я остановился, толкнул мальчика себе за спину и стал вглядываться в застланный пылью и дымом проход. В нем мелькали какие-то фигуры. Я швырнул в глубину пару огненных клубков, думая, что это отпугнет преследователей. Но самой важной задачей сейчас было унести отсюда ноги более эффективно, чем пешком. Одно хорошо — наше имущество, ужатое с помощью магии до небольшого размера, было все еще при нас. Мальчик крепко держал его.

Позади нас находилось несколько машин. Среди них была одна, похожая на ту, что рисовал мне один из проклятых ящеров. Я не знал, насколько самоубийственной была идея использовать ее. В нескольких мирах мне пришлось управлять разными агрегатами. Но тут… а впрочем, терять было нечего. Мы сумели открыть машину и найти в ней то, что служило подобием пульта управления. На нем было только три выступа, и сделаны они были вовсе не под человеческую руку. Я попробовал нажать на средний — машина тут же взмыла вверх с ужасающей скоростью. Я отлетел от пульта, сбив в паденьи мальчика и натыкаясь на все углы. Но тут же я пополз, не обращая внимания на боль в ноге, обратно к пульту. Управление оказалось простым — нужно было тянуть рукоятку строго вверх, чтобы машина не кренилась, двигать в нужную сторону левую рукоятку, чтобы двигаться куда-то. Третья задавала скорость.

К этому моменту мы уже поднялись выше уровня облаков. Пришлось спуститься вниз. Я задал максимальную скорость, отпустил рукояти и мы помчались на северо-запад, к месту, где находился ближайший проход отсюда.

— Милорд! Нас догоняют!

Обернувшись, я увидел, что за нами летят три платформы. Причем, умея управлять ими лучше меня, аборигены нас настигали, и довольно быстро. Это было очень неприятно. Что же делать?

Прикинув все шансы, я развернул машину назад и помчался навстречу преследователям. Не знаю, чего они ожидали, но только не того, что я промчусь прямо между ними. Поэтому один из них столкнулся с другим, и обе машины криво спланировали на землю. Так… остался один… на время, пока упавшие не поднимутся. Я не знал, когда же они поднимутся, поэтому надо было принимать срочные меры. Я не знал, как же избавиться от последнего преследователя. Потому я просто пошел ему навстречу, прикидывая, выдержит ли машина прямой удар лоб в лоб. Я предпочел думать, что не выдержит. Но к тому времени мы спустились уже довольно низко, и я надеялся, что это закончится не немедленной гибелью. Беспокоило меня только одно — что я не мог опираться на левую ногу.

Догадливый ящер увильнулся от столкновения. Я тут же развернул удивительно послушную платформу и попытался его сбить еще раз. На этот раз все вышло великолепно: я задел его самым краем, тут же взмывая вверх. Последняя машина противника медленно пошла вниз, неловко заваливаясь на противоположную сторону. Я не стал рассматривать, что он будет делать, разворачиваясь в нужном направлении и увеличивая скорость до максимума.

Только оторвавшись от преследования, я смог обернуться. Мейтин лежал на полу, явно без сознания, и лицо его отвратительного бледно-голубого цвета. Что, как минимум, означало сильное кровотечение. Хорошенькие дела — у меня сломана нога, у мальчика какие-то внутренние повреждения. Слишком круто для общения с каким-то паршивыми голыми ящерицами…

Место, где располагался проход, я увидел сразу. Это были две старые колонны, уже наполовину обвалившиеся и замшелые. Между ними располагался проход в иной мир — невидимая грань, открывавшаяся только тем, кто обладал даром ее увидеть. Только вот ситуация была мало подходящей для прохода. Что нас ждет там — можно было узнать, только пройдя туда. А идти туда с больным мальчиком на руках было просто самоубийством. Только оставаться здесь было тоже опасно — я слишком самоуверенно показал ящерицам, куда направляюсь.

Усадив машину на землю, я подполз к мальчику. Моя нога отвратительно ныла. Я положил ладони на предполагаемое место перелома и начал лечение. В той спешке, в которой это приходилось делать, это было настоящей пыткой. Кость, даже подстегиваемая магией, должан заживать два-три дня. Иначе пациент будет испытывать нестерпимую боль… да и для здоровья это опасно. Но выхода у меня не было. И я терпел невыносимое жжение — ногу словно бы поджаривали на углях, стараясь не выть, хотя мне хотелось отгрызть собственные руки. Которые я так и держал на месте раны, пока в глазах не помутилось. Очнувшись, я тут же принялся осматривать Мейтина. Так… кости целы… а вот руки отвратительно ледяные, губы — синие, веко — бледно голубое. О, боги всех миров, помогите мне!

Я начал его лечить — это было еще более сурово, чем мое лечение. Он очнулся — от боли — и я старался не обращать внимания на его отчаянные крики. Мне нужно было быть совершенно безжалостным, чтобы сделать то, чего требовала именно жалость. Жалость и необходимость. Я сумел привести его в норму — но сил избавить его от бли уже не было. Я поднял его на ноги — тычками в спину и уговорами — и мы пошли к колоннам. Не успел я поднять руку для того, чтобы начертить первый знак, как сверху послышался свист летающих машин. Преследователи пожаловали…

Я чертил знак, стараясь не обращать внимания на приближающихся ящериц. И успел — передо мной открылась дверь в темную ночь. Я толкнул туда мальчика и прыгнул сам… в бездонную ледяную воду.