— Вычеркивай свое имя и вали отсюда. Через тридцать минут мы поднимаем корабль.
Райслинг посмотрел на него, пожал плечами и снова пошел вниз.
До спутников Юпитера пилить долго; керогаз класса «ястреб», прежде чем выйти в свободный полет, обычно продувается три вахты. Райслинг держал вторую. Глушение реактора в те времена производилось вручную с помощью масштабного верньера и монитора контроля опасности. Когда прибор засветился красным, Райслинг попытался подкорректировать реактор — безуспешно.
Джетмены не ждут — потому они и джетмены. Он задраил заглушку и взялся выуживать «горячие» стержни щипцами. Погас свет, Райслинг продолжал работу. Джетмен обязан знать машинное отделение, как язык знает зубы.
Райслинг мельком глянул поверх свинцового щита в тот момент, когда погас свет. Голубое радиационное свечение ему ничуть не помогало; он отдернул голову и продолжал удить на ощупь.
Закончив работу, он воззвал в переговорную трубу:
— Второй двигатель накрылся. И, задницы куриные, дайте сюда свет!
Свет там был — аварийная цепь, — но не для него. Голубой радиационный мираж был последним, на что отреагировал его зрительный нерв.
На обратной петле Райслинга высадили на Марс в Сухих Водах, ребята пустили шляпу по кругу, а шкипер сделал взнос в размере двухнедельного заработка. Вот и все. Финиш. Еще один космический боз, которому не посчастливилось рассчитаться сразу, когда сбежала удача. Один зимний месяц — или около того — он просидел в Куда-Дальше? с изыскателями и археологами и, вероятно, смог бы остаться навсегда в обмен на песни и игру на аккордеоне. Но космонавты умирают, если сидят на месте; он заполучил место на краулере до Сухих Вод, а оттуда — в Марсополис.
Во времена расцвета столица была хороша; заводы окаймляли Большой канал по обоим берегам и мутили древние воды мерзостью отходов. И так было до тех пор, пока Трехпланетный договор не запретил разрушение древних руин во благо коммерции; но половина стройных сказочных башен была срыта, а оставшиеся приспособлены под герметические жилища землян.
А Райслинг так и не увидел этих перемен, и никто не сказал ему о них; когда он вновь «увидел» Марсополис, он представил его прежним, таким, каким город был до того, как его рационализировали для бизнеса. Память у Райслинга была хорошей. Он стоял на прибрежной эспланаде, где предавались праздному покою великие Марсианской Древности, и видел, как красота эспланады разворачивается перед его слепыми глазами — льдисто-голубая равнина воды, не движимая прибоем, не тронутая бризом, безмятежно отражающая резкие яркие звезды марсианского неба, а за водой — кружево опор и летящие башни гения, слишком нежного для нашей громыхающей, тяжелой планеты.
В результате возник «Большой канал».
Неуловимая перемена в миропонимании, давшая ему возможность видеть красоту Марсополиса — где красоты больше не было, — повлияла не всю его жизнь. Все женщины стали для него прекрасными. Он знал их по голосам и подгонял внешность под звук. Ведь гадок душой тот, кто заговорит со слепым иначе, чем ласково и дружелюбно; сварливые брюзги, не дающие мира мужьям, даже те просветляли голоса для Райслинга.
Это населяло его мир красивыми женщинами и милосердными мужчинами. «Прохождение темной звезды», «Волосы Вероники», «Смертельная песня вудсовского кольта» и прочие любовные баллады были прямым следствием того, что его помыслы не были запятнаны липовыми мишурными истинами. Это делало его пробы зрелыми, превращало вирши в стихи, а иногда даже в поэзию.
Теперь у него была масса времени для размышлений, времени, чтобы точнее подбирать слова и трепать стихи до тех пор, пока они как следуют не споются у него в голове. Монотонный ритм «Реактивной песни» пришел к нему не когда он сам был джетменом, а позже, когда он путешествовал на попутках с Марса на Венеру и просиживал вахту со старым корабельным товарищем.
В барах Венусбурга он пел новые песни и кое-что из старых. Кто-нибудь пускал по кругу шапку; она возвращалась с обычной выручкой менестреля, удвоенной или утроенной в знак признания доблести духа, скрытого за повязкой на глазах.
Это была легкая жизнь. Любой космопорт был ему домом, любой корабль — личным экипажем. Ни одному шкиперу не приходило в голову отказаться поднять на борт лишнюю массу слепого Райслинга и помятого ящика с аккордеоном; Райслинг мотался от Венусбурга до Лейпорта, Сухих Вод, Нью-Шанхая и обратно, когда скулеж начинал доставать его.
Он никогда не приближался к Земле ближе орбитальной станции Нью-Йорк-Верх. Даже подписывая контракт на «Песни космических дорог», он сотворил свою закорючку в пассажирском лайнере где-то между Луна-сити и Ганимедом. Горовиц, первый его издатель, проводил на борту второй медовый месяц и услышал пение Райслинга на корабельной вечеринке. Горовиц на слух узнавал достойное для издательского дела; полный состав «Песен» был напет прямо на пленку в радиорубке того же корабля, прежде чем Горовиц позволил Райслингу исчезнуть с горизонта. Следующие три тома были выжаты из Райслинга в Венусбурге, куда Горовиц заслал своего агента, чтобы держал Райслинга под градусом, пока тот не спел все, что вспомнил.
«Взлет!» — не совсем подлинный Райслинг. Многое, без сомнения, принадлежит Райслингу, а «Реактивная песня» несомненно его, но большую часть стихов собрали после его смерти у людей, которые знали его во времена странствий.
«Зеленые холмы Земли» рождались двадцать лет. Самый ранний известный нам вариант был сочинен на Венере во время запоя с кем-то из подконтрактных приятелей еще до того, как Райслинг ослеп. В основном стихи были про то, что намеревались наемные работяги сотворить на Земле, если и когда они ухитрятся оплатить все роскошества и позволят себе все же уехать домой. Некоторые строфы были вульгарны, некоторые — нет, но припев был явно тот же, что и в «Зеленых холмах».
Мы точно знаем, откуда и когда пришла окончательная версия «Зеленых холмов».
Это произошло на Венере, на корабле с острова Эллис, предназначенного для прямого прыжка к Великим Озерам, Иллинойс. Кораблем был старый «Сокол» — самый юный в классе «ястреб» и первый примененный Харримановским Трестом для новой политики транспортного обслуживания пассажиров экстра-класса на трассах с движением по расписанию между земными городами и любой колонией.