Эта агрессивная, грубая и пронизанная ненавистью папская булла была прекрасным материалом для любого контрреволюционера. Из всех программных деклараций большевизма она больше всего говорит о его настоящем характере. В ней большевизм предстает без маски. Исторический факт — когда в 1933 г. Гитлер запретил в Германии всю социалистическую и коммунистическую литературу, памфлет Ленина продолжал вполне легально издаваться и распространяться.

Что касается содержания памфлета, то мы не будем здесь касаться того, что в нем говорится в отношении российской революции, истории большевизма, полемики между большевизмом и другими течениями в рабочем движении или обстоятельств победы большевиков. Речь пойдет только об основных моментах, которые со времени дискуссии между Лениным и «ультралевыми» показательны для понимания огромной разницы между оппонентами.

3

Большевистская партия, первоначально российская социал–демократическая секция Второго Интернационала, была основана не в России, а в эмиграции. После лондонского раскола 1903 г. большевистское крыло российской социал–демократии было не более чем маленькой сектой. Стоявшие за ней «массы» существовали только в воображении ее лидеров. Однако этот маленький авангард был строжайше дисциплинированной организацией, всегда готовой к активной борьбе и поддерживающей целостность с помощью последовательных чисток. Партия понималась как военное училище профессиональных революционеров. Ее неотъемлемыми педагогическими инструментами были непререкаемый авторитет лидера, строгий централизм, железная дисциплина, приспособленчество, воинственность и принесение личности в жертву партийным интересам. То, что создавал Ленин, было элитой интеллектуалов, центром, которому надлежало в ходе революции захватить руководство и власть. Бесполезно пытаться логически или абстрактно определить, правилен ли такой вид подготовки к революции, или нет. Эту проблему следует решать диалектически. Все дело в том, о какой революции идет речь. Каковы цели этой революции?

Партия Ленина действовала в рамках запоздавшей буржуазной революции в России, цель которой заключалась в свержении феодального режима царизма. Чем более централизованной будет воля правящей партии в такой революции, чем сильнее единомыслие, тем с большим успехом пойдет процесс формирования буржуазного государства и тем более перспективным окажется положение пролетарского класса в рамках нового государства. Но то, что может считаться удачным решением революционных проблем в буржуазной революции, не может быть предложено в качестве решения для революции пролетарской. Принципиальное структурное различие между буржуазным и новым, социалистическим обществом исключает такой подход.

В соответствии с революционным методом Ленина, вожди предстают как голова масс. Пройдя собственную революционную школу, они способны понять ситуацию и руководить боевыми силами, командовать ими. Они — профессиональные революционеры, генералы большой гражданской армии. Это разделение между головой и телом, интеллектуалами и массами, официальным и личным соответствует двойственному характеру классового общества, буржуазному общественному строю. Один класс обучен управлять, другой — быть управляемым. Из этой старой классовой формулы вытекает ленинская концепция партии. Его организация есть всего лишь реакция на буржуазную реальность. Его революция объективно определяется силами, создающими социальный строй, в который вписываются эти классовые отношения, независимо от субъективных устремлений, сопровождающих этот процесс.

Тот, кто стремится к буржуазному строю, сочтет разделение на вождей и массы, на авангард и рабочий класс правильной стратегией подготовки к революции. Чем более умным, обученным и превосходящим является руководство и чем более дисциплинированы и покорны массы, тем больше шансов на успех такой революции. Рассчитывая на буржуазную революцию в России, партия Ленина была наиболее приспособлена к этой цели.

Когда, однако, российская революция изменила свой характер, когда ее пролетарские черты все больше стали выходить на передний план, тактические и стратегические методы Ленина утратили свою ценность. Если большевики добились успеха, то не как авангард, а благодаря движению Советов, которое им не удалось полностью интегрировать в свои планы. И когда Ленин после успеха революции, совершенной Советами, рассеял это движение, вместе с ним исчезло все то, что было пролетарским в российской революции. Буржуазный характер революции выступил на первый план и нашел свое естественное завершение в сталинизме.

Несмотря на свою любовь к марксовой диалектике, Ленин был не в состоянии рассматривать социально–исторический процесс диалектически. Его мышление оставалось механистичным, подчиненным строгим правилам. Для него существовала только одна революционная партия — его собственная, только одна революция — российская, только один метод — большевистский. И то, что сработало в России, должно работать также в Германии, Франции, Америке, Китае и Австралии. То, что было верно для буржуазной революции в России, должно быть правильным и для мировой пролетарской революции. Монотонное приложение единожды открытой формулы вращалось в эгоцентрическом круге, невзирая на время и обстоятельства, уровень развития, культурные стандарты, идеи и людей. В Ленине с большой ясностью проявилось господство машинного века в политике; он был «техником», «изобретателем» революции, представителем всемогущей руководящей воли. Все фундаментальные характерные черты фашизма присутствовали в его доктрине, стратегии, его социальном «планировании» и его способе обращаться с людьми. Он не мог увидеть глубокий революционный смысл того, что левые отказались от традиционной партийной политики. Он не мог понять реального значения советского движения для социалистической ориентации общества. Он никогда не научился понимать предпосылки освобождения трудящихся. Авторитет, руководство, сила, на одной стороне, и организация, кадры, подчинение, на другой, — таков был ход его мыслей. Дисциплина и диктатура — эти слова наиболее часто встречаются в его писаниях. Вот почему он не мог ни понять, ни оценить идеи и действия «ультралевых», которые не принимали его стратегию и требовали того, что более всего необходимо и обязательно для революционной борьбы за социализм — то, что только сами рабочие держат свою судьбу в своих собственных руках.

4

Взять свою судьбу в свои собственные руки — этот ключ ко всем вопросам социализма был действительным содержанием всей полемики между ультралевыми и большевиками. Разногласия по вопросу о партии шли параллельно с разногласиями по вопросу о профсоюзах. Ультралевые придерживались мнения, что революционерам теперь не место в профсоюзах, что им следует создавать свои собственные организационные формы на предприятиях, на рабочих местах. Однако, благодаря своему незаслуженному авторитету, большевики смогли уже в первые недели германской революции вернуть рабочих в реакционные капиталистические профсоюзы. Чтобы разбить ультралевых и представить их в виде тупиц и контрреволюционеров, Ленин снова прибег в своем памфлете к механистическим формулам. Выдвигая аргументы против позиции левых, он ссылался не на германские профсоюзы, а на профсоюзный опыт большевиков в России. То, что профсоюзы на заре своего существования имели большое значение для классовой борьбы пролетариата, — это общепризнанный факт. Профсоюзы в России были молоды, и это оправдывало энтузиазм Ленина. Однако в других частях мира положение было иным. Полезные и прогрессивные вначале, профсоюзы в старых капиталистических странах превратились в преграду на пути освобождения рабочих. Они стали инструментом контрреволюции, и германские левые сделали вывод из этого изменения ситуации.

Ленину не помогло признание, что со временем профсоюзы превратились в защитников «профессионалистской, узкой, себялюбивой, черствой, корыстной, мещанской, империалистски настроенной и империализмом подкупленной, империализмом развращенной рабочей аристократии». Эта коррумпированная гильдия, это гангстерское руководство сегодня управляет мировым профсоюзным движением и живет за счет рабочих. Именно об этом профсоюзном движении говорили ультралевые, призывая рабочих выйти из него. Ленин однако давал демагогический ответ, ссылаясь на молодое профсоюзное движение в России, которое еще не приобрело характера профсоюзов, давно утвердившихся в иных странах. Опираясь на специфический опыт в конкретное время и в особых обстоятельствах, он счел возможным сделать из него выводы во всемирном масштабе. Революционер, утверждал он, всегда должен быть там, где массы. Но где же на самом деле массы? В офисах профсоюзов? На членских собраниях? На секретных встречах лидеров с представителями капиталистов? Нет, массы находятся на предприятиях, на своих рабочих местах, и именно там необходимо укреплять сотрудничество и солидарность между людьми. Фабричная организация, система Советов — такова настоящая организация революции, которая должна заменить все партии и профсоюзы.