В книге были еще иллюстрации, но уже не такие интересные: сцены сражений (неизвестный художник поработал и тут, набросав везде смешно оторванных рук и голов), портреты каких-то бородатых правителей и философов, еще более бородатых. Коля начал было читать про войну между какими-то Континентальными Областями, но манера изложения, рассчитанная на совсем уж маленьких читателей, быстро ему надоела.

– Детский сад, – высокомерно повторил он вслух и, отложив «Историю», отвернулся к окну. Вид не принес ни радости, ни удивления. Серое осеннее небо, стены соседних домов. В окнах напротив – ни цветов, ни штор, ни движения.

Он еще какое-то время разглядывал соседний дом, задавшись целью найти хотя бы в одном окне признаки жизни, но закончить эту экскурсию по чужим квартирам ему не дали. Из прихожей раздался лязг поворачивающегося ключа. Надо же! Он не помнил, чтобы Олег запирал дверь – его уход был совсем бесшумным. А теперь замок поддается так неохотно, медленно и ворчливо-громко. Как будто человек, орудующий ключом, хочет дать Коле время спрятаться.

Два оборота. Три.

---

Все случилось чертовски быстро.

В проеме открывшейся двери показался Олег, сложивший руки на груди и чем-то явно смущенный. Рядом, положив пятерню ему на плечо, стоял плотный, розоволицый и чрезвычайно одышливый мужчина. Коля плохо определял возраст взрослых на глаз и мог бы дать ему как тридцать, так и все пятьдесят лет: у незнакомца имелись лысина и пузо, рискованно обтянутое расходящимся пиджаком. Мужчина был бы совсем не похож на Олега, если бы не жидкие белесые волосы и глаза. Серо-стальные, почти неуместные на его лице.

– Вот он, – Олег расплел руки и коротко дернул правой в сторону гостя, как будто хотел показать пальцем, а потом не стал, вспомнив, что это неприлично. Гость попробовал вежливо улыбнуться, но лицо казалось резиновым и не подчинялось. Что-то здесь было не так. Но что?

Насторожился Коля заранее, так что, когда за спинами Олега и его отца нарисовался еще один тип, внезапная тревога только слегка усилилась. Тип был в темных очках и жевал незажженную коричневую сигарету, похожую на обломок кораблекрушения, застрявший в усах. Все трое пришедших молчали и толклись в дверях. А потом…

Усатый выхватил из-под пальто пистолет. Коля, почему-то уже ожидавший какого-нибудь подвоха, повернулся, чтобы бежать. Мысли в его голове носились с бешеной скоростью. Он не успел бы сказать вслух даже одно-единственное слово «конечно», а уже подумал: «Конечно, надо было нырять в сторону, уходить с линии огня, прятаться за косяк, а я вместо этого сейчас упрусь в стену». Это все промелькнуло в его голове не фразой, а какой-то картинкой. Отпечатком действия, которое можно было бы совершить, но – поздно.

Опрокинув стул и грудью налетев на подоконник, он услышал невнятный мальчишеский возглас и два негромких сухих хлопка, слившихся в один. «Это ненастоящий пистолет, он как-то тихо стреляет, да и вообще, маленький он какой-то», – опять же, без помощи слов подумал Коля и, не дождавшись толчка пули в спину, упал без сознания на пол чужой квартиры.

Очнулся Коля от боли в затылке и шее. Под ним был жесткий стул или скамейка. Перед глазами стоял плотный вязаный сумрак. Он попытался протереть кулаками глаза, но вместо век нащупал какую-то ткань и не сразу понял, что на голову ему надели мешок. Обнаружился и виновник боли: угол мешка не торчал вверх, как у всех заложников, которых Коля видел по телевизору, а клонился к земле, увлекая за собой голову. Мальчик попытался разогнуть шею, но не смог. Нечто чрезвычайно тяжелое, вшитое в угол мешка, – какой-то свинцовый бублик – преодолевало сопротивление и удерживало его в скрюченном состоянии.

Пытаясь размять пальцами напряженные мышцы шеи, он нащупал шнурок, которым был стянут мешок. Узла, к его удивлению, не было – только обычная круглая застежка с кнопкой, какие бывают на рюкзаках. Опасаясь подвоха, он слегка потянул ее.

– Не советую, – раздался шепот над самым ухом.

– Почему? – спросил Коля так же шепотом.

– В мешке магнетрон зашит. Если попробуешь развязать узел, он сработает и поджарит твою голову изнутри.

– Что зашито? – пленник в общих чертах понял, что его ждет, а вот объяснение – не очень.

– Магнетрон. Прибор такой. СВЧ у тебя дома есть?

– Эс-вэ-чего?

– Печь СВЧ. Микроволновка. Как она работает, представляешь?

– Ну да, – соврал Коля.

– В мешок вшит такой же генератор высоких частот, как в печке. При попытке самовольно развязать фиксирующий шнурок заключенный получает дозу облучения, и вода, из которой человек состоит на много-много процентов, внутри него просто вскипает, – голос явно цитировал какую-то инструкцию, но не без кровожадного удовольствия. – Понял теперь?

– Понял. А вы вообще кто? И где я?

– Я твой конвоир. Я буду сопровождать тебя на всем пути до места назначения. Если у тебя есть какие-то вопросы, можешь задавать. Ты имеешь на это право.

– Место назначения? А мы разве куда-то идем?

– Нет, мы едем. И скоро уже приедем.

Коля прислушался, но не уловил звуков, которыми сопровождается обычно поездка на машине, пусть даже самой бесшумной: ни шороха шин, ни чужих гудков, ни рева проносящихся мимо «самоубийц», как называл их папа. Голос проникал сквозь ткань мешка беспрепятственно, но другие звуки – если они были – явно застревали в ней. Не ощущалась и вибрация салона. То ли у них в Верхнем Мире были какие-то особенные машины, то ли конвоир врал. Проверить это, впрочем, было невозможно.

– А не проще мне было руки связать? Зачем нужен этот?.. Как его?

– Магнетрон. Опасных преступников мы полностью обездвиживаем, но в твоем случае… не было необходимости. Если ты способен слушаться и не станешь рисковать жизнью понапрасну – значит, тебя еще можно исправить. Кроме того, мешок номер два, тот, что с магнетроном, выполняет еще одну важную функцию…

От слова «исправить» мальчика передернуло. Почему-то представился пыточный стол, к которому он привязан, и блестящие инструменты – для вытягивания ног, например. Образ, к счастью, мелькнул и пропал.

– Какую функцию? – спросил Коля, облизнув губы.

– Делает твою позу более почтительной. Тебя пожелал видеть Вэ-А, наш министр. По мне, так это пустая трата времени, но ему виднее. В его присутствии голову поднимать нельзя, но после мешка номер два ты и не сможешь. При всем желании. Боль будет страшная. Я обещаю.

«А потом?» – хотел спросить Коля, но вдруг и сам понял, что будет потом. «Человека просто забирают, и никто его больше никогда не видит», – вспомнил он слова Олега.

Олег…

Предатель из Верхнего Мира явно сдал его папочке. Испугался, что его накажут, видимо, и свалил всю вину на Колю. Записку еще какую-то выдумал. Бумажку, небось, обычную спрятал в карман, а сам ушел за взрослыми. Гад, блин! Никогда не прощу!..

Никогда?

Слово налилось злобой, разбухло и заняло собой всю Колину голову. Теперь, похоже, все уже «никогда». И маму он не увидит никогда, и домой никогда не вернется.

«Не ныть!» – приказал он себе и попытался представить, что бы делали на его месте герои любимых комиксов. И обреченно подумал: ныли бы.

---

– Спасибо, голубчик, оставьте нас наедине. И мешок снимите с него.

– Господин министр, если позволите… Я бы рекомендовал кого-нибудь другого. У этого слабая психика, он по пути сюда разревелся. Если вам нужна будет запись для прессы…

– Я разберусь, голубчик. Идите.

С противным писком мешок сполз с Колиной головы. Сквозь опухшие веки мальчик увидел лоснящийся паркет и сапоги конвоира, похожие на мотоциклетные, с множеством ремешков. Пальцы впились в его подбородок и рывком подняли голову к свету гигантской люстры. Свет, впрочем, тут же заслонило насмешливое лицо. Без усов.

«Это не тот, что в меня стрелял», – равнодушно подумал Коля.

– К Вэ-А обращайся «господин министр». Голову опусти как можно ниже, спину выгни дугой, так шея будет меньше болеть, – зашептало лицо. – Когда все закончится, за тобой придут. Правда, это буду уже не я, моя смена сейчас заканчивается.