Но это был не Юпитер. Это был ад.

Он не мог ни видеть, ни слышать. Тысячи ощущений обрушились на него, и все они несли боль. Она была больше, острее и страшнее всего, что ему приходилось испытывать до этого. Но она заставила его сделать попытку открыть глаза.

Прямо перед ним оказался иллюминатор, а за ним — звезды. Джон был в космосе, в командной рубке. На мгновение он почти забыл о боли, увидев расстилавшиеся перед ним звездные просторы. Затем боль снова вернулась, и он попытался понять, что произошло и как ему необходимо действовать, чтобы прекратить эту невыносимую пытку. В рубке было темно, освещалась только гигантская панель управления. Она мигала разноцветными огоньками, подрагивала стрелками датчиков, но он не имел представления, что они означают.

Боль достигла таких размеров, что он застонал и потерял сознание.

На эти несколько минут Джон-1 вернулся в свое тело, откуда Джон-2 испарился в легкой панике. Он потерял контроль над собой и провалился в черноту. И не мог допустить, чтобы это случилось снова. Тренированная нервная система нейтрализовала часть болевых ощущений, но их оставалось еще достаточно, чтобы сознание мутилось от боли. Метеорит — да, это, должно быть, метеорит.

На передней переборке образовалась дыра размером с кулак, сквозь которую со свистом вырывался воздух. Пробив дыру, метеорит ударился в переборку за ним. Когда он испарился при ударе, здесь, должно быть, произошла ослепительная вспышка и взрыв, наделавший немало бед, — повсюду был разбрызган расплавленный металл и покорежено основание кресла пилота. Джон-2 с трудом дышал, так как компрессоры, надсадно гудя, не могли справиться с изменившимся давлением, резким падением температуры и утечкой воздуха.

В шкафчике в десяти футах от него хранился скафандр. Но Джон был не в состоянии отстегнуть привязные ремни, державшие его в кресле. Электрический разъем вышел из строя, а механический был покорежен. Он рванул пряжку, но тщетно.

Дышать становилось все труднее. Снова нахлынула паника, побороть которую он не сумел.

Джон-2 сделал судорожный глоток и закрыл глаза.

Открыл их Джон-1.

Захлестнувшая его боль казалась невыносимой. В бегстве от нее он рухнул в темноту.

И снова пилот открыл помутневшие глаза. Первое мгновение он ничего не видел, но потом ему удалось сфокусировать взгляд. Он смотрел прямо перед собой, и в глазах его не было и следа здравого смысла.

Ибо Джон-3 был ближе к своему животному естеству, нежели человек разумный, когда-либо ступавший по Земле. Выжить — вот и все, что он хотел. Выжить и спасти корабль. Он смутно помнил о Джоне-1 и Джоне-2, но в случае необходимости мог прибегнуть к их памяти. Сам он не вспоминал и не мыслил ни о чем, кроме боли. Рожденный в боли и существующий в боли: всем его миром правила одна сплошная боль.

Джон-3 был глубоко имплантирован в сознание Джона-1. Когда даже второе «я» не может спасти корабль, когда все усилия оказываются тщетны, в последнем рывке на помощь должен прийти Джон-3.

Он был предназначен не для решения тонких и сложных проблем. Увидеть — сделать. Память Джона-1 подсказала ему: «Добраться до скафандра!» Он попытался встать и понял, что не может этого сделать. Двумя руками он рванул ремни, но они не поддались. Дело в застежке; он должен открыть ее!

Из всех инструментов у него оставались только руки. Он засунул палец в пряжку и рванул ее. Палец согнулся, хрустнул и сломался. Джон-3 не почувствовал боли. Он вообще ничего не почувствовал. Он пустил в дело второй палец и снова потянул. Второй палец почти справился с задачей, но Джон ободрал его до кости. Он ухватился за пряжку третьим пальцем. Пряжка наконец сломалась, когда он зацепил ее большим пальцем. Изуродованная и переломанная кисть безвольно повисла. Он с усилием выдрался из кресла. Бедро правой ноги сломалось в тот момент, когда лопнул нижний ремень. Подтягиваясь на правой руке и отталкиваясь левой ногой, он пополз к скафандру.

Дышать становилось все труднее. Он непрестанно моргал, стряхивая ледяные кристаллы, налипавшие на ресницы. Его сердце билось вчетверо быстрее, доставляя кислород борющемуся телу.

Джона-3 не беспокоило то, что с ним происходит. Его мир всегда был только таким. Единственное, что он мог сделать, чтобы снова впасть в счастливое забытье, это завершить начатое. Только так. Он никогда не знал и его никогда не учили тому, что смерть — тоже путь к спасению.

Он старательно освободил скафандр от зажимов и влез в него. Повернул тумблер подачи кислорода и застегнул последнюю молнию. И со вздохом облегчения закрыл глаза.

Джон-2 открыл глаза и почувствовал боль. Но теперь ее можно было терпеть, ибо ситуация изменилась. Аварийная заплата прекратила утечку воздуха, и, пока компрессоры повышали давление, пилот изучал контрольную панель. Корабль должен был переходить на вспомогательную орбиту. Джону надо было брать управление в свои руки. Это все, что от него требовалось.

Когда давление достигло семи фунтов, он расстегнул скафандр и оказал себе первую помощь. Он был удивлен, увидев, в каком состоянии находится его правая рука. Он не помнил, как это произошло. Поспешив закончить перевязку, он вернулся к ремонту.

Джон так никогда и не узнал о существовании Джона-3, этого безвестного спасителя, способного на смертельный рывок и теперь покойно спящего в глубинах его существа. Джон-1 был уверен, что вытащил их из этой передряги Джон-2. Джон-2 даже не задумывался над такими вещами. Его дело — вести корабль.

Джон медленно восстанавливал силы в госпитале на Юпитере-8. Он был потрясен, увидев, как изуродовано его тело, но опасность, по мнению врачей, миновала. Боль еще долго мучила его, но он не обращал на нее внимания. Это была недорогая цена за все, что ему досталось.

Он больше не был лжецом. Он был пилотом — пусть даже на несколько секунд.

Он видел звезды.

ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

Глава 1

Хаутамяки посадил корабль на маленьком участке поверхности, покрытом обломками скал, остатке древнего лавового потока рядом с ледником. Чьонд подумала, что можно было бы совершить посадку и поближе, но командовал разведывательным кораблем Хаутамяки, и он принимал все решения. Конечно, она могла бы остаться на корабле: никто не заставлял ее пускаться с мужчинами в это ужасное, изматывающее и опасное путешествие по ледяной поверхности, здесь и там усеянной глубокими трещинами. С другой стороны, она не могла остаться и не принять участия в подъеме.

Там, высоко на склоне, находился какой-то радиомаяк, с этой ненаселенной планеты непрерывно посылающий сигналы на дюжине различных частот. Ей было необходимо присутствовать при его осмотре.

Гальяс помог ей перебраться через самый трудный участок, и она благодарно поцеловала его в обветренную щеку.

Было трудно рассчитывать, что радиомаяк установлен здесь кем-то, кроме людей, несмотря на то что корабль вел разведку участка Галактики, где люди еще не бывали. И все-таки существовала крошечная вероятность, что радиомаяк построен инопланетянами, не принадлежащими к человеческой расе. Чьонд решила обязательно присутствовать при его осмотре. Подумать только, сколько столетий искало человечество контакта с иными цивилизациями, сколько веков, исчезнувших во мраке прошлого...

Ей захотелось отдохнуть, она не привыкла к такому напряжению. Чьонд была в одной связке с двумя мужчинами — один находился выше ее, другой позади, — и когда она остановилась, пришлось остановиться и им. Почувствовав ее нерешительный рывок, Хаутамяки замер на месте, медленно обернулся и посмотрел на нее сверху. Он молчал, но все его тело — с могучими мускулами, загорелое и совершенно обнаженное под прозрачным герметическим скафандром — выражало его чувства. Хаутамяки дышал легко и свободно, бесстрастно и презрительно глядя на ее широко открытый рот, хватавший воздух, и тяжело вздымавшуюся грудь. Что ты за человек, Хаутамяки, если с таким презрением относишься к женщине?