Утром Голубев и Кожанов упаковали вещи. Хромовые ботинки, суконные брюки, шинели втиснули в вещевые мешки и чемоданы. При себе оставили шапки-ушанки да летное обмундирование: стоял крепкий мороз, а в тыл им нужно было отправляться на неутепленном транспортном самолете.

Сославшись на дела, Василий заторопился на аэродром. Он слукавил: никаких дел у него не было. Просто захотелось в последний раз побывать наедине со своим надежным боевым другом - истребителем И-16 с двумя тройками на борту. Увидев командира, техник самолета поднял было руку к головному убору. Но капитан остановил его:

- Не надо рапорта.

- Жду представителя от соседей, - произнес техник, вытирая руки паклей. - К передаче наш "ишачок" готов.

- И не жалко машину? - спросил Голубев.

- Очень жалко, товарищ капитан, да что тут поделаешь, - вздохнул техник, - приказ!

Василий мягко хлопнул по крылу самолета, подошел к хвосту, бросил взгляд на кабину. Разбитый в недавней схватке "мессером" плексигласовый козырек был уже заменен другим. Мелкие пробоины в плоскостях и фюзеляже - аккуратно залатаны. Плотнее обычного прилегали к своим местам капоты мотора. Сколько же боевых ран получил этот самолет! Но и сейчас он будто говорил летчику всем своим видом: готов по твоей воле сразу взмыть в небо.

- Прощай, друг. Пройдет немного времени, и я сяду в кабину истребителя Ла-5, - в раздумье произнес капитан. - Но тебя, сослужившего мне добрую службу, никогда не забуду, а твой бортовой номер попрошу разрешение написать на новом самолете.

Голубев вздохнул и зашагал к землянке. Здесь уже готовились к посадке в транспортник. Впереди гвардейцев ждала учеба. А за нею - грядущие бои.

Новые крылья

Когда Ли-2 зарулил на стоянку тылового аэродрома, фронтовики вышли из кабины на землю, они сразу оказались в обстановке, от которой давно уже отвыкли. Кругом тишина. Из раскинувшейся недалеко деревни доносились детские голоса, мычание коров, лай собак и пение петухов. Еще вчера были вылеты, жестокие воздушные бои, постоянное, почти изматывающее напряжение. А сегодня - мирная неторопливость, чистое небо, тихая трудовая жизнь... Удивительная перемена!

Устроились быстро. В первый же день оборудовали под жилье пустовавшие деревенские хаты. Временные аэродромные постройки приспособили под классные комнаты. Тут же разработали жесткое расписание занятий. В организацию учебы Голубев окунулся с головой. По существу, это и было его основной обязанностью - как заместителя командира авиаполка по летной подготовке, старшего по должности в гарнизоне.

Переучивались ускоренным темпом. Ранние подъемы и поздние отбои. Целыми днями занятия в классах, а чаще - возле самолета. Вскоре закончили освоение теории. Наступил черед полетов. Фронтовым летчикам не составляло особого труда пересесть с одного типа истребителя на другой, пусть даже мало знакомый. Другое дело - приобрести умение грамотно применять его в бою. Тактические приемы, которые использовали гвардейцы на И-16, для Ла-5 не подходили.

- С чего начнем? - спросил Голубева заместитель командира полка по политической части майор Безносов.

- Пока с того, что сами знаем и умеем, - оторвавшись от бумаг, ответил капитан.

Полеты начались организованно. Закрытая кабина, надежная радиостанция, легкое управление, высокая маневренность на вертикалях, большая скороподъемность выгодно отличали Ла-5 от И-16. Мощный мотор позволял развивать скорость до 610 километров в час - на 250 больше, чем у "ишачка". Вооружен был "лавочкин" двумя пушками ШВАК калибра двадцать миллиметров.

Обстановка под Ленинградом оставалась нелегкой, требовала скорейшего прихода Ла-5 на фронт, и гвардейцы торопились. Первым поднялся в небо Голубев. Вернувшись, тут же поделился с командирами эскадрилий и звеньев особенностями пилотирования нового истребителя. И вскоре выпустил их в небо. Они дали путевку остальным летчикам. Учебные двухместные "лавочкины" тогда еще не поступили, все уходили в воздух без провозных полетов. Но, однако, обошлось без грубых ошибок - сказалась хорошая подготовка на земле.

Все светлое время не смолкал на аэродроме гул авиационных моторов. Учебу не прекращали и вечерами. Проводили теоретические конференции, детальные разборы полетов. Обязательной считалась в конце дня политинформация о положении на фронте, иногда трещал движок кинопередвижки деревенского клуба. В боевых листках отмечали лучших, напоминали: до отлета эскадрилий остаются считанные дни.

И вот переучивание закончено. Поступил приказ: первого апреля перелететь в Кронштадт. Двадцать серо-зеленых истребителей, поблескивая на солнце стеклами кабин, выстроились на краю аэродрома для взлета парами друг за другом.

Голубев - в головном самолете. Приподнявшись с сиденья, он оглядел весь этот внушительный строй. Сразу за ведущей парой - эскадрилья Кожанова. Чуть поодаль - Васильева.

- Доложите о готовности, - запросил капитан.

- К взлету готовы, - раздались ответы Кожанова и Васильева.

И захлопали сдвижные крышки фонарей. Запели мерную стальную песнь моторы - сначала флагманского истребителя, затем остальных. "Лавочкины" пара за парой стремительно разбегались и отрывались от земли. Приняв боевой порядок, группа сделала прощальный круг над аэродромом и развернулась на запад.

...Не каждый день выпадал летным: с апрельской погодой приходилось считаться. А она менялась, случалось, по нескольку раз в сутки. Летчики старались приноравливаться к ее капризам.

- Опять солнце, снег и дождь вперемежку, - сокрушался начальник штаба полка майор Тарараксин, озабоченный четким планированием распорядка дня.

- Не зря частую смену погоды в это время года в народе называют "апрельскими затеями", - заметил Голубев. - Будем работать по двум вариантам: одним составом при хорошей погоде, другим - при плохой.

В землянку неожиданно вошел полковник Кондратьев. Комбриг только что прилетел из Ленинграда. Он навещал в госпитале тяжело раненного в марте командира полка подполковника Борисова.

- Лечение его затянется надолго, - сообщил полковник, - вряд ли он сможет летать. Вам, капитан Голубев, до возвращения Борисова приказываю командовать полком.

Василий давно уже руководил частью. Распоряжение комбрига по существу лишь узаконило то, что было свершившимся фактом.

- На сегодня есть задание, - Кондратьев широким шагом подошел к столу. - Будете прикрывать штурмовиков седьмого гвардейского авиаполка и вести разведку.

Голубев и Тарараксин переглянулись. Оба поняли: день будет напряженным. "Ильюшиным" не требовалось большой высоты, они ходили на боевые задания и при низкой облачности.

- С командиром штурмового полка майором Хроленко я договорился. Вылетать будете по его сигналам, - присев на стул, Кондратьев заглянул в составленные Голубевым списки.

- Это состав группы в зависимости от погоды, - пояснил капитан. - А разведку поручим второй эскадрилье. Там пилоты крепкие.

...Поступил сигнал о вылете штурмовиков на подавление батареи врага, обстреливавшей Ленинград. Почти сразу взлетела и шестерка истребителей прикрытия во главе с Голубевым. Ведущими двух других пар он назначил капитанов Кожанова и Васильева.

Батарея находилась примерно в сорока километрах от аэродрома. Летчики знали: на пути к ней и в районе цели много зениток. Едва пересекли линию фронта, сразу попали под их интенсивный огонь. Но штурмовики, маневрируя, упорно шли вперед.

Ведущий летающих танков (так называли штурмовики Ил-2) отыскал батарею № 906, как обозначалась их цель, и тут же ринулся на нее. Между тем шапки разрывов окружили следующие за ним самолеты. Голубев услышал тревожный голос своего ведомого младшего лейтенанта Селютина:

- 33-й, один "горбатый" горит!

- Вижу, - отозвался капитан. - Всем усилить наблюдение за воздухом.