В 1937-м Федоров в числе многих известных летчиков того времени отправился в Испанию выполнять «интернациональный долг». Почти за год войны Федоров одержал 20 воздушных побед и совершил два тарана. После Испании был Халхин-Гол, а затем Финская война. Вернувшись на родину, он был представлен к званию Героя Советского Союза. Но получить Золотую Звезду Федорову было не суждено.
На проводящемся в Кремле банкете в честь «воинов-интернационалистов», куда были приглашены и летчики, и пехотинцы, и танкисты, и моряки, возникла драка, закончившаяся стрельбой. Были и жертвы. Федоров, попавший под «горячую руку» сотрудников НКВД, был объявлен одним из зачинщиков скандала. В результате представление на «героя» было отозвано, а на Лубянке на Федорова заведена особая папка.
Из ВВС Федорову пришлось уйти. Он стал испытателем в КБ Лавочкина. Но НКВД так и не оставило летчика в покое и сделало все, чтобы сломать ему и жизнь, и карьеру…
Война застала Федорова в Горьком, где он работал на заводе испытателем. Целый год он безрезультатно «бомбардировал» высшие инстанции рапортами с просьбой отправить его на фронт, а в июне 1942-го попросту сбежал на войну на опытном истребителе ЛаГГ-3, сделав на прощание три «мертвые петли» под мостом через Волгу…
До линии фронта было почти 500 км пути, где его не только обстреливали зенитки, но и атаковали два МиГ-3 московских сил противовоздушной обороны. Счастливо избежав опасности, Иван Евграфович приземлился на аэродроме подмосковного Клина, в расположении штаба 3-й воздушной армии.
Командующий армией, прославленный полярный летчик Михаил Громов, выслушав подробный доклад «волонтера», принял решение оставить его у себя. За первые полтора месяца Федоров сбил 18 немецких самолетов и уже в октябре 1942 года был назначен командиром 157-го истребительного авиационного полка. Весну 1943-го он встретил уже командиром 273-й авиадивизии. А еще с лета 1942 до весны 1943 года Федоров командовал уникальной группой из 64 летчиков-штрафников, созданной по личному распоряжению Сталина. Тот считал неразумным отправлять пусть даже серьезно провинившихся пилотов в наземные штрафбаты, где они не могли принести никакой пользы, да и ситуация на фронте тогда складывалась так, что каждый обученный и опытный пилот был буквально на вес золота. Но командовать этими «воздушными хулиганами» никто из асов 3 ВА, куда были прикомандированы штрафники, не хотел. И тогда Федоров сам вызвался руководить ими. При том, что Громов наделил его правом расстреливать на месте каждого при малейшей попытке неповиновения, Федоров этим правом не воспользовался ни разу.
В мае 44-го Федоров, добровольно уйдя с должности командира 213-й авиадивизии, не желая заниматься «бумажной», по его мнению, работой, стал заместителем командира 269-й авиадивизии, получив возможность больше летать. Вскоре ему удалось собрать специальную группу, состоящую из девяти летчиков, вместе с которыми он занимался так называемой «свободной охотой» за линией фронта.
После тщательно проведенной разведки группа федоровских «охотников», хорошо знавшая расположение аэродромов противника, обычно к вечеру пролетала над одним из них и сбрасывала вымпел, представлявший собой банку из-под американской тушенки с грузом и запиской внутри. В этой записке, написанной на немецком языке, летчикам Люфтваффе предлагалось выйти на поединок, причем строго по числу прилетевших с советской стороны. В случае нарушения численного паритета «лишние» просто сбивались на взлете. Немцы, разумеется, вызов принимали. В этих «дуэлях» Федоров одержал 21 победу. Но, пожалуй, самый свой удачный бой Иван Федоров провел в небе над Восточной Пруссией в конце 1944-го, сбив сразу 9 «Мессершмитов», изготовившихся для атаки Ил-2 и неосмотрительно собравшихся в круг. За все эти яркие достижения ас получил фронтовое прозвище Анархист.
Все летчики «группы Федорова» получили звание Героя Советского Союза, а двое из них — Василий Зайцев и Андрей Боровых — были удостоены его дважды. Исключение составлял только сам командир. Все представления Федорова к этому званию по-прежнему «заворачивались».
В феврале 1945 года немецкое командование, стремясь сдержать наступление советских войск на Берлин, перебросило теперь уже с Запада на Восток около 500 истребителей. Но «разогнавшийся каток» было уже не остановить.
В последний год войны Люфтваффе столкнулись с проблемами советских ВВС времен начала войны. Уровень подготовки молодых пилотов был удручающе низок — всего 50 часов налета в учебных подразделениях против 300 часов «образца» 42-го. Новобранцы практически тут же отправлялись в первый самостоятельный боевой вылет, очень часто становившийся последним. Из рук вон плохим было также и снабжение горючим. Впрочем, качество немецких истребителей по-прежнему оставалось очень высоким.
В конце войны немцы летали на «Мессершмитах» Bf-109G 10, G-14 и K-4, а также на особенно удачном FW-190 D-9 «Дора». Все эти истребители развивали скорость до 700 км/ч и благодаря отличным ТТХ давали опытным пилотам возможность добиваться успеха в условиях огромного численного превосходства противника, а новичкам — оторваться от преследования.
Люфтваффе до самого финала не утрачивали своей эффективности, достаточно сказать, что потери советских ВВС в 1945 году составили около 2 000 истребителей, а Люфтваффе — около 1 000.
И все же в мае 1945-го советская военная авиация, ставшая к тому времени организованной и умелой боевой силой, праздновала заслуженную победу над лучшими летчиками в мире. Пилоты Люфтваффе были беспощадными, но хорошими учителями. Ученики же, как это часто бывает, превзошли своих учителей, хотя последние взяли за это обучение слишком высокую плату.
Во всех крупных воздушных сражениях середины и конца войны активное участие принимал один из наиболее выдающихся летчиков-истребителей второй мировой войны, самый результативный пилот Люфтваффе Эрих Хартманн из JG-52, одержавший на Восточном фронте 352 победы.
Попав на фронт в октябре 1942-го, будучи 20 лет от роду, свою 150-ю победу он одержал уже через год. Хартманн сумел довести до совершенства основной тактический прием, присущий немецким истребителям, — внезапную атаку противника. Сам он атаковал, как правило, только в том случае, если для этого были благоприятные условия, всячески стараясь не ввязываться в маневренные бои, так называемые «собачьи свалки». Как говорили в Люфтваффе, он был из тех, кто предпочитал летать «головой», а не «мускулами». Хотя и в «мускульном» стиле пилотирования с Хартманном могли сравниться очень немногие. В учебном подразделении управлять боевым истребителем его учил чемпион Германии по высшему пилотажу Эрих Хохаген.
Эрих Хартманн стремился сделать свои действия максимально эффективными и, как никто другой, преуспел в этом: «Меня никогда не заботили проблемы воздушного боя. Я просто почти никогда не ввязывался в поединок с русскими. Моей тактикой была внезапность. Забраться повыше и по возможности зайти со стороны солнца... Девяносто процентов моих атак были внезапными и заставали противника врасплох. Если я добивался успеха, то быстро уходил, делал небольшую паузу и вновь оценивал обстановку…»
Еще будучи в учебных подразделениях, Хартманн отличался редкими способностями в воздушной стрельбе, практически всегда перекрывая установленные нормативы. А во время боевых действий для него не составляло особого труда поразить цель с 300 метров, хотя излюбленной его дистанцией было расстояние «пистолетного выстрела», а именно 50 — 70 метров. Поэтому его истребитель по крайней мере пять раз повреждался отлетающими обломками его «жертв», а Хартманн был вынужден идти на посадку. Вообще, это «упражнение» он проделывал за войну в общей сложности 15 раз, но всегда только из-за поражения его самолета зенитным огнем, чужими обломками или в результате технических неисправностей. Другим же истребителем Эрих Хартманн не был сбит в бою никогда, и ни разу за всю войну он не получил ни одного ранения. Правда, после одной из своих посадок «на брюхо» он попал в плен, но почти сразу же сумел бежать.