Когда паровоз дал прощальный гудок и выехал за пределы города, душу Кэтрин охватило сильное волнение и ее сердце забилось в такт торопливо стучавшим колесам. Как самонадеянно было полагать, что она способна проделать этот путь самостоятельно. Седрик, понимавший ее состояние, как истинный мудрый наставник старался успокоить ее и по мере сил подготовить к предстоящей встрече с мистером Бизли. Она была в новом костюме, в руках держала ридикюль. Вместо старого коврового саквояжа у нее теперь имелся роскошный кожаный чемодан, в данный момент помещенный в багажную сетку у нее над головой. Уоллер ехал в этом же поезде, ближе к почтовому вагону, готовый взять на себя такие мелочи, как поиски кеба на месте их назначения.

«Просто поразительно, как деньги способны изменить жизнь человека», – думала Кэтрин, когда в их купе постучали и явившийся стюард, облаченный в белоснежный сюртук, сообщил, что в вагоне-ресторане для них сервирован ланч. «Нельзя сказать, чтобы мне это не нравилось, – продолжала рассуждать девушка. – Гувернантка? Компаньонка? Ну, пожалуй, этот род занятий, хотя и имеет некоторые преимущества, поставил бы меня примерно в то же положение, которое занимает сейчас Уоллер: несчастное создание, призванное вечно оставаться на побегушках. А с другой стороны, могу ли я принять предложение дяди Седрика и стать его подопечной? Думаю, что нет. Несмотря на всю его доброту, я больше не смогу чувствовать себя свободной, я буду всем ему обязана. Да к тому же я уверена, что он пустится во все тяжкие, стараясь подыскать мне мужа. Но когда буду выходить замуж, если я буду выходить, я бы хотела выбрать себе супруга сама, чтобы его можно было любить и уважать и он не оказался бы набитой деньгами куклой с громким титулом и куцыми мозгами».

Против ожиданий Седрика, Кэтрин знала о взаимоотношении полов гораздо больше, чем полагалось в те времена хорошо воспитанной невинной девице. Джон Энсон, всегда старавшийся быть с нею честным, давно ответил на все интересовавшие ее вопросы. Он пояснил Кэтрин, что ее мать очутилась на брачном ложе в совершенном неведении относительно того, что с нею должно произойти, – и после этого он дал клятву, что не позволит случиться подобному с его дочерью.

Итак, еще в переходном возрасте, когда она заинтересовалась изменениями в своем теле, отец рассказал ей о физической стороне любви и к тому же дал прочитать кое-какие книги, – старые, не подвергавшиеся цензуре книги с толковыми иллюстрациями, изданные задолго до того, как ныне правящая королева воссела на трон и ее узколобость в вопросах морали нашла отражение в воцарившихся в обществе нравах: оборочками стыдливо прикрывались даже ножки больших роялей. «Тщательно скрывая изнанку жизни, – пояснял Джон, – правящие круги стараются изобразить англичан этакими херувимчиками, а царственную пару – королеву Викторию с супругом, принцем Альбертом, – идеальной парой. Все это лишь на поверхности, – предупреждал Кэтрин отец. – За этим фасадом по-прежнему укрывается порок: джентльмены содержат любовниц и навещают бордели, в то время как их жены корчат из себя святую невинность».

«Ох, отец, как же мне не хватает тебя, – думала Кэтрин, сидя напротив Седрика за маленьким столиком. Стюард подал им ланч, за окнами вагона проносились поля и луга, за которыми уже была видна широкая Темза, обрамленная прелестными усадьбами, пышными садами, спускающимися к самой воде, где расположились многочисленные причалы для кораблей. – Я не могу ни с кем так говорить, как с тобою, отец. И я так хотела бы, чтоб ты увидал мою забавную шляпку!»

Повернув прочь от реки, поезд побежал по менее приятной местности: мрачные заводские корпуса, узкие улочки, похожие одна на другую, запруженные толпами горожан. Наконец они прибыли на вокзал, и он оказался грандиозным сооружением, изрядно превосходившим Темпл-Мидз.

На платформах царила толчея: приезжавшие, уезжавшие, встречавшие кого-то люди. Здесь можно было встретить леди в роскошной шляпке и шали, и облаченного во фрак джентльмена в шелковом цилиндре, и малышей, испуганно таращивших глаза, вцепившись в юбки своих нянек. Группа маленьких мальчиков в галстуках Итонского колледжа и наглухо застегнутых строгих темных костюмчиках пробиралась сквозь толпу, в то время как горничные тащили многочисленные сумки их наставниц, а лакеи – багаж своих маленьких хозяев.

Свистки паровозов, шипение пара, грохот захлопывавшихся дверей и скрип чугунных колес по чугунным рельсам создавали невообразимый шум. Кэтрин была рада, когда почувствовала у себя на локте мягкое пожатие Седрика, который повлек ее к кебам.

Они торопливо забрались внутрь и, покинув Паддингтон, поехали прямо к Гортранс-Отелю, весьма солидному заведению на Элбермарл-стрит, которое Седрик счел подходящим для Кэтрин. Высадив Уоллера и оставив на его попечение багаж, он небрежно постучал по крыше экипажа концом трости. Открылось окошечко, в котором появилась физиономия кебмена.

– Куда прикажете, милс'дарь?

– 21, Тауэр Гэйт.

Седрик ободряюще улыбнулся Кэтрин, которая была слишком подавлена, чтобы произнести хоть слово. Скрестив ноги в серо-голубых облегающих брюках и поправив свой цилиндр от Гомбурга, он сказал:

– Осмотром города мы займемся попозже, моя милая. А сейчас мы навестим мистера Бизли.

«Лондон вроде Бристоля, только гораздо больше», – думала Кэтрин, изредка поглядывая в окно кеба. На улице шел дождь, и колеса экипажей и копыта лошадей хлюпали по мокрой мостовой. Тротуары были полны народу, и их обоняние истязалось невообразимой гаммой запахов: людской пот, выпеченный хлеб, рыба, гниющие овощи и пышущие паром кучи свежего конского навоза.

Когда она задумывалась над тем, как могла бы выглядеть контора господ Бизли, Питлайка и Брауна, ей представлялось что-нибудь вроде обшарпанного здания в переулке, с множеством этажей и переходов.

Реальность превзошла все ее ожидания: белый особняк эпохи Регентства, с террасами, балконами, чугунными колоннами, в окружении тенистых деревьев, он больше походил на резиденцию какого-нибудь вельможи.

Приказав кебмену ждать, Седрик подвел Кэтрин к внушительным дверям в глубине округлого портика. Здесь он взялся за дверной молоток и решительно постучал. Через несколько секунд двери распахнулись, и клерк проводил их через просторную переднюю во внушительных размеров комнату, правая стена которой была сплошь заставлена книгами. Из-за стола красного дерева, обтянутого кожей, навстречу им поднялся человек. Он подал руку для приветствия:

– Мисс Энсон. Лорд Гамильтон. Весьма польщен. Меня зовут Ралф Бизли.

Ралф Бизли оказался весьма щуплым человеком. Он носил сверхконсервативный костюм черного цвета, белоснежную рубашку с тугим воротником и тщательно завязанным галстуком, в котором посверкивала жемчужная булавка. Коротко подстриженная, ухоженная бородка начинала седеть.

– Добрый день, мистер Бизли, – отвечал Седрик, пристально разглядывая юриста. По его твердому убеждению, все законники были мошенниками и шулерами.

– Добрый день, сэр. – Кэтрин чувствовала себя менее уверенно, подавленная внушительной обстановкой и солидной внешностью господина, с улыбкой на нее взиравшего.

– Прошу вас, присядьте. – Бизли указал на два изящных кресла с высокой спинкой возле своего стола. – Позвольте предложить вам прохладительные напитки, милорд? Чашку чая?

– Я бы предпочел что-нибудь покрепче, с вашего позволения. Вполне подошло бы виски, а мисс Энсон, я уверен, не откажется от чая.

Бизли схватил со стола колокольчик, и на его зов тут же явился слуга, получивший ряд приказаний. Поместив трость на колени, а цилиндр на край стола, Седрик не сводил глаз с усаживавшегося на свое место юриста.

– Итак, сэр. Что все это значит? – требовательно спросил он. – Мисс Энсон поставлена в крайне щекотливое положение, не говоря уже обо мне. Как я упоминал в своем письме, я старый друг их семьи. Вы можете свободно говорить обо всем в моем присутствии.

– Несомненно, милорд, – торопливо отвечал Бизли. – Ваш авторитет вне всяких сомнений. Многие из ваших предков брали под свою опеку юных леди. Как я полагаю, она осталась одна на всем свете?